Читать интересную книгу В бой идут одни штрафники - Сергей Михеенков

— Бегал. Семерых там оставил.

— Ну а мы тут вот Иванка встречали с той стороны. Лейтенанта ихнего вытаскивали. Кровью изошел. Так что не спали и мы.

— Рассказывай, Кондратий Герасимович, где твоих орлов снайпер положил?

— Двоих возле ручья. Колодчик там есть. Родник. Славяне, кто тут до нас стоял, камнем его обложили. Говорят, святой источник когда-то был. Люди к нему со всей округи приходили. Вот возле него ребят моих и подкараулил тот гад. И где он прячется? У меня тут тоже один стрелок есть. Из сибиряков. Так я ему приказ давал — покараулить. Ничего не заметил. А третьего прямо тут, вон в той ячейке. И бьет, гад, до того точно! Ну прямо на верстаке строгает!

Воронцов передвинул на колено планшет, достал блокнот и карандаш.

— Нарисуй-ка, Кондратий Герасимович, как лежали двое возле родника и куда попал он третьему, в ячейке.

По схеме получалось так, что все три пули прилетели со стороны водокачки.

— В соседней роте, слева, тоже есть убитые. Тоже трое. — Воронцов убрал под маскировочную накидку планшет. — Огонь ведет по флангам. Грамотно. И — нежадно. В нем есть очень ценное качество, даже для опытного снайпера, — чувство меры.

— Но твоего тоже не пожалел. — Нелюбин достал кисет, начал свертывать самокрутку. Обминал бумажку, сыпал табак, завертывал, а сам все посматривал насмешливым взглядом на Иванка.

Тот не выдержал и сказал:

— Дядя Кондрат, дай-ка дернуть?

— А ты что, Иванок, закурил? Ты ж разведчик!

— Ну и что? — пожал плечами Иванок.

— А то. Во-первых, разведчики не курят. Чтобы не кашлять. Во-вторых, если курят, то не свои, а немецкие. В-третьих, тебе сейчас нельзя. Ты сейчас на нейтралку поползешь. Накуришься — пахнуть за версту будет, и немец сразу унюхает. Махорка-то у меня — лихая.

— Да ну тебя, дядя Кондрат.

Посмеялись. Иванок уже привык к тому, что старшие дядьки над ним всегда любили пошутить. Они в нем видели сына или младшего брата. Тут уж ничего не поделаешь. Оставалось только привыкнуть да самому посмеиваться. Есть надежда, что тогда скорее отстанут.

— Письма-то от матери получаешь? — поинтересовался Нелюбин.

— Получаю.

— Как они там, после пожара-то, отстроились? Или все в землянках живут?

— Еще не все. Но помаленьку отстраиваются.

— Ну да, — покачал головой Нелюбин, — у них там теперь и строителей-то не осталось…

— Из госпиталей стали приходить. Мужики там теперь есть.

— На излечение, что ли, приезжают?

— Кто на излечение. На поправку. А кто уже подчистую списан. По ранению. Калеченые да увечные.

Нелюбин закурил, задымил в траншее. И, разгоняя рукой колечки и разводы табачного дыма, сказал:

— А твоего, Сашка, он стрельнул дуриком. Или уходить собрался и соблазнился напоследок. А стало быть, его там теперь нет. Или вовсе не он стрелял. — И Нелюбин покосился на Иванка. — Немцы, снайперы, тоже ведь парами охотятся. Вот, может, напарник и стрелял. Наблюдатель. А?

— Утром, на рассвете, твои часовые никого не видели?

— Никто ничего не доложил. Значит, не видели. Может, мне каску высунуть? Подразнить его?

— Думаешь, он такой дурак. Тропа к роднику где?

— Вон она, рядом, правее чуть.

— Значит, стрелять нас на бруствере не будет. Подождет, когда мы к ручью спустимся. Пулеметчиков боится. Вдруг по вспышке засекут. Ты скажи лучше своим пулеметчикам, чтобы чучело сделали. Пусть гимнастерку травой набьют, пилотку наденут. Пару очередей откуда-нибудь с запасной, и ваньку-встаньку — на бруствер. Иначе покоя не даст.

— А своих ты предупредил, чтобы стерегли?

— Мои стерегут. Стрелять будут на вспышку. Все три пулемета.

— Ну да… Если он их до этого не уделает.

— Не уделает. У меня Барышев один наблюдает. Он под танком сидит, снайпер его не видит. Остальные головы не высовывают. Если что, Барышев трассирующими даст. Направление укажет. Своих ты тоже предупреди.

На двадцать-тридцать шагов перед ячейками второго взвода не осталось ни кустика, ни ветки. Торчали кое-где обглоданные пулями и уже пожелтевшие от солнца и заветренные пеньки березок. Дальше начинались сосны. Снизу — можжевеловые заросли. Но туда надо еще добраться. Так что первые десятки метров предстояло проползти на пузе, распластавшись по земле, как ящерица.

Иванок выслушал, перехватил винтовку за ремень, бинокль переложил в карман, чтобы не мешал ползти с прижатой к земле головой, и напоследок присел на земляной приступке.

— Пойдешь через три минуты после меня. Ползи следом, не отклоняйся. Там все в минах. Кондратий Герасимович, а ты давай обойди своих пулеметчиков и наблюдателей, предупреди. И пусть прикроют, если что. Возвращаться мы будем по тому же маршруту.

— Все понял, Сашка. С богом. За Иванком приглядывай. Разыгрывает он из себя бывалого, а от самого воробьем еще пахнет.

Воронцов медленно высунулся из ячейки и плавными движениями пополз к соснам.

А Нелюбин присел на корточки рядом с Иванком. Тот поднял голову, и лейтенант увидел спокойный взгляд серых глаз.

— Хладнокровный ты парень, Иванок. На, курни. — И Нелюбин протянул ему «сорок». Сашку слухайся. Понял?

— Да, — лицо Иванка озарила улыбка.

Вблизи траншеи обползать приходилось не только мины. Когда начал работать снайпер, бойцы старались меньше ходить по траншее. Нужник же был устроен в отводной ячейке. Но стоявшие здесь до штрафников стрелки поленились отрыть ход сообщения поглубже, и, чтобы пробраться к отхожей яме, метров пять надо было ползти на четвереньках. Вот и оправлялись некоторые прямо в ячейках, а потом свое «добро» на лопату и — за бруствер, в сторону немцев.

Воронцов отполз уже шагов на пятнадцать, когда, оглянувшись, увидел, что через бруствер перелез Иванок. Если даже они нас заметили, скорее всего, решат, что мы ползем к роднику. А хорошо бы сейчас попить холодной водицы, подумал Воронцов, прополоскать фляжку и набрать свежей…

Тихо вокруг. Молчит и немецкая сторона, и наша. Только кузнечики стрекочут в выжженной солнцем траве, тарабанят своими молоточками, азартно выпрыгивают из-под рук и локтей, облепляют камуфляж. Стоп! Мина! Так и есть, взрыватель на треть торчит из-под порыжевшего дерна. Тот уже превратился в ком сухой земли. Вырезан аккуратно. Видимо, саперной лопатой. Судя по всему, недели две назад. Воронцов оглянулся: Иванок, не поднимая головы, шустро, как уж, полз следом. Даже не шуршал. В разведвзводе его научили многому. И Воронцов невольно подумал, что наука войны Иванку дается удивительно легко. Вспомнил себя в октябре сорок первого. Нет, тогда все же была другая война.

Иванок ткнулся в сапог. Медленно поднял голову. Не сказал, а просто шевельнул губами: «Что?»

— Мина, — предупредил Воронцов шепотом. — Бери правее.

— Понял.

Вскоре добрались до сосен. Пот заливал глаза, щипал кожу на содранных запястьях. Подползли к деревьям, углубились в подлесок, легли под кустом крушины, отдышались. В тени оказалось не прохладней. Но воздух здесь двигался, перемещался. Откуда-то из глубины сосняка тянуло влажной прохладой. Видимо, из лощины, от ручья. Близость воды они чуяли, как звери.

— Тропа правее, — заметил Иванок.

И снова Воронцов про себя отметил профессиональные навыки Иванка — наблюдательность, умение мгновенно анализировать.

Поползли дальше. Спустились в неглубокую ложбинку, едва укрывавшую их со стороны ручья. Здесь они себя чувствовали свободнее. Сидели под сосной, спина к спине, посмотрели по сторонам, держа наготове винтовки.

— Сань, — сказал Иванок, — смотри, а тут уже и немецкие стоят. Лягушки. — Иванок указал на зеленый корпус мины, видневшийся во мху.

— Ночью, видать, ставили. Спешили. Видишь, даже мхом не прикрыли. Ты бы так поставил?

— Нет. Я бы там, на стежке.

— Вот поэтому мы и не идем по стежке.

— Давай ее снимем, а у них где-нибудь на такой же стежке поставим. Пусть, сволочи, в свой же капкан и залезут.

— Снайпер должен заниматься своим делом. Мины расставлять — дело саперов. Эх ты, разведка… — усмехнулся Воронцов. — Каждый солдат, заруби себе это на носу, должен носить свои погоны. Свои! Понял?

Ходить с Иванком на нейтралку — дело рисковое. Один раз он уже послал его на задание. Потом корил себя. Разведку тогда, под Юхновом, прихватили «бранденбуржцы» из спецподразделения, которое охотилось за генералом Ефремовым. Но Иванок чудом унырнул от преследования, спрятался где-то в ближней деревне. Выжил. Пуля и плен его миновали [5].

— Совсем рядом с нашим охранением шныряют, — снова кивнул Иванок на мину. — Разведки боятся.

Двинулись в сторону ручья. Ползли между рядами сосен. Старые посадки, они уже созрели для топора и пилы. Из таких сосен можно рубить дома. Воронцов поднял голову: деревья стояли плотно, высокие, неба не видать. Сколько деревень сожжено! И та, что на другой стороне ручья, на пригорке, тоже вся в развалинах да пепелищах. Одни фундаменты остались. Да и те — в сплошных бойницах. Там пулеметные гнезда. Между ними ходы сообщения. Такие же ходы ведут в тыл. В снайперский прицел Воронцов мог наблюдать систему обороны противника.