Читать интересную книгу Операция «Океан» - Александр Борисович Свирин

есть основное вещество всякой растительной и животной клетки — белок, и называется он протоплазмой. А самый крупный внутренний пузырёк — ядро. От него зависит размножение.

— Вооружитесь терпением, — предупредил нас Ленкин дедушка, — и вы сами увидите…

Мы по очереди смотрели в микроскоп, наблюдая за тем, как во время движения изменяется форма амёбы. Она как бы переливалась с одного места на другое. На её теле с той стороны, куда она двигалась, появлялось одно или несколько выпячиваний, и туда медленно перетекало всё, что было внутри. Никакой постоянной формы это одноклеточное не имело…

Прошло, наверно, с полчаса, и мы уже не очень спорили, чья очередь смотреть в микроскоп, как вдруг Ленка завизжала:

— Оно делится!..

Теперь оторвать её от микроскопа было нельзя, и только строгий приказ Александра Петровича заставил её дать и нам посмотреть.

Мне досталось увидеть только самый конец деления амёбы; когда она, словно перетянутая шнурком, разъединилась пополам, и каждая половина поползла прочь от другой, потому что теперь это были уже две амёбы, а не одна. И в каждой было своё собственное ядро.

Когда мы успокоились, Ленка сказала нам, что деление началось с ядра — оно удлинилось и перетянулось, как гантель, а затем разорвалось надвое. Вот почему образовались две амёбы…

— А какая из них мать и какая дочь? — спросил Генка.

Но даже Александр Петрович не мог ответить на этот вопрос: обе новые амёбы были одинаковой величины.

ГЛАВА ПЯТАЯ,

в которой льётся кровь, ревут моторы, гремят выстрелы и рассказывается о танцующем парашюте…

Напрягая последние силы, мы защищали свой плот. Его наполовину выпотрошенная, насквозь промокшая оболочка пузырилась и проваливалась у нас под ногами. Вода доходила до колен. Передвигаться по плоту мы не могли — ноги путались в стропах и складках материи.

Достаточно было только раз взглянуть, с какой свирепой прожорливостью акулы раздирали наш плот и проглатывали окрашенные их же кровью куски пемзы, чтобы явственно представить себе нашу жуткую участь.

Только бешенство и отчаяние ещё придавали нам силы. Борьба шла не то, что за жизнь, за каждую минуту жизни.

Спасения мы не ждали… Но оно пришло!

Внезапно мы услышали над собой рёв моторов и увидели тень, скользнувшую по воде.

Затем появилась… Нкале! Как вихрь, она пронеслась над нами, держа в руках короткое скорострельное ружьё.

Загремели выстрелы.

Ближайшая к нам акула перевернулась брюхом вверх и, судорожно извиваясь, окатила плот целым фонтаном кровавых брызг. Другие акулы немедленно набросились на свою товарку и начали пожирать её ещё живую. Им, в общем, было всё равно, кем пообедать.

Нкале носилась над акулами, как маленький крылатый дьявол, в упор поливая их из своего автомата. С высоты ещё кто-то стрелял. Выстрелы прорезывали воздух то длинными, то короткими очередями. Ещё две акулы были убиты. Теперь вся их свора, покинув плот, пировала над этой дохлятиной.

Наступила передышка. Можно было, наконец, осмотреться и удивиться всему, что произошло.

Прямо над нами, вращая серебристые лопасти своего несущего винта, неподвижно висел вертолёт. Нижний люк его фюзеляжа был распахнут. В нём виднелись взволнованные лица двух человек. Один из них был Сеггридж. Другого я не знал. Это они, помогая Нкале, расстреливали акул.

Выше вертолёта мы увидели гидроплан, круживший в небе.

А вдали, почти у самого горизонта, красовался большой белый корабль. Он спешил к нам.

Мы закричали «ура» и замахали руками. Конечно, расслышать нас никто не мог — рёв моторов и треск выстрелов заглушали человеческий голос, но и без слов всё было понятно.

Дав ещё несколько очередей из автоматов и убедившись, что занятые пиршеством акулы оставили нас в покое, люди на вертолёте прекратили стрельбу.

Сеггридж сбросил нам верёвочную лестницу. Его товарищ поднёс ко рту радиорупор.

— Поднимайтесь к нам! — загремел усиленный репродуктором голос. — Мы доставим вас на корабль…

Академиков поймал конец лестницы, придержал её и подтянул ко мне.

— Лезь! — понял я по его губам.

Но я медлил выполнять приказ — жаль было оставлять акулам наш верный плот. Поколебавшись, я указал на него рукой…

— Давай! — прозвучало сверху.

Быстро привязав стропы парашюта к нижней ступеньке лестницы, я начал взбираться вверх. Академиков, как и полагается командиру, покинул плот последним.

Через минуту к нам присоединилась Нкале.

На вертолёте, кроме неё и Сеггриджа, были только лётчик, разговаривавший в это время по радио с капитаном Лендедом, и штурман — тот самый, что на пару с американским учёным расстреливал акул через люк…

Едва мы познакомились, как лётчик сказал:

— Космический капитан Лендед хочет говорить с вами. Прошу…

Мы коротко рассказали о своих приключениях.

Выяснив главное, Лендед поблагодарил наших спасителей, попросил лётчика с гидросамолёта, который первый нас обнаружил, лететь дальше — на поиски пропавшего воздушного лайнера, а капитана корабля следовать в том же направлении…

Нужно было очень хорошо знать капитана Лендеда, чтобы уловить в его голосе признаки волнения. Другие ничего не заметили; наверно, даже удивились его сдержанности. Но мы-то с Нкале сразу почувствовали, что это не так.

Из слов капитана было ясно: «ГОЛУБАЯ КОМЕТА», на которой остался Каген, ещё не найдена. Ни о нём, ни об экипаже лайнера ничего пока неизвестно…

— А почему здесь нет Рам Чарана? — с тревогой спросили мы. — Ведь он был с вами. Что с ним?

Стоя над раскрытым люком, под которым, как большой узел с мокрым бельём, раскачивался висящий в воздухе плот, мы слушали рассказ Нкале и Сеггриджа.

Покинув самолёт, они опускались на островок. Сначала всё шло хорошо. Но вдруг почти над самой землёй порыв ветра отнёс Рам Чарана в сторону, и он упал в океан. Волны прибоя швыряли его на прибрежные скалы, а намокший парашют начал увлекать на дно.

С большим трудом Нкале и Сеггридж помогли ему выбраться на берег. Но едва Рам Чаран встал на ноги, как стропы вновь напряглись. Страшный рывок опрокинул учёного на спину, и какая-то неведомая сила потянула его обратно в воду.

Нкале и Сеггридж вцепились в Рам Чарана. Они старались удержать его на берегу, а затонувший парашют, словно живое существо, тащил учёного за собою — туда, где из воды выступали окружавшие островок невысокие скалы — рифы, между которыми клокотал прибой.

Конечно, проще всего было бы пересечь стропы ножом. Но нож находился