Полотенце на плечах. Запах мыла. Пены. Бритва снимает остатки волос, и Тиссе до того неприятен звук – сталь по коже, – что она перестает рыдать.
– Вот почти и все…
Хендерсон вытирает остатки мыла теплым полотенцем и подает чепец.
– Надеюсь, обвинение довольно?
Ответа он не удостаивается. А Тиссу ведут назад. У нее есть полчаса на то, чтобы попрощаться с семьей. Но странно, что теперь у Тиссиных покоев на страже красные плащи.
И хорошо, что дверь из темного дуба надежно запирается не только снаружи, но и изнутри.
Урфин ждет.
Он больше не зол, скорее взбудоражен, хотя глаза по-прежнему темные.
– Я для Долэг письмо написала. Ты ведь передашь?
– Сама передашь. – Он говорит шепотом и, взяв Тиссу за руки, разглядывает пальцы. Они немного опухли и сыпью покрыты. – Хотя нет, оставь здесь. Пусть посмотрят.
Кто? И зачем?
Урфин же достает из кармана флакон с маслом, льет Тиссе на руки и втирает старательно, больно даже.
– Потерпи, родная, мне надо снять кольца. И цепочку тоже…
Вытирает и оставляет на столике.
Что он собирается делать?
Идет к двери. И в руке у Урфина старый ржавый ключ, который удивительным образом подходит к замочной скважине. Но ведь за дверью люди Кормака и…
…и комната без окон. Три свечи на канделябре. Стол. И женщина за столом. На ней черное платье Тиссы и ее же белый чепец. И когда женщина встает, то Тисса пугается – она видит себя!
Красное опухшее лицо. Набрякшие веки. Ороговевшие губы. Кожа шелушится и блестит.
Но это не Тисса… это…
– Пей! – У губ Тиссы оказывается фляга. – Пожалуйста. Я тебе позже все объясню.
Она глотает горькую настойку.
Это неправильно! Нельзя, чтобы другой человек заплатил за убийство, Тиссой совершенное! И что бы Урфин ни пообещал за такую помощь, все равно неправильно!
Только язык больше Тиссу не слушается. И тело тоже. Свечи перед глазами плывут и меркнут… ей не позволяют упасть, подхватывают на руки, передавая в руки другие.
– Нишхат, ты все понимаешь?
– Да, капитан.
Уже в покоях Кривой башни Урфин подаст женщине другой флакон, содержимое которого она осушит одним глотком, радуясь тому, сколь выгодную сделку заключила. Но нахлынувшее безразличие погасит радость, а следом придет странная немота. Ну и ладно, ей вовсе не хотелось разговоры разговаривать. Она позволит надеть кольца – простенькое из серого металла и другое, украшенное черным алмазом, и золотую цепочку сложного плетения.
И засмеется про себя – вправду получилось леди побыть…
Казнь проводили в маленьком внутреннем дворике, закрытом со всех сторон. Его вычистили от снега и раскатали ковры. Для нашей светлости вынесли стул и поставили жаровню. Кайя предпочел остаться на ногах.
…тебе не обязательно смотреть.
…обязательно.
Я не думаю о том, что произойдет здесь в ближайшем времени, потому что мысли и уж тем паче догадки слишком опасны. За нами наблюдают.
Лорд-канцлер в трауре и регалиях.
Леди Лоу, скорбящая вдова, чье лицо скрыто вуалью, но взгляд направлен на Кайя.
…Иза, что ты о ней думаешь?
Помимо того, что она – тварь? Остальные мысли весьма нецензурны.
…а Ингрид?
…в чем дело?
…вы ведь довольно близки. Какая она?
Мой супруг темнит, но сейчас не место и не время выяснять, чем же ему так интересна Ингрид.
…замкнутая. И несчастная. Кайя, помнишь, я просила тамгу?
…прости, забыл совсем. Для Ингрид?
…да.
…когда она уезжает?
…понятия не имею. Ты же меня запер. Она ждет ответа от Деграса. Но… мне неудобно. Я обещала помочь.
…я распоряжусь. Ей передадут тамгу.
И снова чудится мне что-то неясное, неуловимое. Недоброе.
Почему-то в голову лезет мысль, что меня заперли, защищая не только от Кормака. Но… ерунда же.
Снегопад начался, точно пытаясь поторопить неторопливое действо.
Выносят плаху. Устанавливают. Накрывают красной тканью. И в полной тишине я слышу, как бьется сердце Кайя. И мое собственное поддерживает этот же ритм.
Все будет хорошо… иначе никак.
Лорд-палач неузнаваем. Его лицо окаменело, а взгляд сосредоточен. Он одет в черное, с нарочитой простотой, и снежинки марают эту черноту. В его руках топор не выглядит таким уж огромным.
Урфин. Тисса. И я забываю, как дышать.
Доктор Макдаффин.
Рука Кайя ложится на затылок, и меня охватывает уже знакомое безразличие. Я вижу, как девушка подходит к плахе. Становится на колени и поворачивает голову влево, лицом от меня. Между белым чепцом и черным воротником – полоска кожи.
Кормак что-то говорит, но слишком тихо.
Палач заносит топор.
– Закрой глаза, – приказывает Кайя. И я не смею ослушаться.
Хруст. Какой омерзительный резкий звук. И звонкий голос леди Лоу:
– Браво, Хендерсон. Вы ничуть не потеряли прежней сноровки.
– Не смотри, Иза. Не стоит.
Кайя поднимает меня и прижимает к себе, не позволяя обернуться. В воздухе чем-то пахнет, не зимним совсем, и я не сразу понимаю, что это кровь.
– Казнь состоялась, – тихо говорит доктор Макдаффин.
– Мне только интересно, кого казнили… – Под ногами Кормака скрипит снег.
– Если вы прикоснетесь к моей жене, – это Урфин, мне надо смотреть, чтобы понять, насколько он взбешен, – я вызову вас на дуэль. За оскорбление ее чести и достоинства. Вы ведь еще носите рыцарское звание? А когда откажетесь, объявлю трусом…
– Детские игры.
Но Кормак отступает. Его оружие – слова.
– Ваша светлость утверждает, что эта женщина является Тиссой Дохерти?
Меня отпускают, позволив обернуться. Я вижу Урфина, который держит на руках что-то черное и большое, мой разум отказывается воспринимать детали.
– У меня нет оснований не верить ее супругу. Его свидетельства достаточно для опознания. Но если вас это не устраивает, то моя жена готова сказать свое слово.
…извини, но…
…я понимаю.
– Тогда леди следует взглянуть поближе. – Кормак предельно любезен. И разве откажешь в этой просьбе? Нашу светлость не стошнит. У нее хватит духу подойти к плахе, на которой стоит голова. И заглянуть в изуродованное болезнью, распухшее лицо.
Я смотрю долго, кажется, вечность.
И помню это лицо. Видела вчера. И позавчера…
– Это Тисса…
– Вы лжете, – констатирует факт Кормак. И я вскипаю. Но это холодная дикая злость, которая позволяет смотреть ему в глаза и улыбаться.