Читать интересную книгу Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства - Алексей Меняйлов

Ельцин займы уже выпрашивал. Объясняли так: разоряющая кабала долгов нам нужна для процветания России — вот и надо угождать планетарным ростовщикам, тем более что они нам в обмен на займы сулят процветание.

Однако чем дальше, тем российской экономике становилось всё хуже.

И не удивительно.

Но разграбление страны — пустяки. Хуже — создание ими атмосферы структурированного тотального вранья «иудо-внутреннического» толка. Они использовали многие приёмы по ещё большему формированию стаи — наркотики, о которых мы прежде и не слыхивали, получили широкое распространение, нагнеталась атмосфера страха перед голодом и уголовным разгулом, пилатоненавистничество стало государственной религией, пропагандировались пьянство и культ случайного партнёра (бихевиористская концепция построения семьи) и так далее. Русские, попав под пресс чуждой для себя стаи, естественно, стали вымирать. Такой убыли населения, почти миллион человек в год, Россия не знала ни в одной из войн, за исключением войны с Гитлером.

Такого резкого сокращения продолжительности жизни не было не то что в истории России, но и в истории Европы и мира. Если в Европе мероприятия по оскотиниванию исполнителей воспринимались с довольством всем населением, то в России довольство высказывалось далеко не всеми. В народе, душе которого, в отличие от всего мира, было созвучно, что Наполеон — самонадеянное ничтожество, а Пилат — единородный ученик Христа (это две стороны одной медали), иначе и быть не могло.

Но почему-то толпа, даже вымирая, всё равно продолжала голосовать за истреблявшего её Ельцина?.. Почему?

Понять — значит научиться защищаться — и тем обрести шанс на выживание.

Ельцина, типичного толпаря, «иудо-внутреннические» российские СМИ подают как эдакого психоэнергетически суверенного революционера, «славного батыра», отважно победившего коммунистического колосса. Дескать, заблуждался (прошлое комсомольского и партийного функционера, вполне угодливого перед начальством), но потом прозрел — стал собственной противоположностью, демократом и богатым собственником, отцом «удачливых предпринимательниц», для которых надо выговаривать освобождение от уголовного преследования. Исключительно духовен: кавалер православных наград.

А каков Ельцин на самом деле? Было ли, выражаясь языком Толстого, обновление нравственной физиономии?

«Иудо-внутреннику» Брежневу Ельцин свой; то, что он оказался в одной обойме с сыном главраввина Белоруссии, глубоко закономерно: подобное к подобному. Кто такие демократы-«правоборцы» на самом деле, за десять лет их правления не понять трудно, те же брежневские «иудо-внутренники» — Ельцин и им был свой. Так что никакого обновления нравственной физиономии. Введение религий тоже, как выясняется, плод ещё брежневской эпохи. Вот такой, на поверку, оказывается «батыр»… Обычный гипнабельный толпарь с резко повышенной силой некрополя.

Но раз так, может быть, и диссиденты, героическим эпосом о борьбе которых с советским строем потчуют планетарную толпу миллионы журналистов, педагогов, политиков, профессиональных религиозников, писателей, телеведущих, режиссёров и т. п. — такое же дерьмо?

В Соединённых Штатах «иудо-внутренническая» иерархия царила изначально, в СССР власть перешла к ним ещё в хрущёвские времена, — в чём же тогда был смысл активности диссидентов, тех же «иудо-внутренников»? Какова была их истинная роль в построении всепланетной «иудо-внутреннической» иерархии?

Немножко мемуаров. Я вырос и начал работать в брежневские времена. Тогда в обязательном порядке все должны были слушать «Свободу» и «Голос Америки». В Москве, кто не слушал, считался вроде как неполноценным, смотрели на него с сожалением. Сейчас врут, что эти станции глушили так, что слушать было невозможно. Свидетельствую: я легко ловил передачи на плохонький приёмник прямо в Москве. Но за пределами города слышимость, конечно, была лучше.

«Голоса» нам вдалбливали: в СССР обитают «узники совести», высоконравственные «батыры», они сражаются с иерархией КГБ, сражаются во имя счастья — и своего народа, и русского, и вообще всей планеты в целом. Словом, диссиденты — личности дальше некуда.

Ухом адепта суверенитизма этот эпос воспринимался прекрасно, отработан был до деталей.

Но стоило выйти на улицу, как сказка тускнела. Для наблюдения материал был обширный — по нашим дворам диссида шныряла во множестве. Даже в моём подъезде консьержкой работал еврей лет тридцати пяти, кандидат наук, ушедший с нормальной работы, с типичной физиономией «чего изволите?» — он всё что-то демонстрировал: печатал на пишущей машинке, что примечательно, быстро, и так всю смену подряд.

Смысл слова «демонстрировал» следует уточнить.

Чтобы понять диссидентскую субстаю, надо осмыслить ту функцию, которую они выполняли в планетарной «иудо-внутреннической» стае. Это не было противостоянием властям — о каком противостоянии «иудо-внутреннической» же партийной верхушке можно серьёзно говорить, когда все они были одного психотипа?

Евреи не только авторитеты для подавляемых ими исполнителей, но ещё легче управляемы сами (психоэнергетически) — это две стороны одной медали. И то, и другое качество — следствие преступного прошлого их предков (прежде всего при Аресте и Распятии).

Кривляния диссидентов в быту и их преувеличенные тюремные отсидки (информационный повод для рекламы) были нужны «иудо-внутреннической» стае отнюдь не для развала советского строя. При власти «иудо-внутренников» в Кремле символы уже забытого «внешнического» социализма могли быть сорваны ещё быстрее и без диссидентов. Кривляния диссидентов были нужны для другого. Игры в подполье, обмен «правоборческих» рукописей на присланные от «внутренников» деньги и шмотки были нужны для другого — для ещё большей дезориентации исполнителейпо всему миру. Чёрное выдавалось за белое, а белое за чёрное: самая гипнабельная субстая выдавалась за наиболее полное воплощение личностного начала, а метанация — за стадо.

Свержение советского строя — цель мелкая, значимая же — формирование всепланетной стаи: диссиденты использовались для достижения именно этой цели. Актёр, нисколько в свою роль не верующий, не всегда убедителен, к тому же все знают любовь актёров к проституированию, манипулированием же не понимающими своего назначения диссидентами легче было способствовать навязыванию исполнителям по всему миру таких представлений, что они не могли даже усомниться в благородстве «правоборцев».

Если что в истории с диссидентами и интересно, так это то, что никто из участвовавших в раскрутке «героического эпоса» профессионалов, а таких было вовлечено миллионы, не догадался о смысле происходящего — или не достало порядочности об этом сказать.

У россиян есть хотя бы оправдание: психологические знания были запрещены, Библию можно было купить только на чёрном рынке чуть ли не за двухнедельную зарплату, и т. п. Агитаторы за капитализм «равных» возможностей говорят, что там, где он реализован, имеются наилучшие условия для развития личностного начала — библиотеки, специалисты (скупленные по всему миру — из продажных, разумеется), свобода. Но где же результат? За что ни возьмись — всюду мрак. Пилатоненавистничество, свалка выдаётся за любовь, диссиденты-«толпари» оказываются выражением личностного начала, враньё на каждом шагу. Почему не нашлось ни одного журналиста, ни одного писателя, ни одного телеведущего и т. д., и т. п., который бы смог понять и сказать правду? Так что диссиденты, очистив от себя Россию, явно оказались среди своих.

Но мы начинали это отступление с анализа обоснованности слова «демонстрация» в применении к тому еврею-консьержке. Неужели этот кандидат наук был настолько невежествен, что ему было не по силам понять: с такой скоростью печатать, причём непрерывно всю смену, можно только «бульвар», да и то передирая чью-то работу?

По сути, он назойливо требовал, чтобы им восхищались живущие в нашем подъезде. Но тогда он опять-таки не допёр, что попал для этого не в самое удачное место.

Дело в том, что наш корпус был кооперативным от Академии наук. А все, кто там работал, были прекрасно осведомлены, чт`о есть еврейская нравственность в приложении к научной деятельности, в частности, в деле приобретения учёных степеней. Так что «демонстратор» нас, знавших о подводных течениях Академии наук, восхитить просто не мог.

Есть маленькая тонкость. В члены-пайщики нашего кооператива не принимали даже кандидатов наук, только, как минимум, докторов. Кандидатов были единицы. На нашем этаже четыре квартиры. Три из них принадлежали тогда евреям. Один, действительно, доктор наук, заместитель директора одного из институтов. А в остальных двух жили (ныне уже эмигрировали) евреи, которые ни малейшего отношения не имели ни к Академии наук, ни к науке вообще.