-Лея.
-Что?
-Я ведь не о Бейле.
-Ну, о Бене. Тот тоже когда-то сделал свой выбор.
-Нет. Неверно. Ты не понимаешь. Этот выбор сделали за него. И… заставили этому выбору подчиниться. Я-то знаю. Со мной то же самое.
-Причём это то же самое проделал всё тот же Бен!
-Да. И ещё Йода. Понимаешь, это цепочка. Дурная зависимость. Когда каждый по этой цепи передаёт свою несвободу другому. Оби-Вану нечего мне было передавать. Кроме своей несвободы. У него не было ничего больше. Ты это понимаешь?
-Братишка, ты хочешь понять всех и вся? И простить?
-Но ведь отец жив. Непоправимого не случилось. И поэтому я могу подумать и…
-Братишка, - жёсткое лицо Леи неожиданно смягчилось, - и тебя такого хотят сделать ситхом?
-Да не хотят! – Люк засмеялся. – Мне отец сказал, что они раскрывают природу, а не ломают людей… Что я похож на его мать, мою бабку, - он с невероятной гордостью посмотрел на Лею. – Он мне про неё много рассказал. Он… он принимает меня такого. Я для него неопасен. Потому что я его люблю.
-С ума все съехали, - сказала Лея. – Тоже мне, огонёк… А вот я прощать не умею, - сказала она задумчиво. – Никому и ничего. Палпатин поступил умно, когда пошёл ко мне сам. На Вейдера у меня аллергия. Не прощаю людей, которые меня видели слабой. Что ты смеёшься?
-А ты себе возьми фамилию Вейдер.
-А… не, не возьму. Если ты намекаешь на то, что у нас с ним похожи реакции…
-Да не похожи, а в точку.
-…то это совсем не повод, чтобы дружески обнявшись, уйти в закат. Скорей наоборот. Такие как мы, друг друга не переносят. На одной территории, - она задумалась и замолчала. – Удивительно ставит мозги ощущение себя настоящей, - пробормотала она. – Только это отнюдь не означает мир, дружбу и всеобщую любовь. Напротив…
-Возможно, - кивнул Люк. – Для тебя – так. А со мной по-другому. Я ведь другой. Понимаешь?
-Да.
Сестра смотрела на брата. Медленно кивнула. Раскрыла ладонь. Остатки мяча, похожие на лохматый цветок, вспорхнули с пола и опустились прямо в ладонь.
-Что-то изменилось?
Она кивнула:
-Изменилась я.
-Ты такая же резкая.
Она пожала плечами.
-Я не о характере.
-А о чём?
-Обо всём сразу, - она вздохнула, закрыла глаза, вновь открыла. – Почему бы не сказать? В моей голове меняют друг друга геологические пласты. В моей душе – тоже. Панцирь убран. И глаза стали видеть. Понимаешь ли, дело не в сломе мировоззрения, а в аккуратной маленькой такой фигне – я стала видеть. Мир стал другой. И я стала осознавать себя другой. На фоне того, что со мной происходит, вся эта импо-ребельская грызня – такая мелочь… - она откинула голову и рассмеялась переливчато-горловым смехом. – Не знаю, что ты там нашёл в своей голове. А я в своей нашло глубочайшее чувство неполноценности. О котором даже не подозревала. Не чувство. Ощущение. Я ведь ощущала, что слепа. Мне было тесно и душно. И плохо. И всё это билось, как птица – в коробке из картона. И всё никак не могло начать дышать. И закрывало слепые газа и било. Мир, чтобы ему стало так же больно. Людей – по той же причине. Врагов. Нет, дело, конечно, не только в этом. Бить я умею и люблю. Но это стимулировало, и как, мою эту… вечную непримиримость. Мне просто не хватало жизни, - она смотрела невидящими глазами перед собой. – Что-то было нужно. Бой, война. Я и воевала.
Она невесело усмехнулась и пожала плечами.
-А мне не нужна война, - сказал Люк. – Но я воюю. А должен примирять.
-Откуда ты знаешь?
-Просто знаю.
-Что-то странное происходит вокруг, - сказала Лея. Не о Люке. – Жаль, не могу понять.
-Я чувствую тоже, - Люк кивнул. – И, к сожалению, тоже очень смутно.
Они переглянулись.
-Достаёт быть первоклашкой в возрасте студента? – спросила Лея.
-Ага.
-Меня тоже. Я вот подумала…
-Да?
-Если нам позвонить…
-Связаться?
-С императором и Вейдером. Потому что…
-Да, я бы тоже не прочь получить информацию о мире. Потому что сам её не могу добывать. Хотя…
-Что?
-Ничего, - ответил Люк. – То есть, что-то есть точно. Но это слишком неопределённо. И это касается только меня.
-Тебя?
-Да. Потому что это связано с Оби-Ваном.
-А при чём тут этот старый козёл?
-При том, что это мой учитель.
-Который учил тебя неделю?
-Нет. Четыре года как минимум. Не бою. Он… строил мою жизнь. И я… строился. И мы связаны друг с другом. Хотим мы этого или нет. И я за него в ответе.
-Ты – за него?
-Да, - ответил Люк. – Потому что он будет слушать только меня.
-Слушать? А зачем ему тебя слушать?
-Потому что никого другого он не услышит. И ни с кем другим не будет говорить. И любого другого оттолкнёт. И останется с одиночеством… и с собою. Я должен… я должен ему вернуть…
-То добро, которое он тебе сделал?
-Жизнь, - сказал Люк.
-Жизнь?
-Да. Жизнь.
-Я тебя не понимаю.
-Я… не знаю, как это объяснить яснее, - Люк вдруг ухмыльнулся. – Это глупо ужасно. Это ж я. Как всегда. Тебе это, например, ничего не напоминает?
Лея смотрела на него… и расплылась в улыбке:
-“Я должен поговорить со своим отцом”.
-Верно, - Люк засмеялся. – Только теперь я буду слушать. Тогда я хотел говорить. А теперь я буду слушать. Джедаи… они говорят.
-И ситхи тоже.
-Да почти все, кто здесь живёт.
-Я тоже?
-Да.
Лея не обиделась. Она улыбнулась.
-А я буду слушать, - сказал Люк твёрдо. – Слушать и пытаться понять. Если мне позволят, - он дёрнул плечами. – Не знаю, насколько позволят. В мире идёт война. И воющие стороны не слишком-то склонны к разговорам. А я… я и так много не понимаю. Словом…
Он оборвал себя. Они оба прислушались к чему-то.
-Знаешь, - сказала Лея через минуту, - пожалуй, я позвоню императору.
И тут под их ногами дрогнула палуба корабля.
Великая Сила. Куай-Гон.
Время и пространство в мире Великой Силы не постоянны. Не ровный процесс, не константа. Что-то, что может меняться. Исчезать. Когда в грубоматериальном мире живое существо находится на краю смерти или же срывается с него, в его голове в этот миг время и пространство перестают подчиняться течению по стандарту. Срываются с цепи. Образное устойчивое выражение обозначает это как “вся жизнь пронеслась у него перед глазами”. Смерть неплохо лечит от амнезии. Точней, предсмертие. Жаль, что ненадолго. И в случае смерти, и в случае ухода от опасности живое существо быстро всё забывает. Живое существо вообще не способно удержать в голове больше, чем это безопасно для его рассудка. А для большинства лимит, который способны обработать их мозги, ужасающе мал.
Но угроза существованию в мире Великой Силы – нечто поразительное. Мир, который константой своей предполагает отсутствие энтропии, а, следовательно, бессмертие. Он сам по себе не может уместить в себе понятие уничтожения и смерти. Его разорвёт изнутри, если она появится там.
Сколько поколений строили эту идеальную систему. Систему, основанную на постоянном притоке энергии, равновесии. Том идеальном балансе, который создал неуничтожаемый мир. И вот, пожалуйста. Всё получилось так глупо. Зачем? Чего добился Кэмер тем, что захотел его убивать? Что он этим докажет? Бедный рогатый дурак. Который до сих пор думает, что у него есть свобода воли…
Уйти от его клинка силы не составило труда. Тот – чужеродное тело в породе, а он – великая сила и есть. Любой из них – часть Великой Силы. Неуловимая, перетекающая часть. Через горную породу, на мгновение став скалой и землёй, протекши по горным водам, сконденсировавшись снаружи в облике человека. Смерти нет, есть Великая Сила. Великая живая сила. И тот, чужеродный – остался в скале. И так будет с каждым, который добровольно исторгает себя из общего потока.
Он погребает себя заживо и умирает.
Рыцарь Куай-Гон Джинн, голос и воплощение живой Силы, улыбнулся.
Затем аккуратно подправил пространство вокруг себя. Чуть иначе направил Силу. Это всё было – так просто.
Пространство подчинялось его рукам, как послушный зверёк. Да, он не мог прекратить тот поединок. Среди живых глаз. Это была ниточка к другим мирам. К другому человеку. Через ученика – к учителю.