над крышей, даже вопли Мяурисио. Как и его пушистый заложник, главный котолик тоже не замечал посторонних. Он в экстазе воздел пухлые руки к небу и повторял: «Ня! Ня!».
– Именем Императрицы и во имя Закона об уважении к животным, – загремел Филипп Петрович, приближаясь к дель Муро Второму, погруженному в религиозный транс, – вы арестованы за попытку…
– Да благословит нас Коспожа, мышата! – заорал Мяурисио и прикоснулся к своему Перстню.
Лиза кинулась к питомцу. Поздно.
Винты церковного квадрика бешено завертелись. Дрон дрогнул и оторвался от крыши.
– Мяв? – недовольно пробурчал Пуся, пробуждаясь от ангельского сна.
– Отмените запуск, сударь!
– Пуська, прыгай! Прыгай, тебе говорят, Пусятина безмозглая!
Квадрик с Пусей, орущим дурным голосом, поднимался все выше.
– Какого пса вы тут делаете, господа?!
Мяурисио только сейчас обнаружил, что на крыше есть еще кто-то, кроме него. Он смотрел на незваных гостей, разинув рот и недоуменно моргая подведенными веками. Золотой колпак с кошачьей лапкой съехал на сторону, и вообще глава Котолической церкви представлял сейчас из себя довольно комичное зрелище, эдакий доморощенный клоун из провинциального цирка, – вот только Лизе было не до смеха.
Толпа внизу заволновалась. Послышались выкрики. Людям явно не понравилось появление новых персонажей на религиозной сцене.
– Немедленно верните кота на землю, сударь! – Филипп Петрович наставил на Мяурисио короткую черную дубинку. Несерьезное оружие, подумала Лиза, кого он хочет этой игрушкой напугать? – Именем Императрицы и во имя Закона об уважении к животным вы арестованы за попытку покушения на жизнь кота, а также причинение морального вреда его хозяину…
Мяурисио отступил на шаг назад, нашел глазами ближайшую летающую камеру и заголосил:
– Это гонения! Такие же терпели первые котолики от жестокого египетского фараона! Они не сдались, и мы не подведем тебя, о Усус! Лети! Пари, пушистый сын богини Бастет! Возвращайся в свой Домик на небесах! Ня, мышата!
Верующие в едином порыве выдохнули: «Ня!»
Глава 7
Ситуация была катастрофической. Пуся взмывал все выше. Его дикий мяв терялся в атмосфере. Филипп Петрович, несмотря на темный народный гнев, ощутимо поднимавшийся снизу, явно приготовился атаковать Мяурисио – из его смехотворной дубинки вдруг вылетели синие электрические разряды. Папа всех котофанатов, в свою очередь, метал искры из подведенных глаз, а его внушительная комплекция не позволяла шефу Седьмого отделения надеяться на быструю победу в схватке.
Вот все тут такие умные и продвинутые, а без меня все равно обойтись не могут, сказала себе Лиза, пробормотала «ну, кофеин мне помоги!» – и завопила во всю силу простуженных (наверняка) и прокуренных (вот это точно) легких:
– Дружок, ко мне!
Пёс с радостным лаем выскочил на крышу и широкими прыжками, волоча за собой Лизин шарф, понесся к группе приятных ему людей (и Филиппу Петровичу).
– А ну-ка расцелуй своего хозяина, Дружок, можно! Поздоровайся с ним, давай! – скомандовала Лиза, указав на Мяурисио, и пёс с восторженным подвыванием кинулся облизывать Папе лицо, встав передними лапами на его внушительный живот.
Толпа внизу ахнула. Особо нервные котолички испуганно завизжали. Мяурисио пытался спихнуть с себя навязчивое животное, но это было не так-то просто – громадине-псу не терпелось слиться со своим хозяином в неразрывных объятиях.
Лиза, с возрастающей тревогой посматривая вслед ускользающему Пусе, повернулась к ближайшей летающей камере и затараторила:
– Товарищи! Котодрузья! Вы, конечно, простите, что прерываю ваши безумные моления, но сами поглядите: некоторые товарищи вам совсем не товарищи! Я имею в виду вашего духовного котолидера, вот этого, эээ, Папашу – который, как мы выяснили, является самым настоящим собачником. То есть вашим, которебята, идеологическим противником. Да он же продал душу этой собаке! Вон как обнимаются!
– Это не моя! – невнятно запротестовал Мяурисио, и прибавил что-то еще, но что именно – понять было невозможно, потому что пёс именно в этот момент принялся вылизывать Папин нос-картошку.
Филипп Петрович тем временем каким-то чудом ухитрился сдернуть Перстень с толстого пальца обездвиженного дель Муро Второго, и теперь отчаянно стучал по кольцу, взывая к его разуму. «Разрядился, подлец, и в такой момент!», стонал шеф еле слышно. Усы его драматично обвисли.
Народ внизу шумел, как море в неспокойную погоду. Лиза прибавила газку.
– Теперь-то, уважаемые кототоварищи, вы понимаете, что перед вами демон-искуситель, одним словом, плохой парень, который не имел никакого права отправлять, эмм, Святого Усуса восвояси. Да еще и наверняка не покормил котика перед полетом! В общем, ребятки: Усус должен вернуться. Согласны? Ня, мышатки?
С площади раздались неуверенные, одиночные «Ня». И вдруг – о чудо! Квадрокоптер с Пусей на борту, превратившийся к этому моменту в едва различимую точку, внезапно сменил курс – на сто восемьдесят градусов. Теперь дрон начал стремительно увеличиваться в размерах, приближаясь к крыше церкви. Лиза вновь услышала Пусины недовольные завывания.
Не понимая, что происходит, – вмешательство инопланетян? Коспожа Бастет смилостивилась? – Лиза на всякий случай решила не останавливаться. Она подняла с крыши золотую дразнилку с перьями, которую Мяурисио выронил в разгар борьбы с песиком, и принялась ей размахивать во все стороны, по мере сил копируя движения главного котолика:
– Святой и Непогрешимый (не всегда, конечно, но по большей части) Усус должен быть здесь, среди нас, чтобы одаривать нас своей пушистостью и благословлять своим мотоциклетным мурлыканьем! Ня, товарищи!
– Ня! – Голоса верующих значительно окрепли. Теперь это уже было больше похоже на слаженный монолитный хор, провожавший Пуську на небеса.
Еще чуть-чуть, и квадрокоптер опустится на крышу… Сигнальные огни уже бросают отблески на золотую дразнилку. Главное – продолжать мяулитву, которая почему-то реально работает. Почему – будем выяснять позже. А сейчас – как там охмурял Мяурисио?
Она взглянула на дель Муро Второго, представлявшего из себя жалкое зрелище: пёс на радостях опрокинул хозяина на спину, для большего удобства в лизании. Макияж главного котолика, смешавшись с собачьими слюнями, тек по его щекам, делая Котопапу похожим на очень, очень грустного и очень, очень полного Пьеро. Дяденька, судя по всему, уже оставил попытки отделаться от восторженного питомца – теперь он просто злобно пыхтел, лежа на крыше большой сверкающей кучей. Золотой колпак откатился куда-то в угол, обнажив взорам верующих гладкую лысину вождя.
Так как же там было? Выпроси сосиску у ближнего своего? Раздери обои ближнему своему? Возлежи на любимом кресле ближнего своего и делай вид, что не слышишь, когда тебя по-хорошему просят пойти поспать в другое место? Нет, не то. А, вспомнила.
– Возлижите ближнего своего, товарищи мышатки! – крикнула Лиза. Пуся был совсем близко, квадрик мигал сигнальными лампами над парапетом крыши. – Усус только что по секрету мне мяукнул,