— Ишь, какой цыганка нашелся, — проворчала Света. — Тьфу.
— Тогда уж скорее цыган, — сказал Иван. — Следите за речью.
— "Облысеете" — тоже мне цыганка. Типун на язык.
— Но есть другой вариант, — хладнокровно продолжал Иван. — Вот она Земля. Перед вами. Бросьте все и оставайтесь здесь. Ей-богу, лучшего варианта вы не найдете. Хорошенько подумайте. Света.
— Все?
— Да нет, не все. Я полагаю — мы еще раз встретимся.
— Значит, вы, — официально сказала девушка, — агент Банг-17, отказываетесь выполнять приказ руководства.
— Категорически.
— Пеняйте на себя.
— Вы, Света, позванивайте, — Иван поднялся, взглянул на часы и поморщился. — Я вас познакомлю с чудесным парнем. Пока.
Он шел, не оглядываясь, и не видел, как девушка вынула из сумочки пистолет бесшумного боя, тщательно прицелилась в его широкую спину, под левую лопатку, но так и не выстрелила. На аллее в это время никого не было, и никто ей не мог помешать…
* * * *
В жизни Ивана началась черная полоса. Впрочем, он был оптимистом и привык к частому невезению, поскольку затем обязательно следовала удача, и поэтому не обращал особого внимания на всю эту мышиную возню вокруг своей персоны. В партком института последовала стая анонимок, в которых на разные лады муссировались все тот же «Якорь» и тот же Булкин. Увидели свет новые факты, как то: совращение юных девушек (Света), нарушения КЗОТа (работа вечерами и в выходные дни), протекционизм (опять же Булкин) и прочая несуразица. В статье доцента К., опубликованной в вестнике нанайского университета, работы Иванова оценивались как "перепевки и передергивания теории Эйнштейна", а к самому Иванову был приклеен ярлык беспринципного плагиатора. О бездоказательности и псевдонаучности идей Иванова зашушукались в околонаучных кулуарах. Побичевать Иванова стало модно, хотя никто толком не знал — что это за фрукт и чем он там занимается. Мода есть мода.
За Иванова горой встал Чешуйчиков. На открытом партийном собрании он попросил администрацию и партком оградить молодых и способных научных сотрудников от злобных нападок фом неверующих. "С нанайским доцентом я сам разберусь, — заявил Чешуйчиков, — в вы уж, будьте любезны, позаботиться о повышении жалованья товарищу Иванову. Это, во-первых, явится компенсацией за моральный ущерб, причиненный уважаемому начальнику сектора, и как бы послужит нашим ответом грязным инсинуаторам, а во-вторых, в семье Ивановых ожидается пополнение, так что, извините, денежки не повредят". На том и порешили.
Сопоставив факты, Иван пришел к выводу, что черная полоса — дело рук эакордонного Эрэфа, ведь она последовала сразу после разговора с девицей-агентом Светланой. Кажется, в стане Эрэфа начиналась тихая паника. И еще один вывод сделал Иван: кляузники действуют одинаково — что доморощенные, что закордонные.
* * * *
Сделав коварный ход ладьей, Булкин спросил:
— Как Наташа?
— Нормально, — ответил Иван. — Боится.
— А ты успокой, успокой, — сказал Булкин. — Не ты, мол, первая, матушка. У некоторых по двенадцать детей.
— Так то у некоторых.
— А это у нас, — докончил Булкин. — Она ведь мне звонила на днях. Что это, спрашивает, за девушка у Вани?
— Чудачка. Могла бы и у меня спросить.
— Что это была за дама?
— Какая еще дама? — разозлился Иван. — Дай в шахматы поиграть. Ты про Светлану, что ли?
— Не знаю, как ее зовут. Не знаю.
— Слушай, Витька. Если я поговорил с женщиной, то это вовсе не значит, что между нами что-то есть.
— Ты вот только мне на темни, — сказал Булкин. — Наталью в обиду не дам.
— Замолкни, Булкин, — попросил Иван.
— Ладно, это я для профилактики. Просто ребята доложили, что тебе какая-то особа названивает.
— Пусть названивает по моему телефону, — буркнул Иван. — Не иначе, как Светка балуется. Тоже для профилактики.
— И что же это за Светка?
— Ну и надоел ты мне, — Иван вздохнул. — Ладно, расколюсь. Это шпионка. Мата Хари. Мне сейчас шпионы названивают. Я ведь агент.
— Поехал.
— А я тебе правду сказал. Только ты никому. Наташа-то молчит.
— Угу. Агент. Понял. Зазвонил телефон.
— Вот, пожалуйста, — Иван взял трубку. — Да. Совершенно верно… Товарищ, у меня обед… Да, подумал и серьезно… Вы все сказали? Тогда перестаньте отвлекать по пустякам.
Он положил трубку и улыбнулся.
— Дружки-приятели обещают ликвидировать. И так каждый божий день.
— Как — ликвидировать?
— Ну, как ликвидируют? Застрелят, например. Кирпич сбросят. Задушат. Машиной задавят.
— Дите ты, Иван, я смотрю. Сущее.
— Если бы, — задумчиво сказал Иван. — Так. К черту шахматы, есть идея…
* * * *
Идея, в общем-то, была примитивна. Иван рассудил просто: если создать локальное гравиполе, реагирующее на тела, движущиеся со скоростью, скажем, 200 метров в секунду и выше, и с помощью этого поля одновременно искривить траекторию и ускорить движение, то вполне можно нейтрализовать огнестрельное оружие. И не только огнестрельное. Разогнать, например, пулю, снаряд или бомбу до первой, а лучше — до второй космической скорости и вышвырнуть в космос.
Булкин, в целом, идею одобрил, но засомневался по поводу гражданских самолетов (военные — те пусть себе летают в вакууме). Иван обещал отреагировать на сомнение. К работе привлекли испытанных сотрудников, которые взялись выполнить ее в рамках личного творческого плана
Название новой установки возникло во время вечерней партии в «бебешку» помесь шашек с бильярдом, где кии были настоящие, а шарами служили алюминиевые шашки. Кто-то посетовал, что бебешка бебешкой, в в старый добрый преферанс давненько не играли. Так и появилось название — «Пулька».
Сначала «Пульку» испытали в тире, а затем, в сопровождении бывшего начальника штаба, ныне школьного военрука Федора Георгиевича, на полигоне его родной войсковой части. Во время стрельб Федор Георгиевич подавал специальные команды: заряжай, огонь — пли, снаряд, заряжай. Команды он подавал самому себе, так как никто из испытателей не умел стрелять из современного артиллерийского орудия. На невзрачную «Пульку», похожую на лампу УВЧ, какою убивают микробов в помещениях во время антигриппозных кампаний, он не обращал внимания. Зато после каждого выстрела Федор Георгиевич апеллировал к обескураженному сержанту. Последний не мог вразумительно откликнуться на апелляции, поскольку сам не понимал, отчего снаряды не взрываются и не поражают макеты вражеских танков. Это у самого-то товарища полковника. Пусть и в запасе.
Осмотр мишеней и отсутствие свежих воронок повергли Федора Георгиевича в глубокое изумление. Чтобы привести кадрового военного в чувство, Миша Бенц похлопал его по плечу тяжелой ладонью и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});