– Ты разобрался, что это такое?
– Да. Здесь хранится волшебная вещь, которая позволит превратить Хлавису в человека – уже навсегда. Эта вещь очень драгоценна и в то же время исключительно опасна. Девушка, возможно, хотела стать человеком. Не исключено, что она устала от своей двойственной природы.
– А ты как думаешь?
– Не знаю, Конан. Если бы у меня была двойная природа, я не стал бы от нее отказываться. Всегда хорошо быть еще кем-то.
– - Например, лягушкой, – сказал Конан, бросая в воду палочку и пугая лягушку, которая возмущенно квакнула и сгинула в черной глубине вод.
– При чем тут лягушка? Разве ты не понял? Она может превращаться в дракона. Это древнее, прекрасное, могущественное существо. Я могу только предполагать, что испытывает дракон во время полета…
– А если ей охота быть обыкновенной женщиной? Чтобы ее любили и все такое – ну, о чем обычно мечтают порядочные женщины?
– Скажи, Конан, откуда тебе известны мечты порядочных женщин?
Конан обиделся.
– По-твоему, со мной только шлюхи путаются? Я несколько раз спасал от смерти и рабства вполне добропорядочных девушек, и впоследствии они находили себе таких же добропорядочных мужей… И теперь у них, наверное, уже народились добропорядочные дети…
– В любом случае, выбирать не нам с тобой, а Хлависе, – подытожил Тьянь-По. – Осталось малое: понять, что хранится в этом ларце и как он открывается.
– Словом, мы на том самом месте, откуда начали, – мрачно проговорил Конан. – Я так и думал.
– Что ты думал? Что от меня не будет пользы? – Тьянь-По сердито щурился и тянул себя за ус. – Так и говори! Между прочим, я прочитал надпись, и теперь мы с тобой знаем, кто эта белокурая незнакомка, которая путешествует одна и знакомится с варварами в придорожных тавернах. – Внезапно кхитаец сменил тему: – Где ты остановился?
– Пока нигде. Пришел в Лакшми и сразу к тебе.
– Поживи пока в монастыре, – предложил Тьянь-По. – Я представлю тебя ученикам. Расскажешь им притчи. У тебя хорошо получается. А я пока подумаю, как нам вскрыть тайник.
* * *
Несколько дней приятели почти не виделись. Тьянь-По действительно познакомил Конана со своими учениками – их было человек двадцать, почти все молодые, за исключением двух мужчин в возрасте и одного старика.
Все они жаждали просветления и добросовестно старались выполнять все указания своего учителя. Поэтому когда кхитаец, спрятав под тяжелыми веками смешливые искорки в узких глазах, велел им беспрекословно слушаться Конана-киммерийца, великого учителя, те лишь послушно поклонились.
Великий учитель из Киммерии построил будущих каллиграфов в шеренгу и прошелся перед строем взад-вперед. Он раздумывал. Ученики «ели» его глазами, готовые бежать и выполнять упражнения или садиться на землю и замирать в медитации.
Конан откашлялся.
– Каллиграфия имеет тесную связь с жизнью, – произнес он, стараясь сохранять кислое выражение лица, которое, по мнению киммерийца, должно быть свойственно великому учителю. – Мы рисуем не просто разные закорючки, которые на трезвую голову и не разберешь. Нет, мы создаем целые миры. Долгую жизнь и великую мудрость какого-нибудь философа можно вместить в несколько значков, и только посвященный разберет, что за чушь тут понаписана. Поэтому… -- Конан помолчал немного. Что бы еще такого сказать? И что «поэтому»? Он снова откашлялся. – Итак, притча. Жил один воин, который не владел искусством каллиграфии. Однажды ему встретился могучий, злобный… э… другой воин. Но поскольку наш воин хорошо владел мечом, то он превратил второго воина в мертвеца. Он сделал это мечом. Всем понятно?
– Учитель, – робко подал голос один из учеников, молодой, бритоголовый, смуглый человек с выпирающими скулами и торчащими ключицами. На нем была только набедренная повязка.
– Я слушаю тебя, – Конан подбоченился.
– Учитель, но какое отношение эта притча имеет к каллиграфии?
– К каллиграфии? – Конан подумал немного и вдруг его осенило. – А вот какое! Своим мечом он нарисовал на теле убитого иероглиф «мертвый дурак».
– А как пишется этот иероглиф? – снова спросил любознательный ученик.
– По-разному, – многозначительно ответствовал Конан. – А теперь пусть кто-нибудь из вас расскажет притчу, и все мы попробуем истолковать ее.
После того, как притчи закончились – а произошло это гораздо раньше, чем надеялся Конан, – все снова искательно воззрились на него.
Тогда Конан сказал:
– Ладно. Поучимся писать иероглифы собственной судьбы. Найдите себе длинные ровные палки. Я покажу, как фехтовать посохами.
По возвращении Тьянь-По с ужасом увидел, как его ученики лихо лупят друг друга палками, а киммериец расхаживает по краю тренировочной поляны и дает указания, не стесняясь при этом в выражениях.
Кхитаец громко хлопнул в ладоши. Состязание остановилось.
– Кому понравилось? – спросил Конан. Понравилось всем, даже старику. Тьянь-По поклонился Конану. Конан в ответ
вежливо поклонился Тьянь-По. Ученики благоговейно созерцали этот обмен любезностями.
Потом Тьянь-По велел всем отдыхать, а сам остался с Конаном наедине.
– Я переписал для тебя иероглифы и их истолкование. Возьми. – Он протянул киммерийцу листок. – Но что касается сундучка… По-моему, стоит обратиться за советом к опытному взломщику.
– Я, по-твоему, недостаточно опытен?
– По-моему, недостаточно, раз ты до сих пор не сообразил, как эта вещь открывается.
– Взломщики, в отличие от каллиграфов, – неприятные люди. Они непременно захотят себе долю, а под конец попытаются тебя надуть и захапать все.
– Конан, я не знаю, как открывается драконий сундук. Понимаешь? И ты не знаешь. Нужен взломщик.
– Завтра же найму глашатая. Пусть кричит по улицам Лакшми: «Конану-варвару, великому учителю из Киммерии, знатоку притч о каллиграфии, требуется квалифицированный взломщик!» Как ты думаешь, поможет?
– Валом повалят.
Конан дружески толкнул Тьянь-По кулаком в бок, от чего кхитаец покачнулся, и отправился восвояси. Маленький кхитаец проводил его глазами и весело покачал головой. Он до смешного напоминал сейчас фарфоровую статуэтку и, конечно, знал об этом.
* * *
Лакшми остался позади. Конан шел на запад. Он миновал несколько селений и оказался в Фарасе – безобразном с виду городке, что раскинул глинобитные плоские хижины в небольшой долине, образованной рекой Запорожкой недалеко от впадения ее в море Вилайет. К югу высились горы – здесь они казались размазанными по мутному небу. Запорожка, в нижнем течении довольно широкая, сейчас обмелела, и жирная рыжая глина дна бесстыдно выставила себя на обозрение. Фарас очень не нравился Конану, но остановиться было необходимо: припасы заканчивались, и варвар чувствовал себя уставшим. Кроме того, он намеревался купить себе лошадь, а Фарас известен летними лошадиными ярмарками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});