Читать интересную книгу Бунт Дениса Бушуева - Сергей Максимов

– Ты ведь знаешь… Сашку Шарова обошли орденом. Так вот какую я ему казнь придумал: под каждый п-праздник… под Новый год там… или под Первое мая посылаю ему фотографию с моего ордена Ленина. Ух и бесится… Матом прямо кроет по телефону. Хочешь сейчас позвоню, а ты послушай, как он лаяться будет…

И он зашелся мелким, дробным смешком.

– Так я тебе виды Варшавы пришлю из Польши, – рассмеялся Лапшин. – Тебя ведь в прошлом году не пустили за границу-то. Известно: ты просился.

– Врут, врут… – кисло запротестовал композитор. – И нагло врут.

– Ничего не врут. Я в Кремле на банкете слышал.

– В Кремле?

– Ну да. Мне портрет Ворошилова заказан. И был я недавно на банкете… ну, и вот слышал. Знаешь от кого? – Лапшин хитро прищурился: – от самого Рычкова.

Крынкин окончательно скис, выпил еще стакан вина и, наспех попрощавшись, уехал.

Лапшин, от души хохоча, подозвал Дениса.

– Денис, слушай… аха-ха… Да ты слушай, как я Крынкина разыграл!

И подробно рассказал Денису, как он разыграл Крынкина.

В углу жены «инженеров человеческих душ» спорили о достоинствах советских и заграничных марок машин.

– Валя! Валя! – кричала мужу хорошенькая Батаева. – Бирюковы тоже «шевроле» купили! Долго мы с тобой на «эмке» будем трястись?

– А вот закончит твой Валя новый роман, тысяч 30–50 получит – и купите хорошую машину, – утешала ее подруга, пышная женщина, вся в кольцах и ожерельях. – Слушай, Женя, забыла сказать: у меня есть новая пластинка Вертинского «Мадам, уже падают листья» – вот прелесть-то! Приходи послушать…

Возле Кирюхина собралась небольшая кучка гостей.

– А я вам говорю, что роман Бирюкова слабый! – ораторствовал он. – Ни одного живого образа, ни одного меткого сравнения, ни одной метафоры… Образы коммунистов – бледны. Образы кулачья – шаблонны. Серенькая, тусклая вещица, ч-чёрт бы ее побрал совсем, и с автором вместе. Вот уж образчик, «как не надо писать»… Да попадись она Хозяину на глаза…

– Говорят, он ее уже читал… – тихо и робко вставил маленький, черненький Якимов, человек неизвестной профессии, но всегда видимый всеми всюду и везде. – Читал, уверяю вас – читал и дал хороший отзыв.

– Гм… н-не знаю… – неуверенно и не очень бодро сказал Кирюхин и почему-то стал платком чистить глаз. Только тут он вспомнил, что в третьей части романа Бирюкова выведен образ Сталина.

«Эк, меня дернула нелегкая», – с досадой подумал он и отошел в сторону.

Вслед за композитором Крынкиным уехал упившийся Алексей Большой. Колька, шофер его, с помощью Бушуева привычно уложил на заднее сиденье машины маститого писателя, и, взмахнув лучами фар, машина укатила.

Один за другим гости стали разъезжаться. Лапшин остался ночевать у Дениса.

XIII

Сразу после выхода из больницы Денис Бушуев попал в привычный водоворот всякого рода дел. То летел на редакционное совещание в редакцию журнала «Революция», членом редколлегии которого он состоял, то торопился на собрание в группком писателей, то читал по радио, то «делился писательским опытом» со студентами Литературного института и лишь урывками работал над новой поэмой. Мучила обширная переписка и рукописи начинающих писателей, которые Денис получал в большом количестве и к которым всегда относился с большим вниманием. Он никогда не «отписывался», читал их с карандашом в руках, отмечая достоинства и недостатки в равной степени, и отвечал автору подробным письмом. А вскоре Союз писателей взвалил на него еще одну обязанность, отказаться от которой решительно не было никакой возможности, – руководить большим литературным кружком при библиотеке имени Белинского на Остоженке.

Получив эту новую нагрузку, Денис сильно взгрустнул и, выходя из здания Союза писателей на Поварскую улицу, подумал о том, что надо немедленно удирать из Москвы в Отважное, если он хочет когда-нибудь написать «Грозного». На тротуаре он столкнулся с поэтом Городецким, мрачно входившим в здание Союза писателей.

Денис любил этого человека: он был скромен, никуда не лез, писал мало, но хорошо и занимался, главным образом, переводами грузинских классиков. Новое либретто к опере «Иван Сусанин», им написанное, придало еще большую художественную ценность «Сусанину», несмотря на легкий социальный заказ, избежать которого полностью уж никак не мог Городецкий.

Поздоровались. Тучный и рыхлый Городецкий осведомился у Дениса о житье-бытье. Бушуев пожаловался на новую нагрузку. Городецкий весело рассмеялся.

– Представьте, Денис Ананьич, точно такую же нагрузку полу чил и я вчера. С той только разницей, что мне придется мотаться дальше, чем вам. Я буду руководить литкружком на заводе «Калибр». Ну, не унывайте, ведь не только мы с вами в таком положении…

– Утешение не большое, Сергей Митрофанович, – вздохнул Денис. – Времени для творчества не остается.

– Так улепетывайте из Москвы.

– Да я уж и то подумываю…

Поговорив минут пять, они разошлись.

Вечером Денис поехал в библиотеку имени Белинского для первой встречи со своими подшефными литкружковцами.

В тесном читальном зале библиотеки находилось человек тридцать юношей и девушек. Все они с нетерпением и волнением ждали прославленного писателя. Известно, что все знаменитости, как правило, многое утрачивают в глазах поклонников при близком знакомстве. Создав в своем воображении что-то исключительное, люди вдруг встречают обыкновенного человека и – разочаровываются. Не составлял исключения из этого правила и Денис Бушуев. Жадные взгляды молодежи искали в нем чего-нибудь необычного, но, кроме его огромного роста, ничего не могли подметить. И позже, в разговоре, они тоже не заметили ничего особенного – говорит, как говорят тысячи интеллигентных людей, с той лишь разницей, что у Дениса сильно чувствовался волжский акцент – он говорил на «о».

Бегло познакомившись с молодежью, Бушуев сразу же предложил послушать их, а молодежь только этого и ждала. Один за другим юноши и девушки стали читать свои стихи и рассказы. И, слушая их, Денис уловил одну удивительную особенность: ребята прекрасно понимали – как и что надо писать в расчете на то, чтобы попытаться пристроить свою вещь в печать. Ни один из них ни на йоту не отступил от принятого стандарта, которым пользовались и крупные писатели. Если дело шло о заводе, то непременно упоминалось и о социалистическом соревновании, и об ударниках, и о необходимости выполнить производственный план. Если тема была колхозная, то разговор шел, главным образом, о передовиках сельского хозяйства – о доярках, бригадирах, о коммунистах-председателях колхозов и, конечно, о врагах, пытающихся помешать колхозному строительству. А над всем, почти в каждом стихотворении и в каждом рассказе, царил Сталин, с избитыми эпитетами «дорогой», «мудрый», «любимый»…

Все, что читалось, было очень слабеньким. Из всех ребят Денис сразу выделил лишь одну пятнадцатилетнюю девочку Нину Савельеву. Эта курносенькая, веснушчатая и неказистая на вид девочка обладала несомненным талантом. Польщенная особым вниманием Бушуева, она вдруг призналась, что уже три ее рассказа помещены в печати – в детском журнале «Мурзилка».

– Да я вам могу показать… – покраснев, как маков цвет, сказала она и, суетливо достав из брезентового портфельчика три номера «Мурзилки», протянула их Денису.

Денис перелистал рассказы девочки и снова отметил про себя, что Нина очень способная. Она умела находить меткие, своеобразные сравнения, подбирала точные и красивые эпитеты и прекрасно строила диалог. Плохо было одно: все рассказы были построены по одному образцу: мальчики-пионеры или девочки-пионерки непременно совершали в конце каждого рассказа какой-нибудь удивительный, героический поступок.

Бушуев осторожно намекнул – а нет ли у Нины других рассказов или стихов, не предназначенных для печати. Оказалось, что есть. И не только – у нее, а почти у всех оказались они. Особенно много было лирических стихотворений, где не было ни заводов, ни колхозов, ни Сталина.

Читка и обсуждение прочитанного затянулись, и разошлись только в двенадцатом часу ночи. Шагая по Остоженке к Крымской площади, Бушуев не переставал дивиться на то, с какой безошибочной точностью ребята делили свои произведения на те, что могут попасть в печать, и на те, что писались, как принято говорить, – «для себя».

– Стихи «для души»… – вспомнил Денис выражение Нелли Кистеневой. Это было давно, в ту пору, когда Денис только начинал свой писательский путь. – Даже дети понимают, что предназначается для печати, а что – «для души», – с горечью думал Бушуев.

На углу Кропоткинского переулка и Остоженки он наконец отвлекся от этих невеселых мыслей и подумал о том, что за Ниной Савельевой надо последить и помочь талантливой девочке развить писательский дар.

По широкой улице, хрустя шинами, мчались автомобили, где-то внизу, под землей, с глухим грохотом шел поезд метро. Темное звездное небо за Москвой – рекой полыхало багряным заревом: Парк культуры и отдыха еще жил кипучей и шумной жизнью, несмотря на поздний час.