Читать интересную книгу Адептус Астартес: Омнибус. Том I - Энди Смайли

— Возможно. Но, возможно, мы, из всех слуг Императора, в последнюю очередь должны судить по облику.

Баракиил проигнорировал замечание.

— Даже Григори пытался вразумить Амита. Ты не поговоришь с ним?

— Если того пожелает Кровь. В ином случае… — Зофал отвернулся от Баракиила и надел шлем обратно. — Я этого не сделаю.

Капеллан оставил Баракиила у «Грозового орла» и направился к передовым огненным ямам. Расчленители были воинами, мясниками. Даже в обычных обстоятельствах они едва годились на роль стражей, и наблюдение едва ли давалось им просто. Но, потеряв столь многих братьев во время планетарной высадки, без добычи, которую можно было бы убить в отместку, рота прилагала все усилия, чтобы держать себя в руках. Краткие отчеты о готовности и резкие обмены репликами по воксу намекали на напряжение, которое воцарилось в лагере, будто невидимый противник. Чем быстрее начнется битва, тем скорее исчезнет напряжение, смытое чистотой боя. Зофал намотал бусины розария на кулак. До тех пор именно от него зависело, чтобы в их разумах не укоренилось беспокойство, а в мысли не закрался Гнев.

Он обошел оборонительную полосу ровным шагом, ни достаточно быстрым, чтобы привлечь внимание, ни достаточно медленным, чтобы это не показалось праздным шатанием. В бою он будет помогать капитанам и первым сержантам, придавать им решимость и веру, необходимые для успешного командования. Но под жестокой плетью этого мира каждый Расчленитель нуждался сейчас в его наставлении. Зофал останавливался у каждого укрытия и баррикады, проверяя готовность к бою каждого воина. Они вместе зачитывали катехизисы почтения и проводили ритуалы сдержанности, чтобы убедиться в силе и чистоте их духа.

Зофал закончил обход в тени «Зазубренного ангела». Под его правым крылом находился выжженный клочок земли, десяток перевернутых цепных мечей обозначали границу арены для поединков.

«Слова лишь тлен, который сметается вихрем ярости и исчезает в плену у гнева», — капеллан крепче стиснул розарий, приблизившись к арене. Там всегда находились Расчленители, которые нуждались не просто в молитве для усмирения кровожадности.

Гавриил из третьего тактического и Анаил из седьмого штурмового стояли в середине круга. Их цепные мечи выбивали в темноте искры, сталкиваясь друг с другом, рев адамантиевых зубьев едва слышался за гортанными криками собравшихся воинов. Гавриил возвышался над Анаилом и, пользуясь преимуществом размеров и веса, нанес череду мощных ударов. Но там, где штурмовому десантнику недоставало роста, он компенсировал опытом. Анаил стремительно парировал каждый удар Гавриила, с легкостью отбил клинок более крупного воина, прежде чем провел разящую контратаку.

Зофал мрачно улыбнулся, когда клинок Анаила задел наплечник Гавриила. Техника штурмового десантника была почти безукоризненной. Но он все равно проиграет. На арене нет места изяществу. Впавшего в ярость Гавриила уже не остановить. Его мощные атаки в конечном итоге найдут путь сквозь защиту Анаила, потребуется всего один скользящий удар, чтобы нарушить самообладание Анаила. Поддавшись ярости, штурмовой десантник потеряет голову. Он бросится на Гавриила, и огромный воин быстро победит его.

«Наш гнев не познает границ, а мечи — мира», — одними губами произнес Зофал, когда Гавриил сшиб Анаила на землю. Победителем, как обычно, окажется Гнев.

— Брат-сержант, — Зофал повернулся к Менаделю. Сержант стоял рядом с ареной, держа в одной руке штурмовой щит, а в другой сжимая силовой меч. Вдоль лезвия пульсировала тонкая линия искрящейся энергии. Оружие, как и его обладатель, всегда оставалось наготове. Менадель был превосходным мечником, мастером поединка. Если какой-то воин потеряет контроль или поддастся Гневу, он незамедлительно вмешается. Лишь один Расчленитель погиб на арене за все время, что ею руководил Менадель.

— Капеллан, — Менадель почтительно склонил голову, не сводя глаз с Анаила и Гавриила.

— За последние два часа апотекарию Иезаилу пришлось оказать помощь пятерым нашим братьям, — произнес Зофал.

— Они остались боеспособными, — Менадель говорил спокойно, но судя по тому, как напряглась его челюсть, под маской невозмутимости вскипели эмоции. — Вы сомневаетесь в моей осмотрительности?

— Если бы сомневался, брат-сержант, ты бы узнал.

Менадель улыбнулся и потер подбородок, вспомнив последний раз, когда они с Зофалом дрались друг с другом.

— Многие погибли при высадке, капеллан. Наши братья злятся.

— Это и значит быть космическим десантником. Низвергнуться с небес, словно огонь и гнев. Нести смерть или приветствовать ее.

— Но у нас нет противника. Нет врага, которому можно отомстить, никого, чьей кровью можно было бы оросить клинки.

— Радуйся тому, что еще жив, Менадель. Месть для тебя лишь вопрос времени. Павшим же повезло не так сильно.

— Да почтит их Сангвиний, — Менадель прижал кулак к нагруднику.

Зофал бросил взгляд на рваные шрамы, которые покрывали доспехи Менаделя. В ордене было немного воинов, которые могли задать сержанту такую трепку.

— Когда ушел магистр Амит? — спросил он.

Глубокие царапины и неровные вмятины на доспехах Амита в свете установленного в траншее прожектора походили на скалящиеся звериные пасти. Опытный летописец мог бы поведать всю историю Амита по шрамам, покрывавшим его броню. Зофал замедлил шаг, подходя к магистру ордена со спины.

— Я все еще тут, капеллан, и держу себя в руках, — произнес Амит, не оборачиваясь и неотрывно следя за опушкой.

— Да. Похоже, стоит поблагодарить за это Менаделя, — Зофал миновал земляную насыпь и поравнялся с магистром ордена.

— Однажды он станет капитаном Клинка.

— Если ты вначале не убьешь его.

Амит ухмыльнулся.

Какое-то время они стояли в молчании.

— Ты говорил с Баракиилом? — спросил Амит.

— Говорил.

Амит хмыкнул, прекрасно зная мнение Баракиила.

— Война в Саккарском секторе никуда не денется, пока мы здесь не закончим.

— Война будет всегда, брат. От тебя зависит, чтобы мы всегда могли сражаться.

Амит посмотрел вдаль.

— Этот мир полон жестокости, капеллан.

— Те, кто принадлежат Крови, тянутся к жестокости…

— Как ручьи тянутся к реке, — закончил Амит.

Манакель присел у останков Лаххеля и впился зубами в плоть очередного трупа дикаря. В рот хлынула кровь, остудив жжение в горле. Бой дал ему такой нужный шанс выпустить пар. Бойня была грозным проявлением злости, пылающей у него в венах. Но он подошел к самой границе тьмы, слишком быстро, и едва не предался Гневу. Манакель вздрогнул, когда по губам стекла тонкая струйка крови. Только так ему удалось изгнать его тень из разума. Он кружил возле границ сознания, нашептывая обещания о прощении. Он заберет боль, сомнения. Облачит его в доспехи гнева и даст ему силу убить любого, кто встанет у него на пути. Манакель почувствовал, как успокоился пульс, и жажда крови постепенно стала уходить, когда он выпил еще одну пригоршню влаги из тела мертвого варвара. Он будет сопротивляться желанию принять Гнев, но не мог отказать Жажде в том, чего она хотела.

Тамир поморщился от попавшего в нос запаха грязи и сгнившей плоти. Даже сильный ветер, который пронесся по долинам и вспенил озера, не смог унести аромат смерти. Вождь наблюдал за тем, как багровый великан пиршествует на останках охотничьей группы Ра’да. Мрачный спектакль напомнил ему о церемонии Окончания Охоты, ритуале, который он проводил более десятка раз. Когда охотники убивали крупного зверя, все племя собиралось, чтобы отведать его мяса и крови. Таким образом они оказывали дань уважения духу и забирали себе его силу. Тамир одобрительно хмыкнул, радуясь тому, что к воинам Ра’да проявили подобное почтение.

Манакель зарычал. Еще один проклятый Императором дикарь. Этот был чуть мускулистее прежнего, хотя не имел при себе оружия. На его груди розовела свежая рана. Слишком аккуратная, чтобы получить ее в бою, она казалась скорее ритуальной, проявлением намерения или символом клятвы. Расчленитель презрительно хмыкнул: такие раны следует заработать, а не получать в дар, будто безделушки. Оторвав голову трупа, чью кровь он пил, Манакель метнул ее в варвара. Человек не попытался прикрыться, позволив ей ударить себя.

Тамир услышал, как от попадания хрустнуло плечо. Воина сбило с ног. Он застонал и, выругавшись, поднялся обратно. Аббас говорил ему оставаться неподвижным, выказывать отвагу и не дрожать. Он смотрел на великана, пораженный тем, что тот напоминал ему охотничьего пса, его губы и нижняя часть лица были розовыми от крови. Если Аббас ошибся и великан был на самом деле просто дикарем, зверем, то в загробной жизни он будет преследовать старика в ночных кошмарах.