Ночь мы провели в Берхтесгадене и ранним утром (из-за угрозы вражеской авиации) приземлились на аэродроме близ Тревизо. Нас принял Муссолини, одетый, как обычно, в темно-серую форму ополчения; затем последовала по крайней мере двухчасовая поездка на машинах, на поезде, а потом опять на машинах, предоставившая нам небольшую возможность для предварительных контактов. По приезде в загородный дом мы собрались неофициально в летнем домике, но только для того, чтобы прослушать бесконечную речь Гитлера. Он коснулся в основном положения с сырьем, сравнительным уровнем вооружения, живой силы и потерь с обеих сторон как прошлых, так и будущих – все это выдавалось в пропагандистском и нравоучительном тоне. Накануне вечером я представил Гитлеру меморандум, основанный на записке Йодля, но без его скрытых политических намеков, в котором под заголовком «Единство командования» перечислялись самые неотложные военные задачи. В речи об этом не было сказано ни слова. Он разъяснил свою позицию в отношении Сицилии и, к большому удивлению своего штаба, заявил, среди прочего, что на остров будут направлены дополнительные немецкие формирования, что «позволит нам наконец предпринять наступление». В этом пункте выступления он, однако, высказал официальное требование обеспечить снабжение войск на Сицилии и повысить боеспособность итальянских вооруженных сил. Если произойдет самое худшее, сказал он в заключение, мы должны продолжить борьбу на континентальной части Италии и на Балканах, где необходимо полностью умиротворить внутренние районы, чтобы высвободить имеющиеся там войска для обороны побережья.
Говорил только один Гитлер. Появился итальянский дежурный офицер с сообщением, поступившим от Муссолини, о том, что в это самое утро западные союзники совершили первый воздушный налет на Рим; Гитлер не обратил на эти новости никакого внимания, и после секундной паузы его словесный поток продолжился.
Весьма смущенные таким ходом «дискуссии», мы отправились затем на ленч, Гитлер и Муссолини завтракали отдельно. Сразу же после этого мы отправились в обратный путь. Мне так хотелось прояснить вопрос насчет организации командования, что при пересадке с машин на поезд я уговорил Кейтеля пройти через железнодорожные пути к Гитлеру, чтобы напомнить ему об этом. Кейтель вернулся с единственным ответом: «Условий для выполнения наших требований нет». Во время нашей поездки на поезде между высокопоставленными представителями немецкого и итальянского Верховного командования имела место некая дискуссия, но волей-неволей им пришлось ограничиться дополнительным обсуждением ряда вопросов, которые уже были подняты Гитлером.
Из последующих сообщений стало ясно, что сразу же после прибытия из Фельтре Муссолини согласился с мнением своих советников и уже 20 июля проинформировал короля, что к середине сентября 1943 года он надеется расторгнуть союз с Германией. Гитлер же вернулся с этой встречи абсолютно уверенный в том, что опять поставил своего друга и союзника на правильные рельсы. Итальянское Верховное командование настоятельно требовало отправки дополнительных немецких войск в Италию, и Гитлер все больше склонялся к тому, чтобы удовлетворить их требования, но при условии получения от Рима в течение следующих нескольких дней гарантий того, что Сицилия будет удерживаться «всеми имеющимися ресурсами» и «до последнего солдата». Затем Италия заявила, что она согласна с новой организацией командования для Балкан, чего так долго добивалось ОКВ. Фельдмаршал Роммель был назван как единственный немецкий командующий, который сможет справиться с ситуацией, если дела в Италии пойдут не по тому пути, но на Йодля так сильно повлияла эта вновь обретенная уверенность в лояльности и решимости нашего союзника, что он предложил Гитлеру назначить Роммеля командующим в Греции, несмотря на то что тот уже давно готовился выполнять свою задачу в Италии. Йодль дал также указания своему штабу отменить приказы насчет планов «Аларих» и «Константин».
Всего лишь два дня спустя из донесений от германского военного представителя в Риме начала вырисовываться совершенно иная картина. Народ там в высшей степени разочарован, говорилось в докладе генерала фон Ринтелена, скромным масштабом германской помощи, о которой было недавно объявлено; это гораздо меньше того, что ожидалось. Перспективы успешной обороны Сицилии оцениваются как «очень небольшие». Кроме того, «все влиятельные военные и политические круги» выразили серьезные сомнения в способности Германии оказать эффективную помощь в «защите от вторжения». Показательно также, что в это же время итальянские военные власти начали с большей настойчивостью требовать передачи всех немецких формирований под их командование. Ситуация показалась еще более странной, когда пришел ряд донесений о том, что в итальянские укрепленные пункты на альпийской границе завозятся боеприпасы, а пограничные гарнизоны находятся в состоянии боевой готовности, тогда как немецкий железнодорожный транспорт останавливают у перевала Бреннер по непонятным причинам[233].
Наконец, 25 июля особое внимание Гитлера привлекла важная политическая новость о созыве фашистского Большого совета в Риме. За этим последовало сообщение, что «поговаривают, будто дуче убеждают сложить с себя командование тремя видами вооруженных сил»[234]. Все это привело к неизбежной напряженности в германской верховной ставке, и очередное совещание на следующий день явилось в той или иной степени намеренной «демонстрацией решимости». Сначала обсуждалась обстановка на плацдарме у Этны, и было высказано мнение, что его можно удерживать бесконечно, затем говорили об успешных приготовлениях к обороне Сардинии. В этом пункте выступления Йодль представил предложение по общей дислокации сил до осени. В этом документе ОКВ еще раз попыталось заменить скоропалительные решения Гитлера долгосрочными стратегическими планами, в большей степени согласовать политику с оборонительными задачами Германии и усилить, сконцентрировать «оперативные группы», сформированные в Италии и на Балканах, в виде резервов. Это был всесторонний документ, и потому он неизбежно касался Восточного фронта, главным образом ввиду того, что он истощал наши ресурсы, и того, что после поражения под Курском самое лучшее, на что там можно было надеяться, это на стабилизацию обстановки. На Гитлера всегда производила впечатление статистика, представленная в виде графиков, и он сразу же согласился с нашей оценкой ситуации. По поводу Восточного театра он сказал: «Он должен уступить войска. Это совершенно ясно. Здесь [имелось в виду Средиземное море] будут происходить решающие события. Если случится самое худшее, придется доить Восток даже еще больше. Вот так должно быть». Чтобы показать ход своих мыслей относительно Италии, он добавил: «Нам следует непременно быть готовыми быстро сформировать десять – двена-дцать или тринадцать дивизий из обломков итальянской армии»[235].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});