Но если раскольников манили пряниками, то на тех, кто остался верен Православию, обрушились кары. В Питере прошел показательный процесс над священнослужителями. 5 июля трибунал вынес приговор. Митрополит Петроградский Вениамин, епископ Венедикт, архимандрит Сергий, протоиереи Н. Чуков, Я. Богоявленский, М. Чельцов, а также Ю. П. Новицкий, И. М. Ковшаров, Д. Ф. Огнев, Н. А. Елачич были расстреляны. Руководствуясь этим примером, пошли раскручиваться процессы над духовенством в Москве, Чернигове, Полтаве, Смоленске, Архангельске, Новочеркасске, Витебске[493]. В 1922 г. только по суду было расстреляно священников — 2691, монахов — 1962, монахинь и послушниц — 3447. А если добавить убийства без суда, уничтожение в лагерях, то всего было истреблено не менее 15 тыс. представителей духовенства, монашества, привлеченных по «церковным делам» мирян.
А потоки крови опять пересекались с потоками золота! Постановлением Совнаркома Троцкий был назначен председателем Особой комиссии по учету и сбору церковных ценностей[494]. Его заместителем стал Г. Д. Базилевич. Одним из непосредственных исполнителей операции являлся начальник личного поезда Троцкого Каузов. Имея на руках мандаты, подписанные своим всемогущим шефом, он разъезжал по стране и свозил награбленное в Москву. Откуда ценности потекли — ну конечно, на Запад.
Контрагентами, скупавшими их, стали Хаммеры, переправлявшие церковные богатства через Таллин. Как вспоминал Арманд Хаммер, Таллин — «это была таможенная яма, туда можно было свалить все, что угодно». В бизнесе участвовали и Ашберг, Животовский, Рейли. Современный американский историк Р. Спенс приходит к выводу:
«Мы можем сказать, что русская революция сопровождалась самым грандиозным хищением в истории. Миллионы и миллионы долларов в золоте и других ценностях исчезли. Другие деньги и средства были тайно перемещены из одних мест в другие. И задачей таких людей как Сидней Рейли и Джулиус Хаммер было сделать подобное перемещение возможным».
Впоследствии Арманду Хаммеру однажды был задан вопрос — как стать миллиардером? Он в ответ пошутил; «Надо просто дождаться революции в России».
Великолепная церковная утварь продавалась за рубеж по дешевке, на вес, как золотой «лом». А потом посредники размещали «товар», находили покупателей. На западные рынки — на рынки стран, именующих себя «христианскими» были выброшены в огромных количествах церковные чаши, кресты, ризы, оклады, дарохранительницы. Нередко они выставлялись в витринах фешенебельных магазинов — и никого не смущало такое соучастие в воровстве и святотатстве[495]. Один из итальянских таможенных офицеров сообщал русским эмигрантам, что видел на пароходах, прибывающих из России, «ящики, набитые церковной утварью: чашами, дискосами, углами евангелий и пр., наложенными в спешке, кое-как»[496].
На Запад сбывались не только драгоценности, но и художественные произведения, иконы древнего письма. Тоже по «символическим» ценам. Иконы XV, XVI, XVII вв. покупались по 75, 100, 175 руб. Эксперт С. Ямщиков, составлявший в 1990-х годах каталог Стокгольмского музея, обнаружил акты отправки вагонов с иконами с Русского Севера. В Архангельске и других северных городах выламывали целые иконостасы и грузили в поезда. Иконами были завешаны все стены в шведском доме Ашберга. Их перепродавали музеям, частным коллекционерам, антикварам. Разворовывание церковных и художественных ценностей стало настоящим «семейным делом» Троцкого. В нем принимали участие не только сам Лев Давидович, но и дядюшка Животовский, и сестра, Ольга Каменева, начальница Международного отдела ВЦИК. Ну а супруга Троцкого Наталья Седова была дипломированным искусствоведом, выпускницей Сорбонны. Вот и пригодилась ее наука. В семье был свой эксперт, разбирающийся что к чему и почем. Она получила пост заведующей Главмузея, то есть под ее контроль попало ох как много «интересных» вещичек.
У Седовой с Православием были собственные счеты — ее же в свое время выгнали из Харьковского института за антирелигиозную агитацию. И теперь она поучаствовала в гонениях на Церковь не только через мужа, но и сама постаралась руку приложить. Патриарх Тихон после ареста был поселен в Свято-Донском монастыре в комнатушке вахтера. Однако Седовой это не понравилось. И она 27 мая 1922 г. направляет письмо в ГПУ:
«Главмузей считает необходимым, чтобы бывший патриарх Тихон был удален из бывшего Донского монастыря, так как присутствие его в стенах этого монастыря лишает возможности продолжать экскурсионную работу».
Никакой экскурсионной работы там в 1922 г. еще не было, просто укусить захотелось. А подписала она свое заявление не фамилией «Седова», как делала обычно. Подписала «Заведующая Главмузеем Н. Троцкая». Попробуй-ка ослушайся! Кстати, обратите внимание, что саму Церковь она считает уже упраздненной и о патриархе ничтоже сумняшеся пишет — «бывший».
В делах о разворовывании России мы встречаем и многие другие «знакомые» нам персонажи. К ним был крепко причастен и заведующий научно-техническим отделом ВСНХ Беньямин Свердлов. Тоже вовсю толкал за рубеж меха, драгоценности, антиквариат. Причем его контрагентом на Западе был старый партнер и друг Сидней Рейли. В Центральную комиссию по изъятию церковных ценностей Троцкий ввел Белобородова — цареубийцу, доверенное лицо Якова Свердлова. Еще один участник ритуального убийства Николая II и его семьи, Янкель Юровский, возглавил Гохран. А Лев Давидович, в дополнение к остальным своим постам, был назначен руководить работой «по реализации ценностей Гохрана»[497]. Как происходила «реализация», описывает в своих мемуарах «Бурные годы» американский банкир Исаак Ф. Маркоссон. Большевики через него вели переговоры, желая получить в США заем. А в качестве обеспечения ему были предложены царские драгоценности. Их не только продемонстрировали, но даже дали примерить корону Российской империи. Ну а бывший директор завода Нобеля Серебровский, который в 1917 г. уступил Троцкому свою роскошную питерскую квартиру, сперва под эгидой Льва Давидовича заведовал снабжением Красной армии, а потом возглавил Главнефть и Союззолото. Тоже ведь «золотое дно»!
Но вот с операцией по церковному расколу у Троцкого вышел явный прокол. «Живая церковь» была по сути русским вариантом протестантизма. Некоторые лидеры живоцерковников, как, например, Александр Введенский, полагали, что таким образом спасают христианскую веру. Введенский даже выступал в публичных диспутах о религии с Луначарским. Другие обновленцы считали, что в реформаторстве нет ничего страшного, что новые изменения в Церкви лишь продолжают дело Поместного Собора 1917–1918 гг. Третьи примыкали к раскольникам, желая подольститься к властям. Сперва значительная часть священников и мирян пошла было за обновленцами просто по инерции. Не разобравшись, что это такое. Ведь их храмы оставались открытыми, не подвергались гонениям. Да и патриарх, вроде бы, благословил своих «заместителей», создавших «Высшее церковное управление». Но для большинства из тех, кто поддался ошибке или искушению, очень быстро наступило отрезвление. Стала просачиваться правда, что благословение получено обманом. А в апреле-мае 1923 г. обновленцы провели свой «собор», где приняли резолюции о поддержке социалистического строя, об осуждении «контрреволюционеров» из числа духовенства, объявили о низложении патриарха Тихона и лишении его священнического сана[498]. Ради «приближения к массе» вносились изменения в порядок богослужения, принимались нововведения в уставы Церкви.
Все это вызвало взрыв негодования верующих, и они отвернулись от реформаторов. Исследователь истории Церкви О. Васильева говорит по этому поводу:
«Высчитал, все цинично высчитал Лев Давидович Троцкий, кроме одного — православные миряне не пошли за обновленцами и раскол захлебнулся… русский народ нельзя было просчитать».
От живоцерковников стала отходить и значительная часть примкнувших было иерархов и священнослужителей. Важную роль в борьбе с обновленческой ересью сыграл патриарх Тихон. Признать решения лже-собора он отказался. Хотя тоже вынужден был пойти на компромисс с большевиками. Подписал «покаянное письмо», объявляя, что он не враг Советской власти. Этой ценой патриарх сумел выйти из заключения, восстановить каноническое управление Церковью. И смог открыто обличать живоцерковников. Вел службы в разных храмах Москвы, и, несмотря на противодействие властей, всюду его встречали восторженно. Стекались тысячи прихожан, иногда дорогу патриарху устилали цветами. На эти службы приходили и священники, епископы, вернувшиеся от раскола, приносили свое покаяние[499].