Нездешний вышел на белый песок. Его управитель Омри, сидевший под масличным деревом, поспешил к нему с длинным полотняным полотенцем.
— Хорошо поплавали, мой господин? — спросил он, накинув полотенце хозяину на плечи.
— Я освежился — и готов заняться делами текущего дня.
— Госпожа просит, чтобы вы встретились с ней, когда у вас будет время.
— Тебя что-то беспокоит, Омри? — спросил Нездешний.
— Известно ли вам, что она обладает мистическим даром?
— Нет, но меня это не удивляет. Такой талант есть у многих духовных лиц.
— Мне от этого как-то не по себе, — признался Омри. — Я чувствую, что она читает мои мысли.
— Неужели твои мысли так ужасны?
— Всякое бывает, — невозмутимо ответил Омри, — но не в этом дело. Это мои мысли.
— Истинно так. Кто еще хочет меня видеть?
— Князь Арик сообщает, что посетит вас по пути в Зимний Дворец.
— Это значит, что ему нужны деньги.
— Боюсь, что так, господин.
Вытершись, Нездешний вошел в тень оливы, где надел на себя одежду — шелковую рубашку и мягкие кожаные штаны. Натягивая сапоги, он взглянул на залив еще раз.
— Госпожа не сказала, зачем она желает видеть меня?
— Нет, господин. Однако она рассказала мне, как вы сражались с наемниками.
Нездешний уловил в голосе старика упрек.
— День слишком хорош, чтобы выслушивать нотации, Омри.
— Вы подвергаете себя большому риску, господин, притом без всякой нужды. У нас на службе тридцать стражников и дюжина крепких лесников. В погоню за наемниками следовало послать их.
— Совершенно верно — но я был ближе.
— И вам было скучно. Вы всегда едете куда-нибудь в глушь, когда скучаете. Я пришел к выводу, что богатство не приносит вам радости — и мне это, честно говоря, трудно понять.
— Скука — ужасная вещь. С годами я понял, что она всегда сопутствует богатству. Когда ты богат, тебе не к чему стремиться. Ты можешь исполнить любое свое желание.
— Как видно, не любое, господин, — иначе вы бы не скучали так.
— Это верно, — засмеялся Нездешний. — Ну, довольно копаться у меня в душе, приятель. Что у нас еще нового?
— Двое вассалов Дома Килрайт убиты в городе два дня назад — как говорят, наемником Дома Бакард. Город неспокоен. Купец Ванис просит продлить ему долг. Он говорит, что потерял два корабля во время бури и не может уплатить в срок. — Омри достал из кармана кусок пергамента и расправил его. — Кроме того, лекарь Мендир Син спрашивает, нельзя ли нанять трех подлекарей с жалованьем по шесть серебряных монет в месяц ему в помощь. В больнице нет ни одной свободной койки, и Мендир Син работает по пятнадцать часов в день. — Омри свернул пергамент и спрятал его обратно. — Еще... госпожа Лалития приглашает вас на свой день рождения через три дня.
Нездешний, сидя в тени, смотрел, как рыбаки забрасывают сети.
— Пусть Ванис платит, — сказал он. — Мы уже трижды в этом году продлевали ему срок. Долги не помешали ему купить трех скаковых жеребцов и расширить свое восточное поместье. Дотацию Мендир Сину надо увеличить — почему он не обратился за помощью раньше? Сообщи госпоже Лалитии, что я буду рад прийти на ее торжество. Купи бриллиантовую подвеску у Каликара, и пусть ее доставят к ней в день рождения.
— Да, господин. Могу я сделать два замечания? Во-первых, у Ваниса много друзей в Доме Килрайт. Требование выплатить долг разорит его и будет расценено как оскорбление знатного дома.
— Если у него так много друзей, пусть они за него и платят. Послушаем второе замечание.
— Если память мне не изменяет, госпожа Лалития празднует свой день рождения уже в третий раз за последние пятнадцать месяцев.
— Так и есть, — засмеялся Нездешний. — Купи ей маленькую подвеску.
— Да, господин. Кстати, девушка, которую вы привели, будет работать вместе с Нордой. Вы желаете, чтобы она занимала какое-то особое положение?
— Дай ей поблажку на первое время. Она много страдала. У нее сильный характер, но она видела, как убили ее родных. С ней жестоко обращались и угрожали ей смертью. Было бы удивительно, если бы все это не оставило в ней следа. Последи за ней и поддержи ее. Но если со временем из нее не выйдет хорошей работницы, можешь ее уволить.
— Слушаюсь, господин. Что мне передать чиадзийской даме?
— Ничего, Омри. Я сам зайду к ней сейчас.
— Да, господин. Не будет ли неучтивостью с моей стороны спросить ее, долго ли она и ее спутники намерены здесь задержаться?
— Меня больше интересует, зачем и каким образом они сюда явились.
— Каким образом, господин?
— Жрица в вышитых шелковых одеждах с тремя спутниками появляется у наших ворот. Где ее экипаж? Где лошади? Откуда они взялись? В Карлисе они не останавливались.
— Видимо, пришли пешком.
— Нисколько при этом не запылившись и не выказывая признаков усталости?
Омри сделал знак хранящего рога.
— Пускай это неучтиво, господин, но весть об их отъезде я встречу с радостью.
— Не думаю, что их нужно бояться, Омри. Я не чувствую в ней зла.
— Приятно слышать, господин, но есть люди, которые просто не могут не бояться, и я всегда к ним принадлежал, не знаю почему.
Нездешний положил руку старику на плечо.
— Ты добрая душа и заботишься, чтобы другим было хорошо. Это большая редкость.
— Я хотел бы иметь побольше... мужества, — смутился Омри. — Мой отец горько разочаровался во мне.
— Как большинство отцов. Знай мой родитель, что я сделал со своей жизнью, он сгорел бы со стыда. Но все это пустые слова. Мы живем в настоящем, Омри. Теперь ты всеми ценимый и уважаемый эконом, и твои подчиненные тебя любят — вот и довольствуйся этим.
— Да, пожалуй — но те, кто вам служит, вас тоже любят и уважают. Вам этого довольно?
Нездешний ответил ему невеселым смехом и стал подниматься по ступеням к северной башне.
Несколько минут спустя он взошел по винтовой лестнице в самое большое из библиотечных помещений. Первоначально здесь предполагалось устроить кладовую, но потом Нездешнему понадобилось место для растущей коллекции старинных свитков и книг. Теперь во дворце размещались целых пять библиотек, помимо огромного музея в южной башне. Войдя, Нездешний поклонился стройной женщине, сидевшей за длинным овальным столом, заваленным свитками. Его заново поразила ее красота — бледно-золотистая безупречная кожа, тонкие чиадзийские черты. Бритая голова только усиливала впечатление. Эта женщина казалась слишком хрупкой для своих одежд из тяжелого, красного с золотом шелка.
— Что вы изучаете, госпожа моя?
Она подняла на него свои узкие глаза — не темно-карие, как обычно бывает у чиадзе, а коричневато-золотые, с голубыми искрами. Эти глаза вселяли беспокойство, казалось, будто они смотрят тебе в самую душу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});