Когда женщина приблизилась к нам, директор станции представил нам ее как капеллана Минь.
— Мы подумали, что мисс Пуливок захочет побеседовать с тобой, — сказал Стоунхедж. — Подготовь все для предстоящей церемонии.
Эльтор посмотрел на меня и еле заметно кивнул. Я испытывала нерешительность, поскольку чувствовала его тревогу: ему не хотелось, чтобы нас разлучали. Но я понимала, что это моя последняя возможность пообщаться наедине с человеком, кто говорит на том же языке, что и я.
Минь приветливо улыбнулась мне и заговорила приятным мелодичным голосом:
— Если вы не против, то давайте войдем в дом. Мысленно извинившись перед Эльтором, я ответила:
— Да, конечно, я не против.
Эльтор заметно напрягся, но возражать не стал.
Я последовала за моей новой знакомой в дом и оказалась в просторной гостиной с ширмами вместо стен. Столики, кресла, диваны — все было сделано из керамики светлых оттенков и блестящего металлического кружева. Никакого дерева или пластмассы в комнате я не заметила.
Мы присели на диван, и капеллан Минь начала:
— Мисс Пуливок...
— Тина.
— Тина, — повторила она своим приятным музыкальным голосом. — Почему вы так напуганы?
— С чего вы решили, что я напугана?
— Вы кажетесь неуверенной в себе. Вас что-то беспокоит. Вы чем-то сконфужены.
Предположения моей собеседницы явно преуменьшали серьезность ситуации, в которой я оказалась. Даже если бы Эльтор и не попросил меня держать в тайне наши приключения, я все равно ни за что не призналась бы, что перенеслась в другой мир на целых триста лет вперед. Скажи я правду, и меня обязательно сочтут за сумасшедшую.
— Я просто хотела бы задать вам пару вопросов.
— Разумеется. Я вас слушаю.
— Почему вы все так натянуто держите себя с Эльтором?
Капеллан Минь неожиданно напряглась.
— Его зовут Эльтор?
— Почему вас это так насторожило?
— Я понимаю, имя Эльтор сейчас чрезвычайно популярно, особенно после последней войны. А вот имя Селей всегда было довольно редким. Так что такое сочетание, как Эльтор Селей... — Минь мрачновато улыбнулась. — Следует признать, что подобное сочетание способно повергнуть любого в индукционную петлю.
Я удивленно моргнула, смущенная ее непонятными выражениями. Секунду спустя моя собеседница сказала:
— Послушайте, Тина, что же все-таки произошло? Вы находитесь здесь с ним по вашей собственной воле?
Мое лицо, очевидно, приняло встревоженное выражение.
— Конечно. Почему вы спрашиваете об этом?
— Потому что у вас ужасно напуганный вид. Вы явно чем-то напуганы. И еще — вы так молоды.
— Не такая уж я юная. Через несколько месяцев мне исполнится восемнадцать.
Капеллан Минь удивленно посмотрела на меня.
— Всего лишь восемнадцать?
До смерти надоело, что меня постоянно принимают за неразумное дитя. Мне было невдомек, что увеличение продолжительности жизни автоматически предполагало и совершенно другие определения детства, зрелости и старости. В конце концов несколько тысячелетий назад люди вступали в брак и заводили детей в возрасте, который в 1987 году считался детским. Впрочем, дело было не только в исторической эпохе. Например, в Зинакантеко девушки выходили замуж в более юном возрасте, чем в Лос-Анджелесе. Представления, бытовавшие на родине Эльтора, не слишком отличались от земных. Одной лишь физической зрелости было недостаточно, чтобы считаться взрослым человеком, — жизнь, как в техническом, так и в общественном плане, очень сильно усложнилась. Впрочем, дело не только в моем возрасте. В 1987 году я была слишком мала ростом по сравнению с американками, но в других уголках моей родной планеты, включая и Зинакантеко, я ничем бы не выделялась среди прочих взрослых людей. Однако со временем стандарты человеческого роста и пропорций существенно изменились, как на Земле, так и на родине Эльтора. В его мире человек моего роста считался ребенком независимо от фактического возраста.
— В моих родных местах, в Мексике, — сказала я, — никто никогда не принял бы меня за ребенка.
Мои слова вызвали явное удивление Минь.
— Так вы с Земли?! — воскликнула она.
Я утвердительно кивнула.
— А мы подумали, что вы рейликанка, — произнесла моя собеседница.
— Нет, я принадлежу к народу майя.
— Сходство с рейликанками просто поразительное! — улыбнулась Минь. — Кто бы мог подумать, что представительница давно исчезнувшего с лица Земли народа удивительно похожа на представительниц вымирающего народа на другом краю галактики!
Я удивленно посмотрела на нее.
— Так народа майя на Земле уже больше не существует?!
— Видите ли, думаю, что да. А вам разве неизвестно об этом?
Я подалась вперед, внезапно почувствовав легкий озноб.
Минь продолжала что-то говорить, но я ее уже не слушала. Не существует. Моего народа больше не существует. Последняя ниточка, связывавшая меня с Землей, оборвалась. От волнения у меня даже перехватило дыхание. Я не могла слышать, не могла дышать...
— ...обморок! — ворвался в мои уши громкий голос доктора Кабату. — Всем отойти!
— Убирайтесь! — Передо мной возник разъяренный Эльтор. — Убирайтесь все!
Когда мои мысли прояснились, я увидела, что комната полна людей: Минь, Эльтор, Стоунхедж, Кабату, агенты службы безопасности. Эльтор сел рядом со мной, и на меня тут же стали накатывать волны озабоченности, излучаемые окружающими. Как известно, Джагернаутам неведомы такие чувства, как нежность и сострадание. Восприятие ими окружающего мира определяется их военным воспитанием и боевыми навыками. Как ни странно, одновременно они эмпаты, хотя их внешность абсолютно опровергает этот факт. Беспокойство, с которым присутствующие смотрели на нас, сменилось нескрываемым удивлением, когда Эльтор обнял меня и шепнул мне на ухо какие-то нежные, успокаивающие слова.
— Послушайте, Макс! — обратилась Минь к Стоунхеджу. — Мне нужно поговорить с вами!
Директор станции кивнул, и они исчезли в соседней комнате. Кабату и охранники остались. Последние не сводили с Эльтора глаз и не снимали рук с оружия.
Эльтор нежно убрал непокорную прядку волос с моего лица.
— Что случилось?
— Минь рассказала мне, что народа майя больше не существует!
Эльтор шумно выдохнул.
— Извини, Тина. По-моему, она сказала правду. Я просто не хотел расстраивать тебя. Прости.
Стоунхедж и Минь вернулись, сопровождаемые полупрозрачной — для меня — аурой тревоги. Минь осталась стоять в дверях, Стоунхедж сел на диван, устроившись так, чтобы находиться на одном уровне с Эльтором, хотя и на расстоянии, чтобы не посягать на его жизненное пространство. Я моментально поняла, что Эльтор воспринимает директора станции как человека, который не несет в себе угрозы для его безопасности.
Стоунхедж осторожно начал:
— Командир Селей, вы должны понимать, что никто из нас не имеет ни малейшего желания вмешиваться в вашу личную жизнь. Однако я призываю вас трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию. Получивший ранения неизвестного происхождения Имперский Джагернаут на поврежденном корабле прибывает на одну из отдаленных орбитальных космических станций. Вместе с ним перепуганная до смерти безвестная юная особа. Он настаивает на немедленной регистрации брака — скорее всего вопреки ее желанию. Поймите нас правильно, нам хотелось бы знать, что же все-таки произошло, прежде чем мы приступим к выполнению официальной церемонии.
Все это время Эльтор не спускал с него глаз. Лицо его сохраняло непроницаемое, бесстрастное выражение и было похоже на отлитую из металла маску. Он напряженно думал, высчитывая возможные варианты дальнейшего развития событий. Необходимо срочно решить, в какой степени можно доверять словам директора космической станции.
Раздался сигнал зуммера, доносившийся со стороны браслета на запястье Минь. Та вопросительно посмотрела на Стоунхеджа.
— Что это? — спросил Эльтор.
— Я попросил моих сотрудников разыскать любую имеющуюся информацию о сколийце с вашей внешностью и носящем ваше имя, — пояснил Стоунхедж.
— И что же?
Было видно, что Эльтор весь напрягся.
Минь прикоснулась к какому-то квадратику на стене. Огромный, во всю стену, голоэкран ожил. На нем появилось изображение двух людей в натуральную величину. Женщина со стройной фигурой и красивыми зелеными глазами, живыми и яркими, как луч солнца, упавший на лист лесного дерева. У нее были черные длинные прямые волосы, которые при виде сверху казались роскошным каскадом, ниспадавшим ей на спину до самых бедер. Ее красота навевала сравнение одновременно со льдом и изумрудом. Превосходной лепки черты лица — совсем как у мраморной статуи, высеченной умелой рукой гениального скульптора.