Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где вы играете, Лена?
– О, мой муж теперь ужасно знаменит! Он поставил «Бестолковщину» со мной в главной роли и получил пятнадцать премий.
– А-а-а, – вспомнил Пит, – ваш муж – Кирилл Финич, а вы – его бесподобная единственная актриса…
– Я же вам говорила, что нашла своего Пигмалиона… – Лена посмотрела на него открыто, радостно, совершенно не скрывая своего счастья, не кокетничая, не придумывая роли. Она была готова в этой жизни к чему угодно, но сейчас была счастлива и не хотела отказываться даже от одной—единственной минуты этого состояния.
Пит смотрел, как она уходит по Фонтанке, сидел, курил – и тоже был почти счастлив. Эта замечательная Лена умела одаривать таким состоянием, причем даже без примеси зависти. Редкое, волшебное качество.
Глава 7
В тусклых сумерках Пит подошел к дверям своей конторы. За окном горел свет. Значит, Кир уже возвратился из своего исторического вояжа.
– Привет, – сказал он подозрительно веселому шефу. – Я смертельно голоден. Если ты не возражаешь, я расскажу тебе обо всем после ужина.
Кир приоткрыл один глаз. В ожидании товарища он уютно устроился в кресле и сам себе приказал ни о чем не думать. Это было лучшее, что он умел в состоянии легкого похмелья: плыть по волнам собственного сознания, всматриваясь в те картинки, которое оно услужливо разворачивало внутри головы. Да, внутри головы была жизнь! Она стоила того, чтобы за ней хотя бы наблюдать. Так, исподтишка, как бы не беря ее в расчет. Участвовать в ней Кир не собирался. Достаточно того, что эта жизнь избрала местом действия его собственную голову. Какие—то люди произносили непонятные слова, какие—то шерстяные кофты болтались на веревках, проглядывал то бампер машины, то обломок кирпичной стены… Совершенно ничего заманчивого, даже привлекательного. Но жутко интересно – как факт реальной действительности.
Пит оставил невразумительную записку: ушел на встречу, жди. Сколько, чего – неизвестно. Вот Кир и расслабился. Мгновенно выйти из этого состояния было не просто. Поэтому он изобразил гораздо более пьяного, чем был на самом деле.
– Есть о чем рассказывать? – спросил он заплетающимся языком.
– Да так, кое-какая информация. Я встречался с Еленой… сейчас ее фамилия Финич, если она тебе о чем-нибудь говорит.
– «Бестолковщина», – тут же отреагировал Кир. Дальше делать вид, что он сильно пьян, было невозможно. – Я видел этот блестящий спектакль. В отличие от тебя. Ты у нас не театрал.
– Я у нас не театрал. И я хочу есть. Это та Лена, которую не поделили между собой Булат и Кочубей.
– Интересные у тебя свидания, – присвистнул Кир. – Поехали, я заказал столик у Володи.
– Жаль, я этого не знал, пригласил бы Елену в нашу компанию, – настроение Пита резко повысилось.
Он любил либо что—то перехватить на бегу, либо уж оттянуться в свое полное удовольствие за хорошим столом. Больше удовольствия, чем поесть у Володи, в принципе существовать не могло. Они быстро повыключали все приборы, свет, захлопнули дверь (никаких кодовых замков они никогда не ставили – зачем? если кому—то понадобится, войдут сквозь кирпичную стену, такой опыт у них уже был) и сели в машину.
Припарковался Пит в тихом переулке, где светилась вывеска «В Коломне».
К Володе они ходили в том случае, если оба вечером оказывались в городе. Володя был старым однокашником Кира, они вместе учились в начальной школе, а потом журналист Кириллов – в незапамятные уже времена – первым написал о первом в городе кооперативном ресторане своего друга. Тогда газеты еще не помышляли о рекламном бизнесе, это был просто интересный рассказ о замечательном человеке. Володя после этого считал, что обязан Киру по гроб жизни, но обязан-то ему был именно Кир, потому что Володя – Дай Бог ему здоровья, – по сути дела, прятал своего друга целый год, пока Пит жил у мамы в Америке и учился в школе детективов. Перед ними тогда стояла единственная задача: выжить…
Они вошли в небольшой, отделанный темным деревом зал – и к ним тут же приблизился сам Володя, крупный высокий человек, с нежностью глядящий на Кира.
– Что вы будете пить, друзья мои? – поинтересовался он.
– Только кофе и персиковый сок с мякотью. Нам позже предстоит поработать. А я, как ты заметил, не совсем в форме, – Кир тяжело опустился в кресло возле сервированного столика.
Пит сел напротив. На краешек стула присел Володя.
– Как дела? – спросил он.
– Нормально, – кивнул Кир и отправил в рот огромный лист салата.
– Где ты умудрился наклюкаться? – поинтересовался Пит, накладывая себе салат.
Кир хихикнул.
– В соседнем с Родионом Романычем доме открылось кафе. Знаете, как оно называется? Впрочем, – он ткнул в Володю длинным пальцем, – ты должен знать. «МамеладовЪ»! С ятем на конце. Я не мог не выпить с человеком, который это придумал. Его зовут Дмитрий Беговой, в Питере без году неделя, но Достоевским болен с рождения. Потому и приехал сюда, а не в первопрестольную. Я ему все рассказал – про Булатова, про Кочубея. Понял, с разбегу все понял мой Дима Беговой, и мы с ним еще раз прошли весь путь, все семьсот тридцать шагов. Это – кое—что, я вам доложу, – Кир неопределенно повел в воздухе пальцами руки. – Перспектива, проекция, ретроспекция… Вознесенской церкви уже нет – увы нам… Ну, а потом мы помянули: и Родиона Романыча, и старика Мармеладова, и самого Федор Михалыча, и Порфирия Петровича… За нас с тобой, Пит, значит, выпили… Но сейчас ты за рулем, и я из солидарности с тобой пить не буду, потом дома немножко расслабимся…
– Это все очень интересно, – сказал Володя, – надо обязательно повидаться с этим Димой, ты устроишь это, да, Ваня? А сейчас я пойду, – дела, извините…
Стол был сервирован отменно. Их обслуживал спокойный ловкий официант, вышколенный не иначе, как в ресторанах Испании. Он задавал безмолвные вопросы, так же молча кивал, подносил блюда и чем—то в промежутках неторопливо занимался возле своего буфетика, не выпуская из виду клиентов. Другие столы он в это время не обслуживал – таково было правило, заведенное Володей: для почетных гостей на целый вечер выделялся персональный официант.
Они вкушали долго, смакуя каждое блюдо, отстраняясь от тарелок, отдыхая с сигаретой в руке от сложного процесса. Осматривали зал. Люди здесь казались знакомыми. Почему—то. С каждым блюдом Кир все больше трезвел.
– Мясо роскошное, – откомментировал Пит, – а пирожное…
– Это не пирожное, убожество ты советское, – возмутился Кир. – Ты посмотри: это нечто! С цукатами, орехами, меренгами… и черт знает с чем еще! Произведение искусства.
Володя тут же оказался возле них, как будто услышал, что разговор зашел о самом близком его душе предмете.
– Да, ты знаешь, кондитер у меня замечательный, – Володя присел и начал рассказывать. – Я его посылал учиться в Париж и в Варшаву, но самое главное, что он сам сочиняет рецепты своих пирожных, каждый день – и никогда не повторяется. Иначе ему неинтересно. К сожалению, я не могу вас познакомить, он работает только ранним утром. Говорит, что в Париже просыпался в пять утра от запаха горячих круассанов и хочет дождаться, когда его будут будить в Петербурге запахи горячей выпечки. И сам способствует наступлению этого замечательного времени… Ваня, я тебя умоляю: ну хотя бы каплю ликера к кофе…
Кир сделал отрицательный жест рукой.
– Знаешь ли ты, старик, что тебе, единственному на всем белом, свете позволено называть меня Ваней?
Володя улыбнулся и кивнул. Вообще—то он был немногословный человек, он любил слушать людей, а особенно своего друга Кириллова, но для этого ему требовалось высвободить хотя бы чуть—чуть времени от постоянных коммерческих забот.
– Никаких ликеров! – провозгласил Кир. – Меня нужно везти домой…
– Спать, – объяснил Володе Пит. – Он вообще не спал эту ночь. Хотя отношения твоего друга со сном для меня непостижимы. Не исключено, что он и всю сегодняшнюю ночь заставит меня работать и сам будет делать то же самое.
– Не исключено, – Кир поднял вверх указательный палец. – А что же мы? – процитировал он доходчиво. – И мы не хуже многих, мы тоже можем ночь не досыпать…
Они распрощались с Володей, разыграв привычную «китайскую церемонию» с поклонами, восхищенными взглядами и ритуалом опускания купюры достаточно большого достоинства в русский чугунок. На эти деньги Володя по утрам кормил близлежащих и близстоящих бомжей.
Кир окончательно протрезвел. Его, конечно, можно было везти домой спать, но Пит хорошо знал, что Кир мог проспать восемнадцать часов кряду или вообще не ложиться три дня подряд – с равным успехом. Представив себе минувшую ночь с культпоходом в сторону метатекстов Петербурга и раскола сознания, можно было предположить любой из возможных вариантов. В машине шеф вздремнул – спокойно отключился минут на двадцать, которых ему хватило, чтобы чувствовать себя полностью отдохнувшим.
- Zевс - Игорь Савельев - Русская современная проза
- Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров - Русская современная проза
- УГОЛовник, или Собака в грустном углу - Александр Кириллов - Русская современная проза