Читать интересную книгу Александра Коллонтай. Валькирия революции - Элен Каррер д’Анкосс

Прежде всего дело было в Мише, который учился в России и которого ей ужасно не хватало. В январе 1910 года ей удалось вывезти сына в Дрезден, где они провели вместе несколько недель, но затем ему пришлось вернуться в Россию, и Коллонтай осталась одна.

Конечно, Маслов тогда находился в Германии, но приехал туда с женой и детьми, а Коллонтай не хотела втягиваться в тайную авантюру и еще меньше желала подтолкнуть Маслова к разрыву с семьей. К тому же для нее не стоял вопрос о совместной жизни с Масловым, поскольку это означало бы отказ от свободы. Из-за этих недомолвок их отношения находились в плачевном состоянии.

Коллонтай могла свободно полностью отдаться своей деятельности, но как же пусто было на сердце! Именно тогда, и очень вовремя, она получила письмо от Горького с приглашением приехать и выступить в рабочем университете, которым тот руководил в Италии. Эту так называемую Болонскую школу поддерживали левые большевики, которых сильно раздражал, по их выражению, «легализм друзей Ленина». С точки зрения этих большевиков, партии следовало прекратить всякое сотрудничество с легальными институтами (в частности, депутатам-социалистам надлежало покинуть Думу), ибо их долг — посвятить себя нелегальной деятельности, чтобы ускорить ход событий.

Еще важнее противостояния на уровне стратегии были философские взгляды мыслителей, собравшихся в Болонье, — в первую очередь Александра Богданова и его зятя Анатолия Луначарского. Богданов не признавал материализм, свойственный ортодоксальному марксизму, и утверждал, что материя — не единственный источник движения.

Еще один представитель этой оппозиции, Владимир Базаров, отметился в 1909 году трудом под названием «Богостроительство», в котором подтверждал справедливость суждений своих товарищей-антипозитивистов и даже идеалистов, называвших себя богоискателями. В их число входил и будущий крупный теолог Сергей Булгаков. Как и богостроители, богоискатели отвергали мысль об имманентном боге и противопоставляли ей идею бога социального и социалистического, который должен стать порождением коллективных усилий человечества. С точки зрения Богданова, прогресс зависел от напряженной духовной работы, и если революция являлась завоеванием средств производства пролетариатом, то тем более важно было создать «пролетарскую культуру» — основополагающий элемент преобразования мира.

Подобные религиозные поиски вызывали негодование у Ленина, который раскритиковал их в своем труде «Материализм и эмпириокритицизм», опубликованном в 1909 году, так же как это сделал Плеханов в работе «Materialismus militans (Воинствующий материализм)». Однако богоискателям удалось прельстить социалистическое движение, и особенно его верхушку, и оказать на него одновременно духовное и политическое влияние. Это объясняет, почему Ленин подвергал их столь яростным нападкам.

Болонья стала центром этой интеллектуальной агитации, и Александра прибыла туда в тот самый момент, когда спор был в полном разгаре. Однако религиозные прения ее мало впечатлили. Внимание ее сразу привлекли иные идеи, высказанные в Болонье, а также личности тех, кто их распространял. В их число входили историк Михаил Покровский, тогда депутат Думы, Луначарский, преподававший в «Болонской школе» философию, и Горький, который рассуждал о религии. Эта ученая братия приняла Александру с распростертыми объятиями и предложила ей подискутировать о семье, семейных отношениях и финляндском рабочем классе.

Неудивительно, что российский политический сыск столь пристально следил за деятельностью этого особенного учебного заведения и что Александра невольно оказывалась среди слушателей курсов в роли шпиона, собиравшего сведения об участниках дебатов и идеях, которые они обсуждали. Некоторые студенты по возвращении в Россию были арестованы, тогда как Александра смогла беспрепятственно вернуться в Берлин. Она торопилась, поскольку потом ей предстояло отправиться в Копенгаген на конгресс, о котором говорилось выше. Однако до начала копенгагенского конгресса еще одно событие потребовало внимания Коллонтай.

Предполагалось, что конференция женщин-социалисток пройдет до начала съезда. Коллонтай на ней представляла текстильных работниц Санкт-Петербурга и одновременно принимала участие в конгрессе Интернационала как член делегации германских социал-демократов, поскольку вступила в ряды СДПГ. Наделенная двумя мандатами, она развернула бурную деятельность на обеих площадках. По своему обыкновению произносила речи на английском, французском и немецком языках и одержала верх над Жаном Жоресом, выражавшим свои мысли по-немецки, и Луначарским, изъяснявшимся по-французски. Все присутствовавшие журналисты единодушно отмечали, что на всех трех языках она выступала одинаково содержательно и свободно.

Тогда же Коллонтай познакомилась с Анжеликой Балабановой, бежавшей из России и примкнувшей к итальянской партии социалистов, и встретила свою старую подругу Клару Цеткин. Они были единодушны относительно права женщин голосовать, тогда как по вопросу прав для матерей их мнения разошлись. Социал-демократы с давних пор требовали предоставления будущим матерям четырехмесячного отпуска с сохранением заработной платы и пособий на детей. Однако два вопроса оставались спорными. Кому предоставить эти права — только ли замужним женщинам или незамужним тоже? И каков должен быть источник предназначенных им средств — налог или взносы в страховой фонд?

Коллонтай считала, что материнство — это социальная функция и что, следовательно, оно должно финансироваться государством. Она хотела, чтобы за незамужними матерями были закреплены те же самые права и льготы, что и за состоявшими в браке, тогда как большинство социалистов придерживались традиционных представлений о материнстве и не могли отказаться от деления женщин на замужних и незамужних с точки зрения социального обеспечения из опасения поощрить «развратное поведение». Несовпадение взглядов Клары Цеткин и Коллонтай на этот вопрос, тем не менее, не повлияло на теплые отношения, установившиеся между двумя женщинами.

Во время пребывания в Копенгагене Александре также представился случай завести новые знакомства и, как мы видели, получить большое количество приглашений. К тем, что уже упоминались, следует добавить приглашение выступить на крупном митинге в поддержку мира в Мальмё, где Александре повстречались Жорес и бельгиец Эмиль Вандервельде. Последний потом пригласил ее в Бельгию для чтения публичных лекций, посвященных требованиям женщин. Там она встретила Луначарского, с которым раньше жила по соседству в Болонье. Мир социалистов всегда был ей близок и, в свою очередь, очень внимателен к женщине-оратору, чей талант и лингвистические дарования его так завораживали. Выступления Александры в Копенгагене и Мальмё прошли столь удачно, что ее избрали в Международный женский секретариат Интернационала и пригласили работать в его официальном печатном органе под названием «Равенство».

А. М. Коллонтай за чтением. Дания, Копенгаген, 1910. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 25]

Некоторое время спустя она соблазнилась предложением своего старого знакомого Георгия Чичерина, тогда бывшего секретарем Заграничного бюро ЦК РСДРП и проживавшего в Париже. Он попросил Александру приехать во Францию с платными лекциями: вырученные средства должны были пойти в фонд помощи нуждающимся соотечественникам, которым управлял Чичерин. В ту эпоху в Париже нашло прибежище крупное сообщество русских эмигрантов, бежавших от политического произвола царизма и