Со стуком открылось окно из рулевой, и Студенцов прокричал:
— Фетюкович, поймайте берег! Что передает порт?
Фетюкович бросился к аппарату, а я, вспомнив, что мы еще не на берегу, а в открытом море и что шторм не собирается стихать, подошел к оконцу и стал смотреть, что происходит в рулевой.
Студенцов, Овчаренко и Аптекман стояли у стола, склонясь над картой. Рядом с рулевым, спиной ко мне, стоял Бабин и не отрываясь смотрел в бинокль на черный безрадостней океан под ясным и голубым небом.
— А если попробовать еще раз повернуть? — спросил, не оборачиваясь, Бабин.
Студенцов бросил, глядя на карту:
— Руль не выдержит.
— Ну, если не выдержит, окажемся в том же положении.
Студенцов покачал головой. Он, кажется, думал о чем- то своем, отвечая Бабину, и сейчас принял решение.
— Придется выбрасываться на банку, — сказал он. — По-моему, нас вынесет сюда. — Он показал по карте.
— В куски, — сказал Аптекман и жестом объяснил, как нас разнесет в куски.
— Надо попробовать повернуть, — упрямо повторил Бабин.
Студенцов, казалось, не слышал его. Он продолжал разглядывать карту.
— В открытом месте нас разнесет в куски, — сказал он, — это верно. А если в заветерье за островом? — Пальцем он провел по карте линию. — Проскочить между двумя островами и, скосив, пробраться сюда, под защиту скалы. Волна здесь не такая большая, и банок на карте показано сколько угодно.
Он посмотрел на Бабина.
— Здесь нам руль и понадобится, — кинул он ему. — Такой поворот он, пожалуй, и выдержит, а полный — никогда.
— Вы правы, — коротко сказал Бабин. — Я с вами согласен.
Студенцов кивнул головой и повернулся к Аптекману.
— Надо будет сразу тушить топки… — Аптекман молчал. — Предупредить машинную команду и кочегаров… — Аптекман молчал. — Это всё.
Аптекман повернулся и обычной своей ленивой походкой медленно пошел к выходу, покачиваясь и размахивая руками.
— Где быть команде? — спросил Овчаренко.
— На верхней палубе.
Овчаренко кивнул и пошел к выходу.
— Ты будешь с командой?
Овчаренко снова кивнул и взялся за ручку.
— Подожди.
Овчаренко остановился и выжидающе посмотрел на Студенцова.
— Ты что, — спросил Студенцов, — хочешь предупредить команду?
— Да, — сказал Овчаренко. — Надо же подготовить, чтобы все были на местах.
— Подожди, — сказал Студенцов. Он вынул трубку и медленно стал набивать ее табаком.
— Ну? — спросил Овчаренко.
Студенцов зажег спичку и запыхтел трубкой. Клубы сизого дыма поплыли в воздухе.
— Видишь ли, — неуверенно протянул он, — все это будет очень правильно и хорошо, если я точно определился. А без пеленга, понимаешь, особенно ручаться я не могу. Так что пока подождем сообщать команде. Скоро мы увидим берег и сможем точно сказать, где мы.
Овчаренко отошел от двери и сел на складной плюшевый стул. Студенцов зашагал взад и вперед, дымя трубкой. Бабин не отрываясь смотрел в бинокль.
— Да, — протянул Студенцов, он тяготился молчанием, — тут с такой точностью не определишься.
— Берег, — негромко сказал Бабин.
Схватив бинокль, Студенцов ринулся к окну. Я видел, что Овчаренко схватился за ручку двери, но я уже сам выбежал на палубу и на палубе увидел Овчаренко, закрывавшего за собой дверь. Мы стояли, держась за поручни, он немного впереди, я сзади, и оба смотрели туда, куда ветер и волны гнали наш тральщик. Только волны и пену видел я впереди, но вот нос судна влез на высокую водяную гору. Казалось, взобравшись на высоту, на секунду судно остановилось перевести дыхание. В эту секунду с высокой водяной вершины стало видно далеко-далеко, и я увидел мчащиеся холмы и горы, рушащиеся гребни, пену, летящую по воздуху, а вдали, за черной волнующейся водой, еле заметную черную неподвижную гряду. Она тянулась по горизонту, замыкая круг ревущего хаоса, и неподвижностью отличалась от водяных гор. Я успел только кинуть взгляд на нее, как судно ринулось вниз с волны. Резко хлопнув дверью, капитан вышел на палубу. Постукивая пальцами по биноклю, он ждал, когда нас снова поднимет. Кругом бушевали волны, большие и маленькие, они сталкивались, сливались в одну, разделялись снова. Потом нас подняло и понесло вверх. Море ушло куда-то далеко-далеко, оно бушевало уж где-то под нами, под нами летали чайки и глупыши, а маленькие волны казались еще в десять раз меньшими. Мы опять были на вершине водяной горы. Каменная гряда показалась мне на этот раз гораздо ближе. Она уже не была такой ровной. Я различал отдельные скалы, уступы черного камня. Капитан не отрываясь смотрел в бинокль. Прошла секунда, и судно ринулось вниз. Бабин вышел из рубки.
— Кажется, верно, Николай Николаевич, — сказал он.
Студенцов, не отвечая, наклонился и крикнул вниз на палубу:
— Свистунов, поднимитесь сюда!
Свистунов, весь мокрый, взбежал по трапу.
— Вы видели берег? — спросил капитан.
— Видел.
— Как вы думаете, что за острова?
Мы снова были высоко над морем, и каменная гряда казалась теперь еще ближе. Свистунов, прищурив глаза, глядел на нее.
— Я думаю — Старовер и Ведьма.
Студенцов и Бабин переглянулись. Мы полетели вниз с водяной горы, вода заплескалась на палубе. Студенцов повернулся к Овчаренко:
— Ну, Платон Никифорович, можно действовать. Определились правильно. Будем заходить за Старовера. — Овчаренко кивнул и побежал по трапу. — Товарищи! — закричал капитан вниз на палубу. — Сейчас зайдем за островок и сядем на банку. Маневр серьезный, но довольно безопасный. Всем надеть спасательные пояса. Собраться на палубе возле лебедки. Паники быть не должно.
— Не будет паники, — пробасил снизу Полтора Семена.
И матросы, обгоняя друг друга, бросились в кубрик за поясами. Студенцов открыл дверь рубки и в это время заметил меня.
— Вы что здесь делаете? — рявкнул он. — Сейчас же марш вниз! — Я повернулся, чтобы идти. — Стойте! — крикнул Студенцов. — Я остановился. — Боитесь?
У меня было сильное искушение ответить что-нибудь героическое, но я удержался.
— Боюсь, — ответил я.
Студенцов посмотрел на меня с некоторым удивлением.
— Ишь ты, черт, — пробормотал он про себя, а громко спросил: — И здорово боитесь? — Я молчал. — Но держитесь?
— Держусь.
— И будете держаться все время?
— Думаю, что все время.
Студенцов хмыкнул.
— Наденьте спасательный пояс, — сказал он, — и станьте на палубе у столовой. — Он помолчал. — Если держитесь, тогда ничего, что боитесь. Это даже хорошо, что не врете. — Он откашлялся и резко скомандовал: — Ну, марш вниз!