Предосторожность доведена до того, что на известном расстоянии друг от друга построены крытые места остановок омнибусов, чтобы можно было подниматься на них или спускаться с них, не опасаясь ни грязи, ни дождя.
Ты видишь, мой дорогой друг, что можно прогуляться по всему городу Икаре — в экипаже, когда спешишь, садами, когда погода хороша, и под портиками, когда погода плоха, не нуждаясь ни в солнечном, ни в дождевом зонтике и ничего не опасаясь, тогда как тысячи аварий и несчастных случаев, ежегодно обрушивающихся на жителей Парижа и Лондона, свидетельствуют о позорном бессилии или варварском равнодушии правительств.
Ты, конечно, представляешь себе, что город прекрасно освещен [11], так же хорошо, как Париж: и Лондон, даже гораздо лучше, так как осветительные материалы не поглощаются ни лавками, ибо таковых нет, ни мастерскими, ибо никто не работает вечером. Освещаются поэтому главным образом улицы и общественные здания. Не только газ не распространяет никакого запаха, ибо найдено средство для его очистки, но и освещение соединяет в самой высокой степени приятное с полезным либо при помощи изящной и разнообразной формы фонарей, либо многочисленными фигурами и цветами, которыми украшают осветительные аппараты. Я видел достаточно много хороших иллюминаций в Лондоне на некоторых улицах в известные праздники, но в Икаре освещение всегда великолепно, а иногда это настоящая феерия.
Ты не увидишь здесь ни кабаков, ни харчевен, ни кафе, ни ресторанов, пи бирж, пи игорных домов, ни постыдных или преступных развлечений, ни казарм и гауптвахт, ни жандармов и шпионов, ни публичных женщин, ни жуликов, ни пьяниц, ни нищих, но вместо них ты всюду найдешь места необходимости, столь же изящные, сколь чистые и удобные, одни для женщин, другие для мужчин, куда может на время заглянуть сама стыдливость, не опасаясь ничего ни по отношению к себе самой, ни в отношении общественного приличия.
Тебе не придется возмущаться такими рисунками, картинками, надписями, которые грязнят стены наших городов и заставляют нас опускать глаза, ибо дети приучены здесь никогда ничего не портить, не грязнить, равно как и не краснеть при виде всего, что непристойно и неприлично.
Ты не будешь даже испытывать удовольствия или досады видеть столько всяких вывесок и табличек над воротами домов или всяких объявлений и торговых плакатов, которые почти всегда обезображивают здания, но зато ты увидишь прекрасные надписи на памятниках, общественных мастерских и складах и всякие полезные объявления, великолепно напечатанные, на бумаге различных цветов в специальных рамках, предназначенных для этой цели, так что сами эти афиши способствуют украшению города.
Ты не увидишь также богатых и красивых лавок всякого рода, которые можно видеть в Париже и Лондоне во всех домах на торговых улицах. Но что представляют собой самые красивые из этих лавок, самые богатые из этих магазинов и базаров, самые обширные рынки или ярмарки в сравнении с мастерскими, лавками, магазинами Икары? Вообрази, что все, например, мастерские и лавки ювелирных и драгоценных изделий Парижа и Лондона соединены в одну или две мастерские и в один или два магазина; вообрази, что это проделано также для всех отраслей промышленности и торговли, и скажи мне, не должны ли эти магазины ювелирных изделий, часов, цветов, перьев, материй, мод, инструментов, плодов и т. д. и т. п. затмить все лавки мира, скажи мне, не доставило ли бы тебе столько же, а может быть, и больше удовольствия побывать в них, чем осматривать наши музеи и памятники изящных искусств! Так вот каковы мастерские и магазины Икары!
И все они размещены с наибольшим удобством для жителей и выгодой для внешнего вида города, и, чтобы украсить его еще больше, все они снаружи построены как общественные здания, отличающиеся простотой и украшенные предметами производства.
Я упомянул об общественных зданиях. Мне нет нужды говорить тебе, что общественные здания, которые можно найти всюду, в еще большем числе имеются здесь: школы, приюты, храмы, здания, отведенные для государственных учреждений, залы для народных собраний, далее арены, цирки, театры, всякого рода музеи и все учреждения, которые благодаря доставляемому ими удовольствию сделались почти необходимыми.
Никаких аристократических отелей, никаких экипажей, но зато и никаких тюрем и домов призрения! Никаких королевских или министерских дворцов, но школы, больницы, залы для народных собраний — это те же дворцы, или, если хочешь, все дворцы служат общественной пользе!
Я никогда не кончил бы, мой дорогой брат, если бы я вздумал перечислить тебе все, что Икара содержит полезного, но я уже достаточно рассказал тебе об этом, быть может, даже слишком много, хотя я уверен, что детали доставят тебе некоторое удовольствие. Я перехожу к приятному, где ты найдешь разнообразие — постоянного спутника единообразия. Рассмотрим поэтому внешний вид домов, улиц и общественных зданий.
Я уже говорил тебе, что все дома на каждой улице одинаковы, но улицы различны и на каждой воспроизводятся красивые дома других стран.
Взор твой никогда не будет омрачен ни видом лачуг, трущоб и закоулков, которые мы в других местах находим рядом с самыми великолепными дворцами, ни видом отрепьев, которые мы встречаем наряду с роскошью аристократии.
Твой взор не будет также опечален решетками, которые закрывают канавы у лондонских домов и в соединении с мрачными кирпичами придают им вид огромных тюрем.
Дымовые трубы, столь отвратительные во многих других странах, здесь являются украшением или совсем незаметны, тогда как верхушки домов являют глазу изящную железную балюстраду.
Тротуары или портики с легкими колоннами, которые обрамляют все улицы, уже и сейчас великолепные, будут совсем очаровательны, когда, как теперь проектируется, все колоннады будут украшены зеленью и цветами.
Стану ли я описывать формы фонтанов, площадей, мест для гулянья, колонн, общественных памятников, колоссальных ворот города и его великолепных улиц-аллей? Нет, мой друг, у меня не хватило бы слов, чтобы изобразить мое восхищение, да к тому же пришлось бы исписать не один том. Я привезу тебе все планы, а здесь ограничусь тем, что дам тебе общее представление о них.
Ах, как я жалею, что не смогу еще раз осмотреть их вместе с моим братом! Ты увидел бы, что ни один фонтан, ни одна площадь, ни один памятник не похож на другие и что в них исчерпаны все разновидности архитектуры. Здесь ты вообразишь себя в Риме, в Греции, Египте, Индии — всюду, и никогда ты не придешь в ярость, как это случилось с нами в Лондоне перед собором св. Павла [12] при виде лавок, которые мешают охватить одним взглядом весь ансамбль великолепного здания.
Нигде ты не увидишь большего числа картин, скульптурных произведений, статуй, чем здесь в общественных зданиях и в общественных садах. В то время как в других местах произведения изящных искусств спрятаны в дворцах королей и богачей, в то время как в Лондоне музеи, закрытые в воскресенье, никогда не открыты для народа, который не может оставить работу, чтобы посетить их в будни, здесь все достопримечательности существуют только для народа и помещены только в тех местах, которые посещаются народом.
А так как все это создается в республике при помощи живописцев и скульпторов и все художники, получающие полное содержание — пищу, одежду, квартиру и обстановку — от общества, не имеют других побуждений, кроме любви к искусству и славе, и другого руководителя, кроме вдохновения, то ты легко поймешь, каковы последствия этого.
Ничего бесполезного и, в особенности, ничего вредного, но все направлено к полезной цели! Ничего в угоду деспотизму и аристократии, фанатизму и суеверию, но все в интересах народа и его благодетелей, свободы и ее мучеников или против былых тиранов и их приспешников.
Нигде не увидишь нагих фигур или соблазнительных картин, которые выставляются в наших столицах, чтобы угодить могущественным распутникам. По чудовищному противоречию, непрестанно проповедуя пристойность и целомудрие, у нас выставляют напоказ изображения, которые муж хотел бы скрыть от жены и мать от детей.
Нет здесь и произведений невежества или неспособности, которые нищие продают в других местах за дешевку, за кусок хлеба, и которые портят общий вкус, позоря искусства. Ибо здесь в республике ничего не принимают без испытания. Так же, как в Спарте, где убивали при рождении всех больных или уродливых детей, здесь безжалостно опускают во тьму небытия все произведения, недостойные света лучей бога искусств.
Я кончаю, мой дорогой Камилл, хотя мог бы еще много рассказать тебе об улицах-садах, реке и каналах, набережных и мостах и о памятниках, которые только начаты или проектируются.