Читать интересную книгу О начале человеческой истории - Борис Поршнев

С древнейшими захоронениями подчас связано и другое свидетельство глубочайшего «нервного сдвига» в мире этих поздних палеоантропов: появление вместе с остатками их жизнедеятельности красной охры! Это поистине таинственное мгновение, некая точка отсчёта на пути к психике людей. Пока мы вправе лишь предположить, что охра была связана с нейрофизиологическим явлением интердикции, была необходима для его высшей формы: красная охра — абсолютный и к тому же заочный запрет прикосновения.

Так проступают перед глазами археолога симптомы потрясения, взрыва. Мы не способны проследить одну за другой его дальнейшие ступени. Мы должны сразу говорить о его результате. Выходом из противоречий оказалось лишь расщепление самого вида палеоантропов на два вида. От прежнего вида сравнительно быстро и бурно откололся новый, становившийся экологической противоположностью. Если палеоантропы не убивали никого, кроме подобных себе, то неоантропы представили собой инверсию: по мере превращения в охотников, они не убивали именно палеоантропов. Они сначала отличаются от прочих троглодитов тем, что не убивают этих прочих троглодитов. А много, много позже, «отшнуровавшись» от троглодитов, они уже не только убивали последних, как всяких иных животных, как «нелюдей», но и убивали подобных себе, т. е. неоантропов, всякий раз с мотивом, что те — не вполне люди, скорее ближе к «нелюдям» (преступники, чужаки, иноверцы). Но таков был результат. Каков же был процесс?

Биология различает два механизма отбора, ведущих к видообразованию: естественный и искусственный. Между ними огромное различие, хотя, правда, учение Дарвина о происхождении видов и сложилось на почве обобщения того, что в них есть сходного.

В природе чаще происходит, по терминологии К. М. Завадского[636], синтогенез (в отличие от сегрегациогенеза), т. е. видообразование путём многообразных и сложных межвидовых скрещиваний или гибридизационного процесса с последующим отбором лучших семей. В этом случае видообразование приобретает характер не серии случайных мутаций у одного вида, а своего рода обмена генетическим материалом между членами биоценоза, так что новый вид как бы объединяет генетический материал разных видов. Напротив, при сегрегационном видообразовании решающую роль играет обособление мутационно возникающих рас, изоляция зачатков вида, причём роль изолирующего от скрещиваний фактора играет либо географическое размежевание, либо что-то активно препятствующее скрещиванию даже с близкими формами на месте. Тогда очень быстро новый биологический вариант развивается в особый вид. Когда гибридизирующему скрещиванию препятствует хозяйствующий человек, это называется искусственным и целенаправленным отбором, искусственной сегрегацией (или селекцией). Но нет ли и других, кроме произвола человека, факторов половой изоляции в смешанных популяциях, ведущих к тому же самому результату? Здесь можно представить себе два разных фактора. Как показали этологи, подчас едва выраженные морфологические отличия становятся интенсивным фактором половой изоляции, т. е. делают невозможным скрещивание и тем самым устраняют всякую гибридизацию, которая способствовала бы элиминации и растворению нового признака, напротив, поднимают его на уровень видового отличия. Либо же молодые особи с невыраженным или не достаточно выраженным новым признаком истребляются, уничтожаются, что наперёд устраняет их последующее смешение с другой частью популяции — они не дадут потомства. В обоих случаях разрушаются прежние внутривидовые и внутрипопуляционные отношения и заменяются отношениями антагонизма — если не в общеэкологическом смысле, то в смысле исключения гибридизации.

Когда говорят о непомерно быстром образовании вида Homo sapiens из родительской формы — палеоантропов или «неандертальцев» в широком смысле слова (Troglodytes), не учитывают, что никаких «обычных» темпов образования новых видов не существует. Иногда, говорит К. М. Завадский, недостаточно и десятков или даже сотен тысяч лет для дивергенции до степени «хорошего» вида, другие виды растений и животных, сформировавшиеся во время последних оледенений Евразии, существуют от десяти до пяти тысяч лет, а некоторые виды мелких животных сформировались за последние 500–400 лет и даже меньше, ныне вытесняя родительские виды и активно расселяясь. В общем время видообразования может варьировать от многих миллионов лет (только пространственная изоляция популяций) до нескольких тысяч и даже сотен лет. «Неоформогенное видообразование, по-видимому, всегда протекает значительно скорее, чем микроаккумулятивное»[637]. Возникновение Homo sapiens, с его верхнелобными формациями головного мозга и другими преобразованиями последнего и с его функцией второй сигнальной системы, несомненно, принадлежит к типу неоформогенного видообразования. Оно смогло произойти и произошло чрезвычайно быстро, но это вовсе не значит, что его можно назвать «внезапным», «мутационным» и на этом успокоиться. Действовал ли здесь «эффект Райта», результат отдалённой гибридизации (вспомним полиморфность рода Troglodytes) или другие видообразующие факторы — как раз и надлежит выяснить.

Отводя аргумент, что преобразование палеоантропа (не обязательно иметь в виду «классического» неандертальца шапелльского типа, ибо в качестве родительской формы можно подставить не столь радикально отличающийся вид палеоантропов) в неоантропа произошло «слишком быстро» с точки зрения «нормальных» биологических темпов, мы всё же не можем игнорировать и факт относительно быстрого темпа этого ароморфоза. Неоформогенный характер последнего и его довольно бурное протекание станут особенно наглядными в том случае, если мы мысленно исключим из числа претендентов на родительскую роль весь тот условно выделенный нами вид палеоантропов, которых антропологи в последнее время нередко называют «переходной» формой. В частности, сначала М. А. Гремяцкий, затем О. Н. Бадер, Я. Я. Рогинский отнесли сюда немалый ряд ископаемых черепов. К этой категории относят принадлежащие к мустьерским или верхнепалеолитическим археологическим слоям остатки «промежуточных» или «переходных» форм в палестинских пещерах Схул IV, Схул V, Табун I, Кафзех; в бассейне р. Омо в Кении и Эфиопии и близ озера Рудольфа черепа Омо I и Омо III; в пещере Староселье в Крыму, в Пятигорске, Хвалынске, по всему среднему и нижнему течению Волги, в нижнем течении Днепра, в том числе в Романовке; в Чехословакии — находки из Шипки, Охоса, Брно, Брюкса, Пжедмоста и др.[638] Хотя Я. Я. Рогинский склоняется к мнению, что эти находки характерны преимущественно не для периферии Старого Света, а для центральных областей ойкумены (прилегающих в общем к Средиземноморью и Черноморью), может быть, аналогии с находками в Южной Африке, Индонезии и Австралии отклонят такой вывод. Главное состоит в том, что нет достаточно убедительных возражений против не раз возникавшего предположения о гибридном характере всей этой группы, даже если мы таксономически расцениваем её как вид. Иначе говоря, остаётся, в известной мере мыслимое допущение, что эта группа представляет собою не предковую форму по отношению к неоантропам, а продукт вторичного смешения уже разделившихся, дивергировавших неоантропов с палеоантропами. Эта группа тем самым является носителем стёртого, сглаженного, редуцированного комплекса морфологических признаков последних: палеоантропами, но не чистокровными.

Если такое допущение оказалось бы истинным, отпадёт предполагаемая ныне некоторыми авторами революционная промежуточная ступень и, следовательно, рассматриваемая дивергенция (какой бы из остальных видов палеоантропов ни расценивать как филогенетически ближайший к нам, людям) окажется особенно редкой и быстрой. Эта вероятность представляется достаточно большой, чтобы строить дальнейшее рассуждение с её учётом.

Итак, мы возвращаемся к мысли, что быстрота дивергенции, если она, как мы предполагаем, всё-таки ставит данный факт вне ряда биологических аналогий, должна быть связана с каким-то таким механизмом отбора, который вызывает в памяти механизмы искусственного отбора в их отличии от естественного отбора. Дарвин разделил искусственный отбор на две формы: «бессознательный отбор» и «методический отбор». Под первым он разумел непреднамеренное изменение человеком пород или сортов животных и растений, т. е. селекцию без определённой точно поставленной цели, тем более без знания методов и мастерства селекции. По мнению Дарвина, «бессознательный отбор» применялся людьми «даже в самые отдалённые периоды» одомашнивания животных и окультуривания растений.

В самом деле, без выделения такого понятия как бессознательный отбор, мы оказались бы в замкнутом круге, так как должны были бы допустить, что человек, скажем, прежде, чем вывести домашнюю собаку из волка, уже имел эту осознанную цель и знал, как её достигнуть. Между тем, до сформирования особого вида домашнего животного, собаки, имела место гигантская по длительности стадия приручения особей дикого родительского вида, волков. И происходил отсев, несомненно, в основном среди молоди, тех экземпляров, у которых хищная агрессивность по отношению к приручающему тормозилась хуже, чем у других. Это была, прежде всего, отбраковка менее подходящих, хуже приручавшихся экземпляров. Лучше приручавшиеся экземпляры, державшиеся близ человеческого стойбища, разумеется, и скрещивались между собою чаще. Это вполне подходит к понятию «бессознательный отбор», которое, как видим, применимо к процессам, задолго предшествовавшим появлению особого вида в роде Canis — одомашненного вида. Это же, видимо, можно сказать и о ряде других видов домашних животных.