«Я уже представлял себе, как построю хижину из листьев, как из тростника смастерю удочку, а из шипов – рыболовные крючки, как буду, уподобившись дикарям, добывать огонь с помощью двух сухих кусочков дерева. Сигналы? Но мне незачем их подавать, так как их могут сразу заметить, и меня спасут раньше, чем мне бы того захотелось… Но прежде всего, нужно было утолить голод. Как? Весь мой провиант пропал во время кораблекрушения. Охотиться на птиц? Но без собаки это невозможно, ружья у меня тоже не было. Может быть, ракушки? Но где их взять? Теперь-то я испытывал все муки одиночества, весь ужас лишений на пустынном острове… Мой желудок взывал!
Это продолжалось всего несколько часов. Как только наступил отлив, воды стало по щиколотку, и я смог добраться до континента, так я называл правый берег Луары. Я спокойно вернулся домой, и мне пришлось довольствоваться банальным домашним обедом, вместо трапезы Крузо, о которой я мечтал – сырые ракушки, кусок пекари[13] и лепешки из муки маниока.
Таким оно было, столь захватывающее плавание против ветра, по реке, на терпящем бедствие корабле – все, о чем может мечтать мореплаватель моего возраста».
Сильнейшее впечатление произвела поездка на пироскафе № 2 к устью Луары. «Какое счастье! Есть от чего потерять голову! И вот мы в пути… Позади справа и слева остаются причалы Куэрсон, Пеллерен, Памбеф. Пироскаф пересекает по диагонали широкое устье реки. Вот Сен-Назер, небольшой мол, старая церковь с покосившейся колокольней, крытой шифером, несколько домов, вернее, лачуг, из которых когда-то состояла эта деревенька, так быстро превратившаяся в город.
В несколько прыжков мы сбежали с парохода, скатились по камням, заросшим водорослями, и, наконец, зачерпнули морскую воду и поднесли к губам.
– Она же не соленая! – воскликнул я, побледнев.
– Совсем пресная! – подтвердил брат.
– Нас обманули! – вымолвил я.
И в моем голосе чувствовалось глубокое разочарование.
Какими же мы были неучами! В тот момент был отлив, и мы просто-напросто попробовали воду Луары, зачерпнув ее в углублении у камней. А когда наступил прилив, мы обнаружили, что она даже солонее, чем мы себе представляли».
Мальчик взрослел, не переставая бредить морем…
2
Однако жизнь будущего писателя складывалась по-другому. Весной 1847 года выпускник нантского лицея, не решаясь перечить отцу, едет в Париж держать первый экзамен для получения адвокатского звания и ученой степени лиценциата прав. Как он завидовал счастливой судьбе младшего брата Поля, отправившегося в свою первую навигацию на шхуне «Лютэн» к Антильским островам!..
Юный провинциал жадно ловит новые впечатления. Покончив с экзаменами за первый курс, он спешит воспользоваться короткой передышкой – слоняется по парижским бульварам, посещает музеи, знакомится с достопримечательностями столицы.
Мать писателя Софи Аллот де ла Фюи, из оскудевшего дворянского рода нантских судовладельцев, кораблестроителей и арматоров, в замужестве, по французскому обычаю, приняла не только фамилию, но также имя супруга. Мадам Пьер Верн была неплохой пианисткой, а ее зять (муж сестры) Франсиск де ла Селль де Шатобур был умелым художником, о чем мы можем судить по сохранившимся семейным портретам.
Отца писателя Пьера Верна, владельца адвокатской конторы в Нанте, Ф. де Шатобур изобразил с атрибутами его почтенной профессии: бумаги, письменные принадлежности на бюро, книги в одинаковых переплетах, должно быть свод законов. Впрочем, говорят, он не чуждался изящной словесности и даже сочинял оды по случаям семейных торжеств.
Эти мальчики в нарядных костюмах, сшитых по моде 1830-х годов, – братья-погодки, сыновья супружеской четы Верн. Старший, Жюль, удерживает обеими руками Поля, готового погнать дальше свой обруч и подобрать с дорожки щегольскую шляпу. Поза немного манерная и картина получилась статичной. Позировали они дяде де Шатобуру в парке Шантене, пригороде Нанта, где обычно проводили летние каникулы.
Революционные события 1848 года (свержение Июльской монархии) застали его в Нанте, под мирным родительским кровом. Но как только волнения улеглись и лекции в Школе права возобновились, он снова сдает экзамены.
– Я вижу, что вы в провинции обуреваемы страхами и боитесь всего гораздо больше, чем мы в Париже… – пишет он родителям по поводу недавних событий. – Я побывал в разных местах, где происходило восстание. На улицах Сен-Жак, Сен-Мартен, Сент-Антуан, Пти-Пон, Бель-Жардиньер я видел дома, изрешеченные пулями и продырявленные снарядами. Вдоль этих улиц можно проследить за направлением полета снарядов, которые разрушали и сносили балконы, вывески, карнизы. Это жуткое зрелище!.. (Письмо от 17 июля 1848 г.) Незадолго до отъезда в Нант ему посчастливилось попасть на заседание в Палату депутатов.
– Это заседание, – писал он отцу, – было особенно интересным благодаря шуму, которым оно сопровождалось, и большому числу присутствовавших на нем модных знаменитостей. Один депутат, сидевший рядом со мной, показал мне всех…
Следует длинный перечень имен, а затем:
– …и – о счастье! – Виктор Гюго!!! Виктор Гюго, которого я хотел видеть любой ценой, говорил в течение получаса. Я его знаю теперь. Чтобы получше разглядеть его со своего места, я раздавил одну даму и вырвал лорнет из рук какого-то незнакомца. Должно быть об этом происшествии будет упомянуто в «Монитере»… (Письмо от 6 августа 1848 г.)
После третьего тура экзаменов под отчий кров он уже не вернулся. К тому времени Жюль Верн под воздействием политических веяний осознал себя убежденным республиканцем и вопреки родительской воле окончательно выбрал призвание: раз уж ему не суждено стать моряком, он посвятит себя литературе и театру.
Когда до Пьера Верна дошли тревожные слухи о том, что Жюль ведет в Париже «беспорядочную жизнь», он сократил ему денежную помощь, думая, что это заставит сына усерднее заниматься юриспруденцией. Жюль запутался в долгах, недоедал, недосыпал, но никакая сила не могла бы его теперь отвлечь от творческих замыслов, хотя в угоду отцу он все же защитил диссертацию. Преисполненный радужных надежд, он работает за гроши переписчиком бумаг в нотариальной конторе, сближается с литературной богемой, пробует свои силы в драматургии.
На повторные и все более настойчивые требования отца вернуться в Нант – к адвокатской конторе и материальному благополучию – Жюль отвечает:
– Твоя контора в моих руках только захиреет… Я предпочитаю стать хорошим литератором и не быть плохим адвокатом… Моя область еще дальше отошла от севера и приблизилась к знойной зоне вдохновения…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});