Читать интересную книгу Закон постоянного невезения - Иоанна Хмелевская

Заключение патологоанатома ее словам не противоречит. Жертва скончалась между двенадцатым и четырнадцатым, так что тринадцатое действительно более всего подходит. Кроме того, четырнадцатого ни одна живая душа этого типа уже не видела.

Все это было известно к тому времени, когда Роберт прибыл туда и лично осмотрел место преступления. Только место, так как владельца помещения уже увезли, и его можно было осмотреть в морге, а, точнее, в прозекторской Млавской больницы.

К вскрытию по понятным причинам приступили немедленно.

Таинственный кабинет оказался на удивление большим, хоть в нем и было всего одно окно. Снаружи – зеркальное, а изнутри все было видно, к тому же оно было пуленепробиваемое и теплозащитное. По мнению Роберта, оно одно стоило целое состояние.

У окна стоял огромный верстак, оборудованный всевозможными хитрыми приспособлениями: тиски, сверло, микроскоп, какие-то увеличительные стекла со специальным освещением, две разные горелки, баночки, ящички и черт знает что еще. Рядом стояло вращающееся кресло на колесиках. На стене за верстаком, напротив входной двери, висело охотничье огнестрельное оружие – две двустволки, в том числе одна с обрезанным стволом, духовое ружье и штуцер на крупного зверя, кроме того, две скрещенные сабли, армейский штык в ножнах и очень старый дуэльный пистолет, несомненно, – историческая реликвия.

Напротив окна и верстака стоял небольшой письменный стол, а по бокам – множество канцелярских шкафов, доходящих до самого потолка. Вся эта часть помещения была полностью засыпана бумагами, стопками газет и журналов, картонными и пластиковыми папками и какими-то рукописями при полном отсутствии книг. В противоположность идеальному порядку на верстаке здесь царила страшная неразбериха, словно кто-то что-то поспешно искал. И, несомненно, нашел, так как перекопал не все: одна треть содержимого кабинета осталась нетронутой.

Еще там находились небольшая металлическая стремянка, обычная деревянная табуретка, в стене недалеко от верстака торчал кран, под ним умывальник. И больше ничего. Ни коврика, ни стула, ни подручного столика, абсолютно ничего – два рабочих места и все.

– Постой-ка, – перебил Бежан. – Ты опять убежал слишком далеко. Двустволка висела на стене?

– Когда я туда приехал, да, на стене.

– Так откуда они взяли, что его пришили из нее?

Роберт посопел, вздохнул и устроился поудобней на стуле.

– Да, вы правы, я, пожалуй, слишком разогнался. Они этого не знали. В первый момент никто этого не знал. Но у Вильчинского проблем с мозгами нет, как только он увидел труп, а он уже знал, кто это, то в первую очередь позвонил нам, а потом вообще сам ничего не трогал и никому не позволил.

Над техником торчал, как палач над осужденным, глаз с его рук не спускал, а третий глаз у него, похоже, на затылке, так как за фотографом он тоже следил. Ждал меня, уже зная, что я приеду один, так как вы.., это…

– Это, это, – расстроенно пробормотал Бежан, который за последние три дня пережил немало неприятных минут – его вызвали в Пыжицы сообщением, что его жена после ужасной автомобильной катастрофы находится в больнице, только неизвестно, в какой. После чего оказалось, что она-таки в больнице – как медсестра, помогающая жертвам катастрофы, и с ней самой ничего не случилось. Выяснение всего этого заняло немало времени, в результате вызванный в срочном порядке Гурский поехал в воняющий кабинет один, без компании.

– В общем, он предпочел не в одиночку, – продолжал Гурский. – А уже была ночь, так что мы, каюсь, часика три подремали, до рассвета – днем же удобней – и к полудню все выяснили. Из больницы пришло сообщение о жаканах и времени смерти, а на месте оказалось, что практически все отпечатки пальцев в этом кабинете принадлежат покойному…

– Практически? – с явным подозрением перебил Бежан.

– Практически, – с нажимом повторил Гурский. – Там вообще-то все было чисто, этот тип был педантом, но, например, ставя на место что-то помытое и вытертое, своих пальчиков уже не стирал. А вот на этой двустволке – ни одного отпечатка. Прямо-таки отполирована. И больше ничего, только она одна.

И еще нашлись три нечетких, как бы смазанных отпечатка, но эксперты говорят, что за эти три они голову на отсечение не дадут. Отпечатки не свежие, довольно старые. А убийца был в перчатках…

– Стой, ты опять от меня убегаешь, – скривился Бежан. – Они говорят, что эти три отпечатка могут быть не его?

– Могут, но не обязательно. Говорят, что если бы у них были все десять пальцев владельца, возможно, они бы их и подогнали, но за одни эти гарантий не дадут. Вообще ничего не дадут.

Бежан помолчал.

– Это могло бы значить, что все-таки… А какая двустволка?

– Укороченная. Обрез.

– Он что – браконьер?

– Что вы. Был членом охотничьего общества, имел разрешение…

– А жаканы вы отстрелили для пробы?

– Я так тороплюсь, потому что страшно хочется добраться до конца, – с раскаянием оправдывался Роберт. – Разумеется, отстрелили, немедленно, как только определили, что двустволка вытерта и что это были жаканы, потому что эти сведения пришли одновременно. К пяти утра все это уже было в лаборатории, и вывод однозначный – стреляли из нее.

А жаканы, пара коробочек разного калибра, лежали у него в ящике стола, и отпечатки на коробочках – только его собственные.

– Значит, сам вынул, сам зарядил и с поклоном вручил убийце, чтобы тот малость пострелял…

– Да, похоже на то. Но подождите, по порядку.

Все это время мы искали ключ – он, вроде бы, небольшой такой был. Безрезультатно. И все свидетельствует о том, что гость не был чужим, напротив, кто-то из близких ему людей, которого он сам и впустил…

– Минуточку. Перчатки.

– В этом-то и дело. Искал в бумагах. Письменный стол, полки, папки… Там был Мальчик, он страшно старается после того, как прокуратура его ни за что обругала, так он всем назло решил, что больше к нему никто не прицепится. Времени у него было – кот наплакал, так как Вильчинский его тут же прогнал, но парочку следов он все же нашел. Перчатки, тонкая кожа. Гладкие. На папках и на письменном столе.

– Значит, убийца что-то искал в макулатуре. А почему близкий?

– Они пили кофе в салоне, – лаконично пояснил Роберт.

– Ну и что? – удивился Бежан. – И откуда это известно?

– От Михалины Колек. У него не было никаких друзей. Практически никогда не бывало гостей. Ну, может, раз в два года. Остальные – их тоже очень мало – по делам: официально, холодно, в библиотеке, иногда с рюмкой алкоголя, чаще – без, и никогда никакого гостеприимства – никакого кофе, никакого чая, никаких бутербродов…

Бежан снова перебил его.

– Подожди. Он ведь фотограф, и у него должна быть темная комната и все оборудование. И где все это?

– За библиотекой, которая служила ему гостиной. Вообще у него в библиотеке и компьютер был, и все остальное, а рядом чудо какая фотолаборатория: темная комната, все оборудование самого высокого класса. Все вместе – можно сказать, официальное место работы.

– Хорошо, это понятно. А почему близкий человек?

– Так вот, эта Колек настаивает, что он пил кофе и спиртное с каким-то необычным гостем, за столом в салоне, потому как вроде бы остались кружки от стаканов. А на кухне она нашла чашки и все остальное, по две штуки. Все это она, разумеется, вытерла, убрала, столик этот чертов так не сиял, даже когда новым был, какие уж там следы, но я ей верю. Если бы она все это выдумала, то стала бы закладывать людей по-крупному, а для таких тонкостей она слишком глупа. Кроме того… Сейчас. Порядок выстрелов определить невозможно, оба были смертельными: и тот, что в глаз, и второй, прямо в загривок… Прошу прощения, жаканы ассоциируются с кабаном.

– И при этом дуло обрезано? – с сомнением произнес Бежан. – На сколько оно обрезано?

Роберт показал руками.

– Примерно вот на столько. У него там вообще были разные вещицы собственной работы или как-то переделанные… Странный тип… Но постойте, это еще не конец. Тоже сведения от Мальчика. Он говорит, что в этой темной комнате – настоящие сокровища, но какие-то странные – ими не пользуются.

Просто на показ. Или пользуются раз в два года, что само по себе невозможно, ведь он же снимает…

Отпечатков пальцев страшно мало, а кое-где вообще нет, например, снизу на ручках кресла. Так что же он каждый раз, вставая со стула, вытирал под ручками? Я понимаю, это вращающееся кресло, но ведь так не бывает, чтобы, сидя на нем, человек ни разу до ручек не дотронулся! А еще он уверенно так утверждает, что на столе, том, что в кабинете, то же самое, хоть он его и обследовал второпях. Какой бы тот ни был педант – пусть он все протирает и натирает, но ведь не до такой же степени!? А, вот еще что! Один из тех нечетких отпечатков – под ручками кресла.

Странно все это как-то…