– Ну извини, забыл. Вот, семейный вариант:
«– Вам/тебе следует оставить ваши/твои…»
– Ну, выбери «ты». Судя по такому началу…
– Да, тут, скорей, на «ты».
«– Тебе следует оставить твои милые русские привычки. Ты прилетел сюда из твоей милой России с твоими милыми недоношенными идеями, которые у нас уже пополам в бетоне – пополам в земле. Так что милую прицкеровку ты здесь не жди. И ничего здесь не жди. И тебя здесь не ждут и не дождутся. Но ты не полный инвалид на голову, и милое дело тебе найдется. Вот, позанимаешься местами индивидуального пользования. Знаешь, что такое? У вас в России есть? Ну и рисуй. Быстро и без милых ошибок. И еще: пока не вырос в большую самку собаки, громко не тявкай, у нас не любят.
– А когда вырасту, полюбят?
– Нет. Но тогда тебе будет на это уже насправить большую нужду».
– Да, не очень весело… А прислал тебе, хотя с тобой больше всех ругался.
– Ругался! Он раз завелся и в драку полез.
– Боже мой, ты с ним дрался?
– Что я, больной? Вытянул руку и держал, пока он не устал трепыхаться.
– И всё?
– Ну как. Обиделся, что ему по тыкве не дали, мужика в нем не уважили.
– Долго дулся?
– Да нет… У меня в расчеты-то ошибочка все-таки затесалась – может, с недосыпу. Ну и на представлении…
– Он торжественно отмстил?
– Нет… Ну, то есть, да, но когда уже разошлись все. Подошел, ткнул молча и ушел. Типа: «я тоже хилых не бью». Мелкий он больно, у таких всегда гонору…
– Мал, да удал. Кроме него ведь никто не заметил?
– Да… Тогда не заметили, а сейчас заметят. Что-то странное у меня: ошибки пошли, никогда не было. По несколько раз проверяю, потом смотрю – ё-моё! И какие-то нелепые, дикие: то в 10 раз, то плюс на минус, то вообще расчета нет, а я помню, как его делал, как проверял, и помню, что так уже было – во сне, что ли? Бред какой-то… Оно, конечно, со всеми бывает. Никитин, вон, ветры пропустил над Мамаевым курганом, «Родина-мать» чуть меч не выронила. Но ему-то было уже под шестьдесят, да и башня задолбала. Черт знает…
– Ваня, ты просто загнал себя. Конкурс, пожар, на нервах всё. Тебе надо отдохнуть.
– Не знаю я, что мне надо… А мне прислал, значит, больше некому. Всё бегают, всё ищут, где глубже, где лучше, а потом вот им… Айова. Везде.
– Знаешь, мне звонит иногда – даже не иногда, а чаще, чем хотелось бы… да и не хотелось бы… Ну, в общем, она старая, злая, несчастная, неблагодарная, у нее дурной глаз, я боюсь, когда она спрашивает о тебе и Женьке, но у нее в телефонной книжке остался только мой телефон… Ответь ему, Ваня. И – без насмешек, да?
– Угу.
* * *
– Ваня, мне сейчас звонила Эля, и… и я даже передать не могу всего, что от нее услышала!
– Верю.
– Ваня, как ты мог! Какое злое, какое скверное мальчишество. Ты можешь ее не любить…
– Спасибо, уже. Но я что-то не врубаюсь…
– И оставь этот жаргон, такой же отвратительный, как твои шутки…
– Какие шутки, Мила? Я, что ли, ее диссерт редактировал? Да видал я ее…
– Ваня, у них профессиональная служба защиты, они вычислили тебя!
– Да не то они…
– Перестань! Это нелепо и… и трусливо! Совсем, совсем на тебя не похоже. И эгоистично: ради мелкого нечистого удовольствия – в какое положение ты меня поставил? Я оказалась перед ней виновата, она оскорблена и действительно не стеснялась в выражениях, я даже не ожидала…
– Это я – эгоист, пакостник и трус? Ни хрена себе!
– И я просила тебя оставить, наконец… this damned, ugly, vulgar language!
– Язык? Что – язык?
– Знаешь что, не валяй…
* * *
– Ну, что, Тень, ты теперь мне скажешь? Вводные такие: они нашли в проекте серьезные ошибки. Дикие, несуразные, нелепые ошибки; объяснить не смог. От руководства проектом отстранен, назначена комиссия по полной проверке документации. И что еще там обнаружат, не представляю… Ничего не могу понять… Пока предложили сесть под менеджера рядовым исполнителем; в случае отказа мне светит увольнение по профнепригодности. Что скажешь? Так и будет?
– Нет.
– А что? Еще хуже? Посадят?
– Да… Шутка. А может, не шутка. Всё путем. Ты зажрался, как все вы тут. Ты на все плевал – рабо-отает он! Вот и получишь, что заработал. Всё, меня больше нет. Вирус. Конец твоей программе. Антисеттер он обновил!
– Подожди! как же… Вот и все. И Тени нет, не с кем и посоветоваться. Остался голый… Кость мне бросают – грызи! Интеллигенция… Хотя чего там советоваться, знаю всё. Кто скажет мне то, чего я не знаю?.. А вот мы сейчас в Милкиной базе – чего она там про Достоевского… Слово писателя – пусть поддержит. Зачем они еще нужны? Ключи: голый, интеллигенция, кость. Отбор? – ну, по релевантности. Время? – без ограничений. Поиск!
«Голый разврат эгоизма, не стыдящийся своей скверной наготы и боящийся только палки, но и той не боящийся … Сохраняется и высшая интеллигенция, но страшно подумать: всё седые, всё 40-е годы. А новые – в новых один цинизм, разделись догола … безо всякой мысли, просто как дикие, как скоты. Собака грызет кость, другая ворчание. Вот эмблема: стащить кость и сгрызть ее одному. Дикие! Дикие! Орангутанг». Ф. М. Достоевский, 1876 год.
– Продолжить? – ну, продолжи.
«Личность не обеспечена… Общество правил нравственности не имеет… Хоть есть индивидуумы высокой чести, но так как они влияния не имеют, то их придется считать пока за частные случаи, не успевшие сплотить из себя гражданского общества».
– Хватит. Поддержал. Мне еще со своим орангутангом разбираться.
* * *
– А чего эта сука…
– Она моя жена, урод. И ты здесь у нее живешь.
– А ты где у нее живешь?
– Ты, знаешь, фильтруй…
– Да? А то чё?
– А то пойдешь искать себе другое жилье, понял?
– Я-то пойду. А вот ты-то поедешь. За тобой-от уж раз прияжжали, а ты и ня понял. Другой-то раз, как думашь, выпустят? Не, милай, ня выпустят. Так и знай.
– Так это… – ты? Ты?? Это из-за тебя, сучонок, гнус…
* * *
А Витька ведь что-то говорил такое, спорили о компах в деревне. Ну-ка, это ведь еще до Тени было, могло сохраниться…
«– Ну посмотри, вот сейчас они истерически кинулись бороться с нововредами, и кто, оказывается, самые вредоносные террористы? Пацаны, подростки, школяры. Как так? Почему? А потому, что десять лет назад широким жестом кинули в сельские школы компьютеры, и сельские Филиппки прекрасно их поняли, и вышли в сеть, и освоились в ней быстрее и лучше учителей. Но жизнь-то там осталась та же – скотская, пьяная, нищая. А они-то заглянули в мир и увидели другую – сытую, яркую, роскошную. И каждый спросил себя: а почему же у меня такая? Чем я хуже? Ведь за МКАД и еще парой кольцевых, как за линиями противолимитной обороны, лежит огромная земля униженных и оскорбленных – безвыходная, безысходная terra invidiosa, земля зависти… Но вот им открыли эту одну-единственную щелочку в большой, пестрый, богатый мир – сеть! И они устремились туда из деревень, где нет, не было и никогда не будет кинофестиваля класса “А”, газа и воды, где в каждую грозу вырубается электричество, где до ближайшей дороги – день по лесу, а до райцентра – только на тракторе. Эти компы, эти лучи света цивилизации пролились, вошли в их темное царство, как животворящий дождь в пересохшую землю, и, как черви после дождя, они полезли из земли на этот свет, и ожившими червями устремились в сеть. Они хлынули в эту щелку – зачем? Чтобы смотреть. Чтобы учиться. Чтобы красть. И чтобы мстить. Мстить жирным, богатым, городским “сынкам”, мстить за убогую, убитую жизнь, которой они вынуждены жить, и за ту, яркую и красивую, которой они не менее достойны, но которая у них отнята. И вот они теперь везде просачиваются, везде гадят, пакостят, все валят, отовсюду тырят – и их не отловить, потому что отлавливать надо полстраны и потому что они, в массе, подготовлены лучше, чем те, кто пытается их поймать: “продвинутые”, обновленная версия поколения. Это плата натурой за цинизм и эгоизм “хозяев жизни”, за скорбное бесчувствие, за пренебрежение интересами людей, небратское, нехристианское. Со свечками они стоят. Один раз так уже про… спали страну. И ничему не научились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});