флэппера», но при этом вспомнил «Дикие ночи в Brown House».
Во время голодомора, конечно, повседневная жизнь американского работника по оказанию помощи радикально отличалась, и она могла кардинально меняться в зависимости от того, был ли он направлен в штаб округа, назначен командующим подрайоном или назначен инспектором, и в этом случае большую часть своего времени он проводил в дороге. Независимо от индивидуального назначения, в округах было гораздо меньше соотечественников-американцев, на которых можно было бы разгрузить свое умственное и эмоциональное бремя или с кем провести досуг. Этот факт жизни был более терпимым для «районного парня», который лишь ненадолго проехал через столицу по пути к своему первоначальному месту службы. Но для тех, кто достаточно долго проработал в Москве, чтобы ощутить вкус «великолепного Блюхаусного удара», поездка в провинцию стала явным потрясением.
Фредди Лайон испытал это на себе. Проработав несколько недель на Спиридоновке, 30, он был переведен в отдаленный Оренбург, место, где развлекательными мероприятиями руководил человек с лассо. Его первое ответное письмо коллеге в Москву содержало ностальгический плач по духу товарищества и цивилизации Москвы и Голубого дома:
Я мечтал о красивой, веселой, замечательной Москве с ее балетами, операми и кабаре — о старых добрых казармах с паровым отоплением в Гранатном переулке № 7 — о моих настоящих американских товарищах, собравшихся за столом для покера, товарищ Додж безумно отсчитывал выигрыш в 30 000 рублей, Лэнгуорти с гордостью демонстрировал инкрустированный портсигар. «Пригнись, сукин сын Максуини» со своим искренним и добродушным смехом.... О! Говорю тебе, Дон, шутки в сторону, в Москве ты хорошо устроился.
В тот момент Лайон был еще предоставлен сам себе, но как только начиналось районное шоу, столица провинции становилась домом для нескольких американцев одновременно. В подрайонах все было иначе. Пол Клэпп был единственным американцем, организовывавшим и управлявшим гуманитарной помощью в российской немецкой колонии на юго-востоке Саратовской области. Свободно говоривший по-немецки Клапп не был стеснен языковым барьером; тем не менее, как ясно из его дневника и переписки, его существование было полным одиночества. В отчете в штаб-квартиру в Саратове, написанном в январе 1922 года, он заявляет, что «очень занят, но это хорошо, потому что здесь абсолютно нет общественной жизни, и человек сошел бы с ума, если бы не был сосредоточен на своей работе». Единственная компенсация за все усилия, писал Клэпп, — это то, что «человек получает изнутри себя от осознания того, что он спасает человеческие жизни».
Келли пришлось испытать чувство полной изоляции после того, как в марте 1922 года он отправился на санях из штаб-квартиры Уфы в Стерлитамак. Он полагал, что он и его переводчик смогут завершить свою инспекционную поездку до разлома реки Белой, но это оказалось ошибочным суждением. Наступила оттепель, и река поднялась, затопив дороги и сделав невозможным обратный путь. На три недели Келли застрял в столице Башкирии, как «узник грязи», что, по сути, означало заключение в офисе АРА. Каждый день с дорог убирали около дюжины свежих трупов, и было «множество кандидатов на повозку с трупами, которые все еще ходят по улицам». Они, по свидетельству Келли, «отбивают у американца любое желание прогуляться ради удовольствия или физических упражнений».
Хотя Келли и не упоминал об этом, он, несомненно, скучал по теплой атмосфере американского дома персонала в Уфе, который, как и все резиденции в районе АРА, считался местом для отдыха и уединения, убежищем от чужой, часто враждебной среды. Келли впервые почувствовал вкус провинциального образа жизни АРА по пути из Москвы на работу в Уфу, когда остановился в Самаре: «В таком городе, как этот, члены АРА не склонны выходить из дома после наступления темноты. Мы впятером собрались вокруг пианино, на котором Шафрот, окружной инспектор, исполнял рэгтайм. Разговор был сосредоточен на трех темах: вшах, волках и бандитах — трех самых интересных особенностях ландшафта».
Дома для персонала в районах обычно были одними из лучших резиденций в городе, как заметил Келли, добравшись до места назначения: «У нас один из лучших домов в Уфе, хорошо отапливаемый и освещаемый электричеством. Американцы преуспели в оснащении своих комнат занавесками, туркестанскими коврами и необычными безделушками. В дополнение к домашнему оборудованию есть рояль и магнитола».
Симбирские арабы жили в большом двухэтажном здании с пятью спальнями, столовой и кухней. Вспомогательный персонал, по словам одного из американцев, был квалифицированным. «Личный состав включал: одну экономку, одного повара, одну горничную, одну прачку, одну уборщицу, одного мужчину, который разводил огонь в огромных русских печах, и старую леди, которая штопала носки и приклеивала заплаты. Добавьте гостиную с камином, пианино и граммофоном, и у вас будет базовая обстановка для взлетов и падений семейной жизни американского холостяка на Волге».
Как и в Москве, дома персонала в округах служили местом проведения различных общественных мероприятий, на которые часто приглашались избранные сотрудники АРА Russian и другие лица, в основном женщины. Для жителей провинциальных столиц, в гораздо большей степени, чем для москвичей, американское присутствие было в новинку. У Хаскелла было достаточно возможностей развлечься во время его инспекционных поездок в зону массового голода, чтобы подтвердить, что «американские сигареты и столовые деликатесы вошли в огромную моду в округах, и ни одно приглашение не было более желанным, чем присутствовать на званом вечере в Америке».
Американская кухня была хорошо укомплектована по необходимости, поскольку даже в столицах провинций не было такого понятия, как приличный ресторан. В заведении, расположенном на первом этаже от штаб-квартиры АРА в Киеве, в меню был только один пункт — «сосиски и отбивные», что не мешало официанту каждый раз спрашивать: «Что будете?»
Сотрудники службы помощи смогли позволить себе купить на местных рынках свежее мясо, молоко, фрукты и овощи, которые были дополнены американскими продуктами питания и деликатесами из магазина АРА в Москве, такими как овощные консервы, маринованные огурцы, оливки, сыры, солонина, различные соусы и сиропы, кофе и, конечно же, ликер. В то время как «Russian Unit Record» и «New York Newsletter» сообщали об испытаниях жизни в Америке в тисках Закона Волстеда, «АРА courier» регулярно поставляла виски из Москвы в районы. Когда запасы иссякли, измученный жаждой американец мог попробовать местные продукты, в основном домашнюю водку с совершенно непредсказуемыми ингредиентами, вкусом и крепостью. В стихотворении доктора Марка Годфри «The Ship-Shape Simbirsk Show», напечатанном в «Record», спиртные напитки скрываются так же плохо, как в больших городских барах в Штатах.
Теперь, когда рабочее время закончилось...
Это уже другая история.
Мы все к вашим услугам,
Поскрести, покопать и поклониться;
Просто назовите ваше главное развлечение,
каким бы возвышенным оно ни было,
И мы вам его подсунем,
И вы