объяснил «маркони», – это наши гости. Из этого… из судкома ВЛКСМ. Попрошу, товарищи моряки.
– А чего ж только двое? – спросил Шурка. – Нам бы весь судком.
Кто-то ещё пропел кошачьим тенором:
У ней – такая ма-аленькая грудь, А губы – губы алые, как ма-аки!..
«Маркони» объяснил гостям:
– Это у нас традиционное приветствие, когда на борту появляются дамы.
– Мы так и поняли, – сказала Лиля.
Мы их быстренько повели в салон, по дороге – через люк – показали машинную шахту. Там полуголый Юрочка сидел на верстаке и чего-то напевал, – хорошо, что слов было не слышно. «Маркони», однако, не задерживался.
– А сейчас мы вам покажем «голубятник». Всякое судно, с вашего разрешения, начинается с «голубятника».
Поднялись в ходовую. Старпом от нас отскочил как ошпаренный, удрал в штурманскую. Молодой ещё он был, архангелогородец наш. «Маркони» его всё-таки вытащил за руку:
– Прошу познакомиться. Старший помощник нашего капитана. Мастер лова и навигации, мой лучший друг и боевой товарищ.
Старпом упирался, как будто его на казнь вели, мычал что-то насчёт вахты. Гости с ним поздоровались за руку. Он сразу взмок, как мышь. «Маркони» его отпустил с Богом.
Из окон видна была вся палуба, с разинутыми трюмами. Бичи стояли в капе, пересмеивались. Гале вдруг захотелось перед ними пококетничать.
– А это штурвал? А можно покрутить?
Штурвал положен был влево и застопорен петлёй.
– Нельзя, нельзя! – Старпом закричал из штурманской.
– Почему нельзя, товарищ старший помощник? – спросил «маркони». Старпом не ответил, шелестел какими- то бумагами, как будто он что-то там вычисляет. – Можно, девочки, можно.
Откинул петлю, Галя стала к штурвалу, а он её сзади облапил.
– Ой, какие ручки! – Галя запела.
– Это не ручки, это шпаги.
– Шпаги? Ой, как интересно! Те, которые у мушкетёров?
– Совершенно те же самые. А крутят их вот так, Галочка.
Крутил он её, в основном, у бичей на глазах. В общем, дела у «маркони» с ней были в самом разгаре, а хохоту – вагон с тележкой.
– Получил моё письмо? – спросила Лиля.
– Да.
Мы отошли в угол рубки. В дверное окно видно было открытое море, зыбь с белыми гребнями шла на нас, как полки на штурм, и птицы носились косыми кругами.
– Сердишься, что я тогда не пришла?
– Нет.
– Что-то разговор у нас… «да», «нет»…
А какой он ещё мог быть? Я – в рокане, на нём чешуя налипла и ржавчина с бочек. Старпом бы меня вполне мог выставить из ходовой, и пришлось бы послушаться.
– Я понимаю, – она улыбнулась, – ты тут не на своей территории.
– Вроде этого.
– А вот это картушка, – «маркони» там объяснял.
Чтобы поглядеть на эту картушку, Гале надо было перегнуться через штурвал, а ему – прижаться к её щеке. Галя его шлёпнула по рукам.
– Вот так ты, значит, живёшь? – Лиля меня спросила. – На берегу я как-то все иначе себе представляла… В общем, я кое-что про тебя поняла. Кроме одного: как же получилось – ты с флота хотел уйти, а пошёл в море?
– Это долго объяснять. Как-нибудь потом.
– Ну, зачем… Механизм твоих решений мне приблизительно ясен. Я даже, когда ты мне всё это говорил, почему-то подумала, что будет как раз наоборот. – Говорила она со мной как-то свысока, мне что-то уныло сделалось. – Странный ты всё-таки парень. Неглупый. «С мечтой», как говорят. Почему всё это тебя устраивает?
– Деньги добываю.
– Неправда, я знаю, как ты к ним относишься. Мы с тобой, кажется, три раза были в «Арктике»? Ты их тратил – не как обычно мужчина перед женщиной, когда хочет показать широкую натуру. А как будто они тебе карман жгут и ты от них хочешь скорее освободиться.
– Может, мне просто интересно тут. Хочу что-то главное узнать о людях.
– Ты ещё не всё про эту жизнь знаешь?
– Про себя – и то не знаю.
– Скажи мне, ведь ты мог бы в торговый перейти? Если ты так любишь плавать. Там же всё-таки лучше. Рейсы – короткие, заходы в иностранные порты. Увидел бы весь мир.
– Шмоток бы понавёз…
– И это неплохо. Но главное – мир повидать.
– Да я ходил с ними один рейс, до Рейкьявика. С боцманом поругался. Больше они меня не взяли.
– Из-за чего же вы поругались?
– Не помню. Характерами не сошлись. Взглядами на жизнь.
– Но ты же мог на другое судно оформиться. Где боцман получше характером.
– Он-то получше, да штурман какой-нибудь похуже. Или ещё кто…
– А нельзя с ними как-нибудь ладить? Просто не замечать, и всё. Ну, вот этот боцман, что вы поругались, – какое тебе дело до его взглядов на жизнь?
– Да мне-то чихать. Он сам ко мне прилип. «Будешь, говорит, мне докладывать про настроения экипажа». Тоже, нашёл докладчика! Почему – я?
– В каком смысле – докладывать?
– Ну, может, кто золото вывез, обратно – валюту повезёт. Или какие-нибудь товары запрещённые. Или – книжки. А то – вообще за границей хочет остаться.
– Вон