призывать небеса к свидетели своего искреннего намерения вернуть Арабелле трёх остальных её сыновей. Он бы обязательно сделал это, если бы их безумный слуга не вздумал бежать. А так… У герцога на руках всё-таки остался ребёнок Арабеллы. И чем если не искренней любовью к этой женщине объясняется тот факт, что он усыновил, как ему казалось, единственного выжившего из близнецов? Он сделал его единственным наследником своего огромного состояния!..
От всего этого у Антуана голова пошла кругом. Он сразу усмотрел в рассказе герцога некоторые логические дыры, но яркая, такая неожиданно резонирующая, эмоциональная окраска смогла как-то их прикрыть. А тем временем терпеливый герцог взял на себя труд объяснить и смысл разыгранного в Бетенгтоне "спектакля":
– Я догадался, зачем граф де Лаган явился в мой дворец. Но что я мог ему предъявить? Да, я выкрал и усыновил его сына. Можно продолжать рассуждать о мотивах, которые мною двигали. Но неужели это стало бы доводом для графа? Нет, уверен, что нет. Он явился забрать сына, который стараниями Генриха Рая, отказался признавать своим отцом меня… – герцог горестно перевёл дыхание, – Пришло время снова смириться, признать своё бессилие, отступить. Не надо было мне красть сыновей Арабеллы – вот единственное, что я признаю от всего сердца и в чём каюсь! Воистину, вся эта идея настоящее помутнение рассудка! А признав это, я конечно же должен отступить перед графом де Лаган. На дуэль я выхожу только с чувством полной собственной правоты. Это мой твёрдый принцип. А тут другой случай… Вот, такая печальная история. Так я не нашёл ничего лучшего, как организовать свою кончину. Я собирался исчезнуть, начать новую жизнь… под другим именем… Пусть это и станет актом моего покаяния – так я решил, и даже уже начала работать над претворением этого плана в жизнь, переводить своё состояние на другое имя… Но это требует времени, и пока суть да дело, я не устоял перед искушением всё-таки наведаться во Фрагию и хоть издали убедиться в том, что жизнь того, кого я все эти годы называл сыном, налаживается… Поэтому я здесь. Благодаря этому я познакомился с вами…
– Но ведь вы должны были понимать, милорд, что рано или поздно ваш обман раскроется. На что же вы надеялись, когда стали лгать мне? И эта попытка пристрелить Генриха Рая… – Антуан ещё пытался рассуждать логически.
Герцог тяжело вздохнул, взгляд его стал очень печален.
– Каюсь, мой юный друг, грешен. Но тут ведь как получается… Не перестроился я, так неожиданно было увидеть вас… Не успел я поменять свои планы, решить "воскреснуть"… Что же касается Генриха Рая, то я и правда хотел его пристрелить, и клянусь, есть за что! Этот негодяй обокрал меня! Он настроил против меня Фрэнка!!! Теперь тот даже не желает со мной говорить, просто возненавидел! Этого я Раю никогда не прощу!..
Совершенно незаметно Антуан и герцог нашли общий язык, их отношения стали просты и, как казалось юноше, искренни. Его Светлость предстал перед ним доверительно распахнутой книгой, тихо тлеющим камином, жаждущим согреть одинокую душу. Ведь только по-настоящему чуткий человек мог так верно распознать чужую душевную боль.
Его Светлость лишь вскользь предположил, что, возможно, Жан знает где найдет Марианну, и Антуан в тот же момент вспыхнул, как сухой хворост на ветру. Ведь уже несколько дней весь мир юноши замкнулся на мыслях о Жане и Марианне. Его богатая фантазия рисовала красочные картины трогательных отношений возлюбленной и брата, он чувствовал себя несправедливо отвергнутым и потому глубоко несчастным. Мир стремительно терял краски, а в душе разрасталась глухая всё поглощающая боль…
Ни раз Антуан ловил себя на мысли, что в своих фантазиях зашёл уже слишком далеко, что зря выдумывает то, чего, быть может, и нет, но голос разума был слишком слаб, и вновь верх брали чувства… С высоты этой колокольни юноше казалось, что действия герцога во времена молодости того вполне понятны, хоть конечно и не могут быть полностью оправданы. Он узнавал в Бетенгтоне свою боль, и потому уже не мог ненавидеть этого человека. Эта одна беда, название которой, "отвергнутая любовь", казалось, связала их души невидимой прочной нитью. Как-то незаметно герцог из злейшего врага превратился едва ли не в лучшего друга, может быть, единственного на свете человека, способного понять эту боль и разделить её.
И Антуан поверил в искренность герцога, когда тот в итоге пообещал помочь, если представится случай. Свое такое желание Его Светлость объяснил, как всегда, просто – ему, герцогу, очень не хочется, чтобы недоразумение, замешанное на природном сходстве и несправедливой случайности, стало причиной, быть может, незаживающих душевных ран такого замечательного человека, как Антуан. Уж ему-то, герцогу, как никому другому известно, как это бывает… Если уж братьям суждено полюбить одну девушку, их борьба за её руку должна быть честной и справедливой! Так герцог пообещал Антуану помощь, и подходящий случай представился неожиданно быстро. Появление Виктора явилось как гром среди ясного неба…
Антуан как-то и думать забыл, что где-то по свету ходят ещё два его брата. Оно и понятно, думы про этих двоих могли причинить только новую боль. Но сейчас здесь объявился только один – Виктор. Разве ж это ни удача?.. Герцог предложил Антуану на время стать Виктором и, если конечно, повезёт, собственными глазами увидеть, что же на самом деле имеет место быть между Френсисом и Марианной! Нет, герцог не принуждал, а лишь предположил, что это реально и разумно. Последующее знакомство с Виктором, не принесшее ни одного мгновения радости, подтолкнуло Антуана принять решение, и вот он в доме барона. Юношу не очень беспокоило то, что ещё незажившая рана в спине быстро лишает его сил. Если предположение герцога и барона верно, то он очень скоро увидит Марианну, а потом… будь что будет… Так он думал. Да, где-то в глубине души он даже почувствовал некоторое сочувствие к переживаниям барона и радость от мысли, что с этим человеком у него тоже складываются хорошие отношения.
И за судьбу Виктора Антуан не переживал, ведь герцог полон искреннего желания загладить прошлые ошибки. Пусть пока суть да дело Его Светлость преподаст этому пройдохе несколько уроков хороших манер… Не стал Антуан переживать и за участь двух своих лакеев, которые пока оставались при нём. Он просто приказал им отправиться в Валеньи, мол здесь их услуги больше не нужны. Такой приказ не показался им странным, потому что Антуан и прежде любил путешествовать в сопровождении кого-то из знакомых или в гордом одиночестве, это уж как сложится… Приказ отдан, слуги