Дожидаюсь, пока он меня догонит, и помогаю ему, На краю чащи нас ждет длинный. Дождь уже едва накрапывает, видны потемневшие от дождя строения заставы.
Длинный уже издали кричит с издевкой:
— А дождя-то и впрямь не было.
Я что-то бурчу под нос, он не слушает. Растянув в ухмылке рот и играя бровями, он слизывает с губ воду; вода с мокрых волос стекает по вискам и тихо капает вниз. Он демонстративно не вытирает лицо и говорит с усмешкой:
— Очень точный прогноз.
Я молчу.
— Этим и впрямь можно прокормиться, — продолжает он.
— Чем?
— Прогнозами!
Он уже смеется во весь рот. Толстяк отворачивается, будто и ему неприятны эти насмешки.
Во мне взыграло самолюбие:
— Разве это дождь, настоящего дождя не было.
Я смотрю на небо. По нему плавают жалкие обрывки облаков: ни следа прошедшей грозы.
Длинный вскидывает брови.
— Не было?
Он отряхивается, и со штормовки каплет вода.
— Посмотрите-ка на меня! — отвечаю я.
Действительно, по плащ-палатке не видно, что она промокла, разве что чуть потемнела от воды.
Он смотрит на меня и подмигивает, да так, что одна бровь подпрыгивает чуть не до корней волос, а другая оседлала переносицу. Еще и гримасу насмешливую скраивает в придачу.
— Штатский был дождичек, мы на такой и внимания не обращаем, — небрежно бросаю я и, чтобы за мной осталось последнее слово, спешу вперед.
Пока открываются ворота, слышу, как длинный говорит своему спутнику:
— Совсем шуток не понимает.
Толстяк только хмыкает в ответ.
Я иду в канцелярию и докладываюсь лейтенанту.
— Ничего не произошло особенного?
Немного помедлив, говорю:
— Высокий вел себя странно.
— Интересовался? Расспрашивал?
— Да. И это тоже.
Все наши разговоры изглаживаются из памяти, на минуту я и сам верю в то, что говорю.
Лейтенант кивает. У него мальчишеское лицо и очень аккуратный прямой пробор, он похож на важничающего школьника. Больше ко мне вопросов нет, и я ухожу. Уже поздний вечер, заходит солнце, пора на покой и мне. Но прежде я еще заглядываю на кухню.
Просыпаюсь от шума. В комнате горит свет, постели разбросаны, взволнованно гудя, все торопливо одеваются. Смотрю в окно — ночь. Окликаю кого-то:
— Что случилось?
— Нарушение границы!
— Удрал?
— Нет, дозор привел. Они в караулке.
— Чего ж вы тогда повскакивали?
— Это один из землемеров хотел удрать.
Я сажусь на постели. Длинный! Конечно, у него за кордоном родственники. Как чувствовал. Говорил же я лейтенанту. Ну, на это и я пойду посмотреть.
В дверях толпа. Проталкиваюсь через нее в комнату. В углу у телефона наш лейтенант, весь красный, его аж пот прошиб от волнения. Дозорные жутко вымокли, один лицо вытирает, другой отряхивается, как собака. Hapушитель границы стоит среди них, с его длинного плаща: течет вода, вместо туфель два кома глины, на испуганное лицо свисают слипшиеся сосульками волосы. Он тяжело дышит, весь съежился, словно хочет казаться еще меньше.
Коротышка толстяк.
Лейтенант хрипло кричит в телефонную трубку — наверняка помехи на линии, немудрено в такую погоду.
— Докладываю, задержали… Да… У Черной канавы… Спрятался, но, когда прошел дозорный, вылез и наткнулся на следующего. Нет, не сопротивлялся. Утром будете? Понимаю, понимаю…
Он бросает трубку.
Я сглатываю, выйти бы. Но в дверях уйма народу, и я укрываюсь за шкафом.
Хотя все целиком поглощены происходящим, мне кажется, что смотрят только на меня; уши у меня горят, и я ощущаю их необычайно большими, по крайней мере такими же, как у осла.
Примечания
1
Фертё — заболоченное озеро у западной границы Венгрии.
2
«Бреннберг» — угольная шахта в окрестностях Шопрона.
3
Черни, Карл (1791–1857) — австрийский пианист, педагог, композитор, основатель так называемой венской пианистической школы.
4
Явор, Пал (1902–1959) — венгерский актер, снимался в популярных фильмах 30-х годов.