Читать интересную книгу Зимний сон - Кензо Китаката

– Зачем вообще писать обо мне книгу?

– Так надо.

– Я для тебя как зеркало.

– Иными словами, я лучше пойму себя, если напишу о тебе? Буду смотреться в тебя как в зеркало. Думаешь, люди для этого книги пишут?

– Наверно.

– Только избавь меня от своих теорий.

– Ну вот и первая ласточка. Эмоции накаляются.

– Я видел твои картины, но не понял их. Меня вообще напрягает, когда я что-то не понимаю.

– Если ты будешь чесать со мной языком по телефону, это тебе понимания не прибавит.

– Воистину…

Номура начал заново.

– От этой картины будто опасность какая-то исходит. Не знаю, мне так показалось. Не то чтобы ты снова собирался кого-нибудь убить, просто такое чувство, будто чаша терпения переполнилась и ты вот-вот сорвешься.

Собственно, Номура был недалек от истины. Правда, я бы выразился несколько иначе, но что-то явно будоражило мой рассудок.

– Не собрался еще спускаться с гор?

– Не раньше, чем зима закончится.

– Ну так я сам как-нибудь загляну.

– Тебе здесь не обрадуются. Хотя и взашей, конечно, не погонят.

– И только?

Номура слабенько засмеялся и положил трубку.

Вскоре я начисто позабыл об этом разговоре.

Я доехал до города, зарулил на заправку. Жена смотрителя советовала поставить зимние шины, да не затягивать с этим делом.

Пока мне меняли резину, я заглянул в расположенное по соседству кафе и съел порцию лапши. Наступило обеденное время, но посетителей было негусто. Сезон осенних красок подходил к концу.

На обратном пути я решил проверить, был ли смысл менять шины, и поехал по долгой горной дороге. Я ехал и ехал, но особой разницы не чувствовалось. Просто машина шла немного мягче.

На высоте земля была покрыта снегом. Я подумал: интересно, сколько раз здесь выпадал снег. Высота приближалась к двум тысячам метров. Моя малогабаритка легко преодолевала подъемы и даже обходила медлительные грузовики. Осенью то и дело обгоняли спортивные автомобили из Токио, а в это врем года скоростных машин вообще не было.

В горах домов – по пальцам перечесть, и порой дорога подолгу вилась через дремучий лес. Для человека две тысячи метров – предел, дальше начинается зона дискомфорта, где обитать сложно. Пансионатов здесь было раз, два и обчелся.

Когда асфальтированная дорога закончилась, я остановился и вышел из машины.

Меня тут же атаковала стужа. Атаковала, именно так. Обхватив себя руками от холода, я пошел.

Снаружи я замерз, но в глубь тела холод не проникал. Мне было зябко, но внутри я еще не успел остыть.

Я немного походил и вернулся к машине. Салон был еще теплым. Когда я закрыл дверь, на коже выступила влага.

Я вспомнил, что хотел проверить состояние шин. Впервые я ездил на зимних шинах. У меня с детства так было: если что новое, то не по себе становится.

Я сделал вывод, что пока на дороге нет снега, что на зимних ехать, что на простых – все одинаково. Главное, шины опробованы, и теперь это уже не ново.

Я медленно спускался по горной дороге, то и дело сбрасывая скорость.

Проехал я недолго. На обратном пути я остановился у деревянной хижины-зимовья, выпил кофе. Солнце уже заходило, когда я добрался до дома.

Я немного отдохнул, а к шести поехал на ужин. В это время года отдыхающих на вилле не было, так что в столовой я оказался единственным посетителем. Смотрительша вела себя как-то суетливо, будто ее все время поторапливали. Она поздоровалась с вымученной улыбкой.

Вернувшись в хижину, я принялся вытачивать стек.

Луна и звезды меня не интересовали. Смотрительша сказала, зимой по ночам ясное небо, звезды хорошо видно, а меня вдруг осенило, что я с самого приезда ни разу не смотрел на небо.

Пива у меня не было, поэтому я выпил виски. Подождал, когда кровь заиграет. Напиваться смысла особого не было. Просто хотелось заглушить некоторые части рассудка.

Огонь в очаге угасал. Я подбросил стружек и добавил новое поленце.

Позвонили в дверь.

Скользнула мысль, что я, должно быть, что-то забыл в столовой. Открываю – стоит Акико.

– Я заходила днем, но вас не было.

– Да, новые шины ставил. Завозился.

У меня было такое чувство, словно мы встретились после долгой разлуки. На Акико была меховая шапка и замшевая куртка цвета палой листвы. Такой вид, будто она каталась на лыжах.

– Я думал, вы в Токио вернулись.

– Да, я ездила пару недель назад. А сейчас в колледже занятий нет, вот я и приехала.

– Ах вот как. Понятно.

Я почти не опьянел. У меня была совершенно ясная голова.

– Я поселилась в гостинице тут, чуть повыше, в горах. Какое-то время пробуду.

– А почему не на вилле?

– С оформлением куча возни, не хотела дядюшку утруждать. Он и так из-за меня правила нарушил.

– Значит, в гостинице?

– Вот, решила вас навестить, – сказала Акико вроде бы ни к чему.

Впервые мне захотелось скрыть тот факт, что я на самом деле убийца. До сих пор ничего не утаивал от людей, а уж тем более это.

– А вы сидели в тюрьме, да? В газете про ваше дело статья была, я читала в библиотеке. Там довольно большая статья.

Я не знал, как теперь быть, куда деться от этого желания сохранить свое преступление в тайне.

– Я кое о чем тут думала. Мне тут пришли в голову интересные мысли.

– Да?

– Я хочу попросить вас, чтобы вы меня нарисовали.

– Вы меня об этом уже просили.

– Вы не рисуете людей?

– Я этого не утверждал.

– Тогда нарисуйте меня.

– Зачем?

Акико впилась в меня взглядом. Меня переполняли эмоции, и я, сам не знаю почему, сунул руки в карманы.

5

С утра я разоспался и встал позже обычного. Это из-за Акико: она каждый день стала заглядывать после ужина и задерживалась на пару часов.

Она позировала, сидя возле очага, и я рисовал ее углем в альбоме для набросков.

Два часа истекали, и Акико уходила. Мы сразу так договорились, на два часа, и от заведенного не отклонялись – на пару минут от силы. Когда уходила Акико, у меня начинался вечер. Я принимал ванну и пропускал пару рюмочек, медленно доходя до кондиции. В койку я заваливался с двухчасовым опозданием, поэтому припозднялся с подъемом. Какое-то время меня даже посещало чувство, что я переехал в страну с двухчасовой разницей поясного времени.

Акико захотела посмотреть наброски. Я показал. Их было четыре, и не сказать, чтобы какой-то получился удачнее остальных. Мне нравилось делать наброски, это напоминало прежние времена.

Стали часты снегопады. И несмотря на это, снег не накапливался. На дороге, по которой я каждое утро бегал, лежало немного снега. Я выбирал места, где он начал подтаивать, и кроссовки скоро покрылись грязью.

После обеда я весь день простоял перед холстом в студии. Мучило меня что-то такое, отчего я хотел избавиться. Впрочем, пока я не начинал рисовать, я не знал, с чем именно мне предстоит бороться. Такова участь художника.

– А почему вас обвинили в «нанесении смертельных увечий»? Ведь это была самооборона.

Уголь сновал по альбомному листу, а Акико пыталась меня разговорить. Она ссылалась на газеты, хотя у меня складывалось впечатление, что девушка проштудировала судебные протоколы.

– Вы могли подать апелляцию, тогда вам как минимум отсрочили бы приговор. Вы же, напротив, с самого начала настаивали на том, что намеревались совершить убийство.

– К чему вы клоните?

– Вам хотелось вкусить тюремной жизни? Заворожила эта мысль, да?

– Ради такого не убивают.

Акико сидела возле очага. Кроме того, в комнате был включен масляный обогреватель, так что в гостиной стояла настоящая парилка. Однако гостья не снимала свой свитер цвета палой листвы.

– Вы сейчас загоритесь.

Мне представилось, как пламя из очага охватит ее свитер, но Акико поняла это так, что в комнате слишком жарко. Она поднялась со стула и повернула колесико на обогревателе.

В тюрьме у нас стояли обогреватели, но по ночам все равно было холодно. Койки в камере были поделены – на этот счет строго. Когда появлялся новичок, совершивший мелкую провинность, ему отводили место в холодных углах, где гуляли сквозняки. Ко мне с самого начала отнеслись по-королевски. В тюрьме совсем другие мерила.

– Кажется, я поняла, почему вы сорвались и убили его. Он зашел так далеко в своих оскорблениях, что вы этого уже не могли выносить.

Все равно ей не понять того, чего я сам не понимаю. Я просто улыбнулся. Ахико всего лишь пыталась объяснить себе, почему сидящий перед ней человек оказался убийцей.

– Зимой тут настоящая тишь.

– Завтра я возвращаюсь в Токио.

Я водил углем по бумаге, ничего не отвечая. Честно говоря, мне было странно рисовать Акико. Странно, но не мучительно – иначе я бы не стал этого делать.

– Вы вздохнете с облегчением, не сомневаюсь. И все-таки я очень скоро вернусь. Знакомые пустят меня пожить на своей вилле, тут совсем рядом. Мне придется только платить за электричество, воду и отопление. По сравнению с гостиницей очень дешево.