заикается она. — Я не должна была волноваться. Это глупо. Ты можешь ходить на кухню ночью без того, чтобы у меня не случилась паническая атака.
— Нет, — твердо говорю я, подходя к кровати. — Эй. В тебе нет ничего глупого. Ты через многое прошла. Я должен был быть рядом с тобой. Мне очень жаль.
Она действительно понятия не имеет, насколько сильно.
Я забираюсь в постель и прижимаю ее к своей груди, внутренне постанывая от чистого декаданса ее тела, прижимающегося к моему, ее нога перекинута через мое бедро.
— Ты хочешь поговорить об этом?
В тот день, когда мы встретились, Джоли сказала мне, что ее похитил коллега. Я знаю всю историю из новостей и ее сеансов психотерапии, но я никогда не заставлял ее вдаваться в подробности для меня. Вероятно, потому, что это было слишком лживо — спрашивать ее о болезненных подробностях, которые я уже и так знал. Почему я должен хотеть, чтобы она прошла через это снова?
Теперь, однако, Джоли кивает мне в шею.
— Да… Я думаю, что хочу немного поговорить об этом. Возможно, занятия по самообороне придали мне даже больше храбрости, чем я предполагала.
Я крепче прижимаю ее к себе, глажу по спине.
— Говори все, что хочешь сказать. Я здесь.
Ее теплое дыхание обдувает мое горло.
— Иногда я чувствую себя виноватой. Во всем, что со мной случилось.
Поверх ее головы я свирепо хмурюсь.
— Почему ты чувствуешь себя виноватой?
— Потому, что не боролась усерднее. Я была слишком напугана, но я должна была быть сильнее. Я должна была бороться и… Я должна была раньше понять, что с ним что-то не так.
Комок застревает у меня в горле.
Жар захлестывает меня.
С человеком, который ее похитил, было что-то не так.
Со мной тоже что-то не так. Я… сталкер. Я преследую эту женщину.
Мою жену.
Когда-нибудь она могла бы сказать именно эти слова обо мне.
— Ведь должны были быть предупреждающие знаки, которые я не узнала, верно?
— Я не знаю, — выдыхаю я, мой правый глаз дергается. — Иногда монстры прячутся у всех на виду.
— Да… — уклоняется она, проводя пальцем по моей ключице. — Думаю, да.
— Ты не можешь винить себя за то, что не сражалась, — искренне говорю я. — Ты выжила. Это была твоя основная задача — и ты преуспела в ней.
Вздыхая с благодарностью, она прижимается ко мне.
— Я устала говорить о себе. Похоже, это все, что мы делаем. Когда мы не… ну, ты знаешь, — ее смех хриплый, застенчивый. — Я хочу больше узнать о твоем детстве. Колледж. Твои родители. Твои друзья.
— Я же говорил тебе, — легко отвечаю я, целуя ее в висок. — Мои родители скончались, мои друзья разбросаны по всему миру. Сиэтл, Аляска, штат Техас. Черт, я едва могу уследить. Когда-нибудь я отвезу тебя туда, где я вырос, в Юту. Мы совершим из этого целое путешествие.
Вранье.
Еще одна ложь.
— Ты даже никогда не показывал мне фотографии, — тихо говорит она. — Почему?
Я заставляю себя оставаться расслабленным. Чтобы удержаться на плаву среди тревоги и чувства вины.
Господи, только сегодня вечером я беспокоился о таком развитии событий — и вот оно. Она начинает давить, начинает ожидать большего от этого человека, за которого импульсивно вышла замуж.
Я отвлекаю ее единственным известным мне способом. Единственным известным мне способом добиться успеха.
Я беру руку своей жены и кладу ее на свой напряженный член.
— Я бы предпочел поговорить о том, почему ты до сих пор ничего с этим не сделала, малышка. — Затем я беру ее за подбородок рукой, слегка надавливая, наклоняя ее лицо к своему. — Папочка становится нетерпеливым.
Ее дыхание прерывается.
Что-то сверкает в ее глазах, новое любопытство, которое говорит мне, что она видит насквозь мою попытку отвлечь ее. Я волнуюсь, что она собирается высказать свое беспокойство, и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, прежде чем это произойдет, но ее рука гладит мой член, и вместо этого я стону у ее губ.
— Вот так? — невинно спрашивает она.
— Да, — шиплю я, мой член чертовски чувствителен от моего собственного грубого обращения.
Еще одно сжатие рукой.
— Что ты хочешь, чтобы я с этим сделала?
— Я хочу, чтобы ты заглотила его, — выдыхаю я, надавливая на ее челюсть, пока ее рот не открывается на вдохе. — Ровно столько, чтобы намочить его. Чтобы я мог засунуть его в твою тугую задницу.
Джоли удивленно и взволнованно моргает, глядя на меня.
Грязные слова, исходящие из моего рта, заставляют ее стонать, ее ногти скользят по моим бедрам, чтобы она могла сжать мой член в два кулака, сильно обхватывая, пытаясь засунуть как можно больше его между губ, храбро растягивая горло, чтобы это произошло. Наблюдать за тем, как она пытается взять меня в рот как можно глубже, достаточно, чтобы заставить меня кончить, но я прикусываю язык и сдерживаю нарастающую кульминацию.
Я кладу руки на затылок и сгибаюсь, наблюдая, как ее глаза загораются. Она не скрывала, что любит мое накаченное тело, и сейчас я устраиваю ей шоу, двигая бедрами навстречу ее рту, позволяя ей наслаждаться моими мышцами, сокращающимися на моем животе. Я провожу много времени, убивая часы в спортзале, когда она в безопасности дома, а я должен быть на «работе». Это окупается сейчас, когда она хнычет и впускает еще один дюйм моего члена, ее руки лихорадочно гладят меня, ее язык омывает меня, губы сосут, зубы задевают. Если я позволю ей зайти еще дальше, я закончу слишком рано — а мне нужна эта последняя, неиспользованная привилегия ее тела сегодня вечером.
Я вытаскиваю свой член из ее рта и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее припухшие, задыхающиеся губы.
— Что я тебе сказал в первую ночь, когда трахнул тебя? — Я крепко сжимаю ее горло, пристально глядя ей в глаза, любовь, одержимость и сила пронизывают меня. — Как только ты привыкнешь к этому члену, он не доставит тебе ничего, кроме удовольствия. Это то, что я сказал, не так ли? Что ты будешь дрожать каждый раз, когда я войду в спальню, просто зная, что я собираюсь засунуть его в твою тугую пи*ду?
— Да, — выдыхает она, ее глаза полуприкрыты. — Это так. Я дрожу. Пожалуйста…
— А как насчет того, что я собираюсь засунуть его тебе в задницу? А? Ты ведь хочешь этого? — Я отпускаю горло Джоли, переворачиваю ее на живот, грубо раздвигаю ее ягодицы и смотрю на ее нетронутый вход. — Может быть, ты зажмешь подушку между зубов, чтобы никого не разбудить?
Ее