Все остальное домысливало воображение. Вспомни знаменитые фрески в пещере Альтамиры: там фигуры бизонов подсказаны естественными буграми и впадинами на своде. Художник увидел не бугры, а стадо бизонов! В Кастильо художник краской только дополнил сталагмитовый натек на стене, превратив его в бизона, а в пещере Пеш-Мерль точно так же из сталагмита сделан мамонт…
— А как ты додумался до этого? — спросил я его с интересом.
— Никак! Несколько лет, да еще ни один раз в день, ходишь мимо витрины с костенковскими скульптурами, смотришь — вот что-то в голову и придет. А когда сфотографировал этого мамонта и увеличил… Но подожди, это не главное! Это только начало. Сейчас я принесу тебе костенковскую коллекцию, и ты увидишь…
Пока Фрадкин доставал из шкафов лотки с коллекциями, я припоминал, что мне было известно о Костенках.
Большое село Костенки находится на берегу Дона, недалеко от Воронежа. Когда-то здесь стоял маленький сторожевой городок Костенск. Название возникло не случайно. Из высоких обрывов дожди и весенние воды до сих пор вымывают множество костей мамонта. Кости эти еще Петр Первый показывал путешественнику Корнелию де Бруину и объяснял, что здесь лежат остатки слонов войска Александра Македонского. В конце XVIII века об этих костях писал ученый и путешественник Гмелин, а сто лет спустя ими всерьез заинтересовался натуралист и археолог И. С. Поляков. Он произвел небольшие раскопки в Костенках и обнаружил в земле не только кости мамонта и других животных, но и много кремневых орудий.
Так произошло открытие одного из самых интересных и самых загадочных памятников эпохи палеолита. Самые большие и основательные раскопки в Костенках-I провел П. П. Ефименко — крупнейший советский исследователь первобытной эпохи. После его раскопок, пожалуй, не появилось ни одной работы о верхнем палеолите Восточной Европы, в которой не ссылались бы на Костенки-I.
Объясняется это двумя причинами.
Во-первых, П. П. Ефименко открыл в Костенках следы огромного жилища. В плане оно походило на вытянутый овал — 36 метров в длину и 16 метров в ширину, всего около 540 квадратных метров площади. По центру, по длинной оси жилища, Ефименко обнаружил девять очажных ям, а по краям — несколько ям-землянок. Если согласиться с исследователем, что все жилище сверху было покрыто шкурами мамонтов, которые поддерживались шестами, впечатление получается грандиозным!
И была вторая причина, не менее важная. На месте этого жилища археолог собрал при раскопках много кремневых орудий, а главное — коллекцию скульптур. Основное место в этой коллекции занимали фигурки женщин из кости мамонта и из мергеля, а затем — изображения различных животных. Если учесть, что находки скульптур на палеолитических стоянках крайне редки — вспомним хотя бы Сунгирь! — то казалось, что в Костенках собран целый музей первобытного искусства…
Вернулся Фрадкин с двумя лотками, на которых лежали костенковские скульптуры. Он поставил их на стол, посмотрел на меня, потом на лотки, сжал руки и словно в растерянности сделал шаг назад.
— Даже не знаю, с чего начать! — покачал он головой. — Коллекция и все документы Костенок, как ты знаешь, хранятся у нас. Ну, и не надо говорить, что Ефименко опубликовал все изображения! Я начал смотреть, сверяясь с его книгой, и стал в тупик…
Эмиль нагнулся над лотком и подал мне конический кусочек мергеля.
— Что это такое, ты знаешь…
Да, эту вещь я знал. В моих руках был обломок так называемой «хвостатой женщины»: нижняя часть фигурки, у которой сзади что-то похожее на хвост. Специалисты считали, что это изображение набедренной повязки.
— Да? Вот и я так думал, пока…
Фрадкин повернул кусок мергеля горизонтально, наклонив его в сторону света.
— Погляди!
Передо мной оказалась волчья морда.
— Волк?..
— Да, волк! «Хвост» — всего лишь складка кожи у пасти. Вот тебе скула, глаз, даже чуть вздернутый нос… А женщина где, скажешь ты? Нет ее! И никогда не было…
На следующем камне столь же четко проступала морда медведя: массивная голова, чуть приоткрытая пасть.
В книге же, которую пододвинул мне Фрадкин и где имелся рисунок этого камня, черным по белому было написано: «Обломок женской статуэтки». Еще один «обломок», но поворот — и хорошо видно туловище животного, скорее всего, лошади…
Признаться, я не находил слов от удивления. Что же произошло? Ведь не могли камни измениться или археологи быть такими слепыми?
— Теперь ты понимаешь, в какое положение я попал, когда все это увидел? — говорил Фрадкин. — Чем дальше я разбирал костенковскую коллекцию, тем меньше находил соответствий! Ефименко разделил все скульптуры на группы: целые фигурки, заготовки, изображения животных… А теперь большая часть обломков женских фигур оказывается головками или фигурками животных! Ты понимаешь, что это значит? Теперь же совершенно иначе приходится смотреть вообще на все палеолитическое искусство! До сих пор считалось несомненным, что древние скульпторы из кости и камня вырезали изображения женщин. Объяснялось это тем, что эпоха палеолита — время матриархата, время «господства женщин». Поэтому и женские статуэтки считали изображениями родоначальниц, покровительниц рода и племени.
Однако за последние годы большинство археологов усомнилось в правильности такого предположения. В самом деле, трудно допустить, что в эпоху, когда вся жизнь племени зависела от успешной охоты, от труда мужчин, власть оказалась в руках женщин. И только лишь потому, что женщина была хранительницей огня и домашнего очага? Потому, что она воспитывала детей? Но что могли сделать женщины и дети без мужчин, без мужской силы?
Так постепенно, в спорах и дискуссиях, археологи пришли к мысли, что матриархат — вовсе не время «господства женщин», как звучит точный перевод этого слова, а всего лишь счет родства по материнской (по женской), а не по мужской линии. Мужчина, женившись, переходил в род своей жены. Их дети наследовали родовое имя не отца, как сейчас, а матери. Такие порядки этнографы еще застали у некоторых народов мира. Отсюда был сделан неверный вывод, что подобный обычай — пережиток «господства женщин»…
Сомнение в правильности прежней теории возникло давно, еще в первых десятилетиях нашего века, когда, познакомившись с палеолитическими рисунками на стенах пещер, археологи не нашли там ни одного женского изображения. Единственным аргументом оставались скульптуры, и в первую очередь именно костенковские. Теперь Фрадкин уничтожал и этот аргумент.