– Баррингтон, я думал, ты сегодня выходной. Вид у тебя просто ужасный. Не заболел?
Велк не сразу нашелся, что ответить. У него действительно сегодня был выходной. Обратился к нему Джона Майло, учитель английского в одиннадцатых и двенадцатых классах. Несмотря на его пристрастие к рубашкам в клетку и обтягивающим вельветовым брюкам, Майло не был невыносимым типом, но Велк не имел ни малейшего желания говорить с ним о том, почему он сегодня отказался от занятий. Канун дня Святого Марка уже обрел для него видимый отблеск традиции, в соответствии с которой он большую часть ночи напивался, а перед самым рассветом валился спать прямо на полу своей комнаты, объединенной с кухней. В этом году он предусмотрительно попросил выходной на день Святого Марка. Преподавать латынь мальчишкам из Эглайонби само по себе было адским трудом. А уж с похмелья – просто мучением.
Так что Велк просто помахал в воздухе стопкой домашних заданий. Увидев фамилию, написанную на верхнем листе, Майло выпучил глаза.
– Ронан Линч? Это его работа?
Повернув стопку, Велк прочитал написанное сверху имя и кивнул. В этот момент мимо промчались несколько учеников, торопившихся на тренировку по гребле. Кто-то из них толкнул Велка, так что тот налетел на Майло. Ученики, вероятно, даже не заметили своей провинности: Велк был лишь немногим старше их, а из-за прискорбно крупных черт лица казался еще моложе. Так что принять его за школьника было не так уж трудно.
Майло отстранился от Велка.
– Как тебе удается заставлять его ходить на занятия?
Упоминание о Ронане Линче затронуло больное место Велка. Потому что ему всегда приходилось иметь дело не с одним только Ронаном; Ронан входил в нераздельную тройку: Ронан Линч, Ричард Ганси и Адам Парриш. Все ученики его класса были богатыми, самоуверенными, надменными, но эти трое больше чем кто бы то ни был напоминали ему о том, чего он лишился.
Велк попытался вспомнить, пропускал ли Ронан хоть когда-нибудь его уроки. Учебные дни сливались между собой в один нескончаемый день, который начинался, когда Велк парковал свою развалюху рядом с новенькими машинами учеников, расправлял плечи, протискивался между хохочущими пустоголовыми мальчишками и вставал перед полным классом учеников, которые в лучшем случае смотрели на него стеклянными глазами, а в худшем – открыто дерзили ему. А в конце дня Велк, измотанный и одинокий, безуспешно пытался выкинуть из головы воспоминание о том, что когда-то он был одним из них.
Когда же все это сделалось моей жизнью?
Велк пожал плечами.
– Не помню, чтобы он когда-нибудь прогуливал.
– Впрочем, он ведь, кажется, учится у тебя вместе с Ганси, да? – спросил Майло. – Тогда все понятно. Они неразлучны как пальцы перчатки.
Этого странного старомодного выражения Велк не слышал с тех пор, когда он сам учился в Эглайонби, и они с Черни, его соседом по комнате, тоже были неразлучны как пальцы перчатки. У него внутри вдруг стало пусто, как будто он был голоден, как будто ему следовало остаться дома и пить дальше, чтобы выкинуть из головы тот злосчастный день.
Он заставил себя вернуться к действительности и взглянуть на лист посещаемости, который оставил замещавший его учитель.
– Ронан сегодня был на занятиях, а вот Ганси не было. Во всяком случае, на моем предмете.
– О, это, наверное, из-за той ерунды насчет дня Святого Марка, о котором он постоянно болтает, – сказал Майло.
Это замечание привлекло внимание Велка. О том, что сегодня день Святого Марка, никто не должен был знать. Никто не праздновал этот день, даже мать Святого Марка. Только для Велка и Черни, шалопаев и охотников за сокровищами, его существование что-то значило.
– Прошу прощения… – сказал Велк.
– Понятия не имею, что это значит, – ответил Майло. Кто-то еще из учителей, направлявшихся в свой кабинет, приветствовал его, и он повернулся, чтобы ответить. Велку захотелось дернуть Майло за руку, чтобы не отвлекался от разговора. Ему пришлось сделать усилие, чтобы удержаться. Повернувшись обратно, тот, видимо, заметил его интерес.
– А с тобой он об этом не говорил? Вчера он не мог думать ни о чем другом. Все силовая линия да силовая линия.
Силовая линия…
Если никто не знает о дне Святого Марка, значит, о силовых линиях тем более никто знать не должен. Особенно здесь, в Генриетте, штате Вирджиния. И уж, конечно, один из самых богатых учеников Эглайонби. Да еще и в связи с днем Святого Марка. Это было открытие Велка, сокровище Велка, десять лет Велка. С какой стати Ричарду Ганси III пришло в голову говорить об этом?
Слова «силовая линия», произнесенные вслух, пробудили воспоминание: Велк в глухом лесу; на верхней губе выступил пот. Ему семнадцать, его бьет дрожь. С каждым ударом сердца границы его поля зрения пронзают красные полосы, окружающие его деревья темнеют в лад с пульсом. От этого кажется, что все листья движутся, хотя в воздухе нет ни ветерка. Черни лежит на земле. Не мертвый, но умирающий. Он все еще скребет ногами по неровной земле возле его красного автомобиля, сгребая в кучки опавшие листья. Его лицо… лица просто нет. В голове Велка шепчут и шипят потусторонние голоса, слова то доносятся обрывками, то сливаются между собой.
– Наверное, какой-то способ электроснабжения или что-то в этом роде, – добавил Майло.
Велк вдруг испугался, что Майло увидит его воспоминания, услышит невнятные голоса, звучавшие в его голове, непостижимые, но все же существующие с того самого, мягко говоря, неудачного дня.
Он старался сохранять невозмутимое выражение лица, хотя на самом деле думал об одном: если здесь ищет кто-то еще, значит, я был прав. Это должно быть где-то здесь.
– И что же он говорил насчет того, зачем нужны эти силовые линии? – как можно небрежнее осведомился он.
– Не знаю. Вроде бы ничего. Да ты его сам спроси. Уверен, он тебе все уши прожужжит. – Майло оглянулся на подошедшую к ним секретаршу. На плече у нее висела сумка, в руке был жакет. После дня, проведенного в офисе, подведенные глаза заметно расплылись.
– Обсуждаете Ганси третьего и его навязчивую идею насчет Новой эры? – поинтересовалась она. В ее волосах торчал карандаш – очевидно, чтобы не потерять его, – и Велк задержался взглядом на выбившихся прядках вокруг грифеля. По ее позе было ясно, что она втайне увлечена Майло, даже несмотря на его клетчатые рубашки, вельветовые брюки и бороду. – А вы знаете, сколько стоит Ганси-старший? – спросила она. – Интересно, знает ли он, на что его ребенок тратит время? Боже, из-за этих малолетних титулованных мерзавцев мне порой хочется вскрыть себе вены. Джона, ты составишь мне компанию на перекур?
– Я бросил, – ответил Майло. Он украдкой перевел взгляд с секретарши на Велка, и Велк догадался, что он думает о том, сколько мог стоить когда-то отец Велка и как мало он стоит сейчас, через много лет после того, как благодаря судебным процессам оказался на первых полосах газет. Вся молодежь среди преподавателей и администрации ненавидела учеников Эглайонби, ненавидела их за то, что у них есть, и за то, что они представляют собой, и Велк знал, что все они втайне радовались, когда он рухнул с высот и оказался в их рядах.
– А ты, Барри? – спросила секретарша, но тут же ответила на собственный вопрос: – Ах, да, ты же не куришь, ты слишком красив для таких глупостей. Что ж, пойду одна.
Майло тоже повернулся, чтобы уйти.
– Выздоравливай, – добродушно пожелал он, хотя Велк и слова не сказал о том, чтоб болеет.
Голоса в голове Велка усилились до рева, но их тут же заглушила его собственная мысль.
– Кажется, я понимаю, – вслух произнес он.
Возможно, смерть была все же не напрасной.
Глава 6
Блю не стала бы всерьез называться официанткой. Как-никак она до третьего класса училась чистописанию, делала венки для Общества Божией Матери Неустанной Помощи, выгуливала собак, принадлежавших обитателям роскошных многоквартирных домов, и пересаживала цветы на клумбах престарелых леди, живущих по соседству. Откровенно говоря, подработка официанткой у «Нино» было едва ли не наименее приятной для нее работ. Но там был достаточно свободный график, запись об этом месте работы являлась едва ли не самой почтенной в ее уже достаточно причудливом резюме, и, конечно, платили там лучше, чем где бы то ни было.