этот раз не гадать, заговорила:
— Макс сказал, что не единственный такой…
— Да, многие предпочитают жизнь обычных людей, забывая, кем являются на самом деле, — согласился старик, тяжело вздыхая. — Но когда началось столкновение, многие переметнулись на чью-то сторону.
— Допустим… — произнесла. — Но для чего вы все это рассказываете мне? — спросила, не понимая при чем тут прошлое и настоящее.
— И снова ты слышишь только то, что хочешь, — пробурчал недовольно старик.
— Если вы перестанете юлить и скажите прямо, то я услышу все, что нужно, — не осталась в долгу.
— Молодежь, все вам разжуй да по полочкам разложи, — пропыхтел старик, снова теребя бороду. — Тем волком был Максимилиан. Его эмоции сбивали с ног, и именно он рассказал мне про твою волчицу. Максимилиан один лишь почувствовал ее. Ваша связь была очень сильной, и то, что ты осталась жива после гибели пары, навело на определенные мысли. Волчица не может жить без пары, но существует ради потомства. Теперь тебе понятно, почему я не удивился твоему новому облику и известию о мальчишке? — спросил он.
Я была в замешательстве. Если все оказалось так просто, для чего нужно было говорить загадками? Зачем он тревожил старые раны, рассказывая о Максе… о моем Максе? Зачем нужно было это все?
— Да.
— А вот мне непонятно, как ТЫ позволила забрать сына! — резко и довольно грубо сказал старик, поддаваясь вперед вынуждая вздрогнуть.
— Я…
— Ты! Иметь такую силу и не воспользоваться ею — просто возмутительно! Позволить отнять ребенка непонятно кому — непозволительно! — разгорячился старик, не позволяя и слова сказать в защиту.
Слезы брызнули из глаз от понимания, что старик прав: у меня отняли сына, и я позволила им это сделать. Я ничего не сделала, чтобы защитить своего мальчика, как когда-то не смогла спасти любимого.
Глава 7
— Отец, зря ты так, — укоризненно произнес Николай. Это была его первая фраза с того момента, как я появилась здесь. — Несмотря на ее ошибку, не стоит так грубо с…
— Стоит! — перебил его старик. — С ее силой позволить похитить свое дитя…
— Нет у меня силы! Слышите? Нет! — сквозь слезы прокричала, желая вскочить, но сильная ладонь Николая, удержала. — Иначе бы не пришла за помощью, — тише добавила, понимая, что крик был лишним, что эмоции взяли вверх над разумом. Но я ничего не могла с собой поделать: нервы были ни к черту, еще и старик этот… бьет по больному.
— С чего ты взяла? — спросил он, озадачив меня. — Боже, посмотри во что ты превратилась! Расклеилась, стала нюней… Вспомни какой ты была, когда появилась здесь. Куда делись твои решительность, смелость, упорство? — спросил он. — Вот, что делает с вами роль матери… — то ли сказал, то ли выплюнул он.
Почему-то вдруг показалось, что старик не рад меня здесь видеть. И стало так горько, ведь когда им нужна была помощь, я осталась. Пусть все пошло не по их плану, но я не сбежала, хотя очень хотелось! А сейчас, когда помощь нужна мне…
Собрав всю силу и гордость в кулак, стерла следы слез и спросила у Михалыча:
— Значит, не поможете?
Старик некоторое время молча жевал губу, над чем-то размышляя, а после ответил:
— Отчего же?! Мы перед тобой в долгу, а я привык отдавать долги. Завтра Николай отвезет тебя в город и поможет с документами, а дальше уж как-нибудь сама.
— Что ж, и на этом спасибо, — усмехнулась, понимая, что ошиблась в выборе помощников.
Но с другой стороны я и не надеялась на помощь с поисками сына с их стороны. Я хотела, чтобы он помог мне вернуть человеческий облик, и он это сделал, а теперь осталось…
— Скажите хоть, как связаться с дедом?
— Не стоит, — как-то резко отрезал он, на что удивленно вскинула бровь. — Тут ведь как получается: ты же не знаешь, кто это сделал? — спросил он, продолжая хмуриться.
— Да, — едва слышно прошептала в ответ, уже прекрасно представляя, на что он намекает. Вот только я не хотела верить, что к этому причастен дед. — Но вы же не думаете?..
— Карина, мы с тобой далеко не дети, и ты должна понимать, что у твоего деда нет наследников, поскольку ты отказалась возвращаться в стаю, — ответил неторопливо он. — Я, конечно, не могу быть уверен, но на его месте поступил точно также.
— То есть? Похитили бы внука? — шокированно, с нотками боли спросила.
— Послушай. Наш мир жесток, в чем ты уже успела убедиться, а порой даже ужасен. Но поверь, альфа пойдет на все, чтобы его стая процветала. И похищение детей у родителей — это не самое страшное, — спокойно проговорил он, в то время, как мое сердце обливалось кровью от осознания того, что не знаю, где находится стая деда. Я даже и не думала, что когда-то мне может понадобиться подобная информация.
— Вы можете сказать, как мне с ним связаться или где искать? — севшим голосом поинтересовалась.
— Даже если ты с ним встретишься, то неужели думаешь, что он признается в похищении и отдаст тебе сына?
— Если это правда… — сказала, на мгновение запинаясь. — Если это дед похитил Максимку, то я останусь в стае, лишь бы быть рядом с сыном, — с отчаянными нотками в голосе ответила, вскинув подбородок. Знаю, что сейчас не до гордости, но иначе никак…
— Послушай, мой тебе совет: обратись к Артуру, все же твой сын — часть их стаи. Он сделает все, чтобы отыскать его, поскольку тоже имеет полное право на него, — сказал он, поглаживая бороду.
— Он вам не мебель, чтобы его делить! Он ребенок! Всего лишь маленький мальчик, который понятия не имеет, что от него хотят! — не выдержав, воскликнула, чувствуя, как по щекам вновь потекли слезы.
— Сама виновата! — бросил раздраженно он. — Ты прекрасно видела, во что вляпалась, и когда производила на свет потомство, прекрасно понимала, что жизни нормальной у вас не будет. Так чего сейчас слезы лить?
— Вы чудовище!
— Да, и ты одна из нас, — как-то гадко сказал он.
Смотря на старика, я понимала слова мужчины, что назвался моим отцом. Он был прав: эти твари не умеют чувствовать, любить или сопереживать; они умеют только ненавидеть. А самое ужасное, я являюсь частью этого страшного мира.
— Хорошо, — нехотя согласился с чем-то старик. — Я свяжусь с Иваном и поинтересуюсь: не его ли это рук дело, но предупреждаю — ему верить не стоит.
— Как и вам, — горько выплюнула, отворачиваясь.
— Ну, хоть что-то ты усвоила, — хохотнул старик. — Что ж, на этом, думаю, можно