И, закрыв глаза, вернулся в мыслях на полтора года раньше этого кровавого дня, в мир яркого солнца, лазурного моря и самого счастливого лета в своей жизни…
– Флорида?! – удивился Морган, смотревшийся в своем дурацком клетчатом пальто на берегу Мексиканского залива столь же нелепо, как смотрелся бы сейчас на месте Платта, к примеру, морж или северный олень. – Весьма любопытно! Признаться, я заинтригован. Умоляю, синьор Аглиотти, не томите, скажите, зачем вы доставили меня в это райское место?
– Идемте, – поманил Тремито креатора и, не сказав больше ни слова, зашагал к расположенному неподалеку от побережья скромному одноэтажному коттеджу, чей засаженный пальмами задний дворик выходил прямиком на пляж.
– Хм… Ну что ж… Как вам будет угодно, – пожал плечами усатый пижон и подчинился, направившись следом за своим подопытным.
В молчании они подошли к маленькому, чуть выше колен, белому заборчику, что огораживал строение. Ведущая во двор калитка была открыта, но Доминик не стал входить на территорию коттеджа, а уселся на низкую лавочку, что стояла возле ограды под развесистой пальмой, чьи похожие на весла байдарки листья отбрасывали густую прохладную тень.
– Присаживайтесь, – предложил сицилиец Моргану, указав на место рядом с собой. Лавочка была достаточно длинной, и при желании на ней могли бы разместиться без стеснения трое, а то и четверо человек.
– Почему бы и нет, – пробормотал Платт и опустился на скамью с такой важностью, будто усаживался как минимум на трон. И, устроившись поудобнее, проговорил: – Прошу прощения за назойливость, синьор Аглиотти, но не могли бы вы все-таки ответить на мой вопрос…
Морган не договорил, поскольку в этот момент из калитки на пляж выбежал парнишка лет пяти, а следом за ним – молодая смуглая брюнетка в купальнике и соломенной шляпке. На левой руке у женщины висело полотенце, а в правой находился большой разноцветный мяч, который она бросила мальчику, как только тот отбежал и крикнул ей: «Мама, давай!» Пока же ребенок бегал за мячом и со смехом гнал его обратно неловкими пинками, его мать дошла до стоящего неподалеку от воды шезлонга, расстелила на нем полотенце и уселась загорать, при этом ни на миг не выпуская из поля зрения играющего у моря сына. А тот продолжал носиться по пляжу, на ходу отыскивая для себя всевозможные занятия: то пытался изловить севшую поблизости чайку, то начинал бросать в прибой камушки, то плюхался на теплый песок и что-то на нем сосредоточенно рассматривал, то вдруг находил раковину какого-нибудь моллюска и нес показать находку матери, то опять вспоминал про мяч и продолжал со смехом футболить его до тех пор, пока не переключался на новую игру.
– Какой непоседливый малыш, – заметил Морган, опершись сцепленными в замок пальцами на набалдашник трости.
– Долорес приходилось постоянно скрываться, и Серджио очень редко играл с другими детьми, – ответил Доминик. – Поэтому он с младенчества привык развлекать себя сам. В ту зиму он переболел пневмонией, и врач порекомендовал нам отвезти сына на лето к морю. Спасибо дону Сальвини: он арендовал для нас во Флориде коттедж на берегу Мексиканского залива, в городке Сарасота, и попросил своего племянника, который держал в тех краях кое-какой бизнес, приглядывать за моей семьей. Долорес и Серджио провели там три чудесных месяца – пожалуй, самых лучших месяца в своей жизни. По крайней мере, больше нигде и никогда я не видел на лицах жены и сына таких счастливых улыбок. А осенью началась Тотальная Мясорубка…
– Вы тоже провели то лето в Сарасоте?
– Я пробыл с семьей всего пару недель: одну – как только мы туда приехали, и последнюю, накануне отъезда. Лето перед Мясорубкой выдалось довольно нервозным, поэтому никто не отпустил бы меня из Чикаго на такой долгий срок. Но Долорес связывалась со мной по видеосету дважды в день, и я постоянно был в курсе того, как проходит их отдых.
– Раньше я считал, что такой одиозный человек, как вы, синьор Аглиотти, наверняка является в семейной жизни тем еще деспотом. Однако, глядя на ваших жену и сына, я убеждаюсь, что они совсем не похожи на забитых и запуганных людей. Скажите, как вообще Долорес относилась к вам: любила или все-таки боялась?
– Сомневаюсь, что она вышла за меня замуж по любви. А если и боялась, то самую малость. Долорес выросла в бедном квартале Сан-Хуана, в Пуэрто-Рико. Когда ей исполнилось шестнадцать, отчим продал ее в местный бордель, где она провела почти пять лет, пока однажды я не прибыл к ее хозяину с посланием от близкого друга моего capo и не разнес этот притон до основания. Некоторым оставшимся без работы симпатичным девочкам из того заведения, в том числе и Долорес, было предложено перебраться в Чикаго – грудастые пуэрториканки на севере всегда пользовались спросом. Мне поручили эскортировать их через всю страну и смотреть, чтобы они ненароком не разбежались по дороге. От Пуэрто-Рико до Мичигана путь неблизкий, и у меня было время узнать поближе всех моих подопечных. Так мы с Долорес и познакомились… Вряд ли я влюбился в нее, но было в ней нечто такое, что заставляет вас все время думать об этой женщине и желать встретиться с ней снова и снова…
– О, я вас прекрасно понимаю, – кивнул Платт, взирая на загорающую у моря стройную пуэрториканку. – Ведь когда-то я писал стихи как-никак.
– У нас с Долорес были странные отношения, – продолжал Тремито. – Она с детства натерпелась столько унижений, что, когда я предложил ей жить вместе, а потом и пожениться, она восприняла это прежде всего как избавление от той мерзости и насилия, в которых ей пришлось провести свою молодость. Рядом со мной Долорес никто и пальцем не посмел тронуть, и она этим гордилась. А когда родился Серджио, она была просто без ума от счастья, поскольку даже не верила, что вообще сможет когда-нибудь иметь детей. И еще Долорес знала, что может забрать сына и уйти от меня, как только решит, что жизнь с палачом стала для нее невмоготу. Я дал ей слово, что в этом случае не стану преследовать ее и мешать ей устраивать для себя и Серджио новую жизнь. Долорес была молода, красива и вполне сумела бы подыскать себе хорошего мужа, а Серджио – отца, который подарил бы ему достойное будущее. Но она не ушла, мистер Платт. Уж не знаю почему, но не ушла и была со мной до самой своей смерти. Может, не поверила мне и действительно боялась моей мести, а может, между нами и впрямь было что-то похожее на любовь… Но так или иначе, я хотел бы отплатить Долорес тем же. Верность за верность – полагаю, это правильное решение.
Доминик указал на жену и сына, выглядевших так же, как в ту первую неделю их отдыха в Сарасоте – именно один из таких дней и воскресил сейчас в памяти Аглиотти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});