Был рывок на пределе возможностей техники и человека.
Был категорически запрещенный наставлением, но совершенно необходимый одновременный пуск всех торпед, даже не в цель, а куда-то в сторону тяжелого капиталистического подзкрейсера (главное — немного пугнуть, чуть-чуть отвлечь!).
Были скрежет подбойного борта об острый выступ гранитной стены, и надсадный визг бура, и гудение манипулятора, втискивающего спасбот в спецконтейнер.
Был медленный и очень тихий путь домой, в ставший родным уже Аахен, на последних каплях ЭСов.
Были трое краснофлотцев из БЧ-5, списанных на почву по причине тяжелого магического истощения. Был путь почти вслепую: интеррогатор оказался выходцем из гоблинского клана Толстого Креста, и всего его умения, шести сожженных концентраторов, всей командирской аптечки едва хватило, чтобы довезти спасенного командира живым (отвлекаться на интеррогацию оказалось некому).
Все это было потом, а сейчас экипаж, отлично знающий свое военно-подземное дело, и квалифицированно выполняющий соответствующий долг, молился бы, если бы верил в бога, которого в Советском Союзе, конечно, нет.
***
Ленинград, Университет Бытобснас, 19 ноября 2022 года. Здесь и сейчас.
Участник
У меня теперь два вопроса. Первый — что происходит? Второй — а не вашу ли это мать?
Впрочем, местные выражаются сочнее и образнее: правда, все еще непонятно, почему они — местные, я, соответственно, нет, и как в этом случае я их понимаю?Язык кажется мне знакомым с детства, но откуда у меня и таких, как я, детство?
Впрочем, по порядку.
Сначала я мало что понимал и почти ничего не мог разобрать. Поле зрения, поначалу ясное, будто заволокло туманом, сквозь который угадывались только смутные движения чего-то человекообразного, сначала одного, потом троих разных.
Затем мне подключили звук. Немедленно само собой прорезалось нормальное зрение. Мир сразу стал объемным, появилась связь между тем, что я вижу, и тем, что слышу.
Потом — научили говорить. Ну как, «говорить». Дали возможность самовыражаться.
Среди массы мельтешащих мыслеобразов (я решил называть странные многоуровневые сообщения именно так) появилась стабильная отметка «обратная связь». Появилась и утвердилась где-то в левом нижнем углу поля зрения, незаметная, но постоянно имеющая место. Каждый раз, когда я пытался что-то сказать, отметка проявлялась значительно более четко, и окружающие меня (с одной стороны) люди немедленно на это реагировали.
В комнате находились и активно двигались трое. Наибольшую активность проявлял молодой человек лет двадцати пяти от роду, в халате... и с заметными в прическе рожками. Стоило только не поверить и присмотреться, как голова объекта внимания увеличилась в размерах, заняла половину поля зрения и увенчалась надписями. «XCC 65%, ЧЕРТ 25%, ПРОЧ 10%». Какой хсс? Черты чего имеются в виду?
Еще одна надпись. «Подключение расширенного словаря». Над буквой «е» в слове «черт» появились две точки. Получилось «ЧЁРТ». Чёрт знает, что такое.
Молодой человек (чёрт?) выглядел нервным и дерганым. Было видно, что он не выспался, и сейчас ему это объективно мешало. «Ночной сон: 6 баллов. Глубокий сон: 4%. Рекомендация: сон в горизонтальном положении, не менее четырех часов,» - внезапно осознал я.
Человек с рожками внимательно всмотрелся в меня, сфокусировав взгляд чуть ниже того места, которым я, кажется, смотрел. «Четырех часов,» - медленно, будто по складам, прочел он вслух.
- Железка, а понимает! - восхитился еще один деятель, существенно более взрослый и немного даже грузный. - Я Вас, Семенов, в следующий раз вообще отстраню и отправлю досыпать. Взяли моду, являться на работу после бурной ночки, а ведь для таких вечеров есть сразу два, согласно трудовому кодексу, дня недели, пятница и суббота!
- Товарищ заведующий, - Семенов сделал кислое лицо и оглянулся через левое плечо. - Никаких ночек. В семье сложности, ни поспать, ни выпить. Опять же, Вы же знаете, я...
- Знаю, товарищ старший лаборант. - Отреагировал заведующий неизвестно чем, скорее всего, лабораторией. - Характеристика отличная, у нарколога даже не наблюдаетесь, в связях, порочащих, не...
Черт Семенов достал, тем временем, из кармана огромную отвертку. Отверткой он полез ковыряться где-то там, где должна быть, по отсутствующим ощущениям, моя голова.
Немедленно погас свет, но стал более объемным и густым звук. Стало слышно, как дышат трое в комнате, гудит лампа дневного света в коридоре, в соседней комнате кто-то (радиоприемник?) жирным голосом, но тихо, поет про текущую издалека Волгу. Потом на черном фоне, в которое превратилось поле моего, до того, зрения, появилась интересная надпись.
Надпись была ярко-зеленой, цвета основательно подсвеченной весенней травы, занимала пять или шесть строчек во всю ширину экрана, и внятно гласила непонятное: «загрузка последовательности инструкций». Еще появилось несколько десятков символов, расположенных как бы в одно слово с переносами, и не желающих собираться в осмысленное предложение.
Слух в это время улавливал щелчки реле, скрежет ключа в замке, снова щелчки, но уже клавиш невидимой клавиатуры, и, наконец, голос: «Так, основная загружена. Дружище, помигай!». Не знаю, как я понял, что дружище — это я, и, следовательно, помигать надо мне, но ответить решил: «Мне нечем мигать!».
Опять дали свет, то есть, полностью включили зрение. - Мигает! - обрадовался Семенов. - Мигает о том, что ему нечем мигать. Это что же, чувство юмора?
Черт отошел в сторону и принялся возиться в коробке, из которой вверх торчали разные печатные платы, густо усеянные лампочками, диодами и прочей элементной базой немного необычного вида. Еще несколько таких плат расположились рядом, на столе. - Интересный побочный эффект, надо же... - мой рогатый собеседник (настройщик? ремонтник?) оставил в покое платы, открыл ящик стола и извлек наружу еще один предмет, немного похожий на отвертку, только без шлицы или крестика, но с диодной лампочкой на рабочей оконечности.
Потом произошло то, чего быть, наверное, не могло. Старший лаборант как-то по-особенному взмахнул рукой с зажатым в ней устройством, диод ярко вспыхнул, и прямо в воздухе появился световой экран, но не плоский, а как бы объемный.
«Маголограмма,» - откуда-то понял я.
На голограмме была красиво и объемно нарисована модель чего-то, до ужаса напоминающего человеческий, только очень сильно вытянутый вверх, мозг.
- Нравится? - поинтересовался у меня пользователь отвертки-с-лампочкой. - Хочешь — рассмотри поближе.
Появилось понимание того, что рассмотреть поближе я могу: достаточно увеличить изображение. Проделал я это незамедлительно, уже не удивляясь надписи «увеличение: 60%», ненадолго появившейся в поле зрения. Увиденное страшно нравилось: оно было соразмерно, интересно и как-то очень правильно.
По поверхности светящегося объемного образа то и дело пробегали еще более яркие искорки, разные части увиденного время от времени меняли цвет и яркость. Создавалось ощущение какого-то правильно работающего механизма, пусть и удивительно похожего на головной мозг живого существа.
- Реакции совершенно нормальные, - заметил взрослый заведующий. - Ни одной красной зоны. Даже оранжевых нет, даже желтых. Сплошная синь и зелень.
- Стенд барахлит? - усомнился третий, если не считать меня самого, участник происходящего в комнате. - МОСК, первое включение, и такое отличное всё. Может быть, он уже того, был в работе? Предлагаю заменить, пока есть, на что, и номер не внесен в реестр. Согласно инструкции.
Мне внезапно стало нехорошо. Каким-то внутренним чутьем я понял: бывший в работе мозг (МОСК?) подлежит списанию и утилизации, или чему похуже. И мне, почему-то, очень не хотелось, чтобы этот замечательный то ли механизм, то ли организм, был списан и убит. Хотелось обратного: помочь неизвестному, но, видимо, очень неплохому парню.
Тут же оказалось, что на этот случай есть инструкция. Инструкция показалась перед глазами на мгновение, прочитать я ее не успел, но умудрился запомнить и приступить к точному ее исполнению.