– Надо было, – сухо сказали из полутьмы. – Надо.
Ивар пошевелился – заныла рука. Он прав, подумал Ивар. Надо было…
– Она так и летит? – спросил он шепотом. – И фонарик горит?
– Так и летит, – глухо отозвался Барракуда.
Ивар прерывисто вздохнул. Милица тревожно изучала его, выискивая, по-видимому, симптомы болезни; он не выдержал и усмехнулся:
– Боитесь, что я умру и нечем будет торговать?
Кажется, Милица вздрогнула. Кажется, вопросительно взглянула на Барракуду.
– Уйди, – уронил он коротко. К удивлению Ивара, женщина повиновалась мгновенно и беспрекословно. Чмокнула, закрываясь, дверь.
Барракуда сидел на своем обычном месте – на откидной койке у противоположной стены. Ивар вгляделся в его лицо – и внутренне сжался. За двое истекших суток Барракуда не то чтобы осунулся и не то чтобы исхудал; глаза его были спокойны – однако за внешним спокойствием стоял черный, непонятный сгусток страстей. Ивар испугался непонятного – что это, крайняя степень ненависти? горе? принятое наперед решение? От человека с таким лицом можно ждать чего угодно…
– Болит рука? – глухо спросил Барракуда.
Ивар посмотрел на свою руку. Пять темных отпечатков на запястье.
– Нет, – соврал он. Барракуда не отозвался; выпуклые глаза его глядели отрешенно и в то же время пристально – наверное, так смотрят безумцы. Ивару сделалось так страшно, что он горько пожалел об ушедшей Милице.
Одновременно со страхом явился стыд за свою слабость; страх велел задобрить Барракуду – стыд сделал ватным Иваров язык, когда, покрываясь потом, он выдавил наконец:
– Я… сам виноват.
Барракуда мигнул.
– Он… – Ивар мучительно подбирал слова, – он не хотел… причинить ей вреда… Он хотел убить ВАС!
В следующую секунду, холодея, он подумал: хорошенькое оправдание.
– Да, – сказал Барракуда глухо. – Такой уж, видно, я счастливец… Повезло мне. Да, Ивар?
Ивар снова заплакал.
Это произошло неожиданно для него самого, это было мучительно и позорно; он сам осознал происходящее только тогда, когда слезы уже вовсю душили его, и поздно было призывать волю и гордость – у него не осталось ни воли, ни гордости, ни даже страха перед унижением.
Он плакал, не пытаясь остановиться, захлебываясь, исходя своей болью, выливая в слезах и смерть Ванины, и рану Сани, и поражение отца, и свою собственную неведомую судьбу. Потом ему стало легче – и сквозь пелену слез он увидел, что Барракуда сидит, опустив голову ниже плеч, странно отвернув лицо.
Со второй попытки Ивар обрел способность говорить.
– Как там… – прошептал он между всхлипываниями, – не покажем врагам слез наших… Прольем лучше кровь нашу…
Барракуда не удивился, что Ивар запомнил его собственные, в назидание сказанные слова.
– А я не враг тебе, – отозвался он еще глуше. – Плачь, сколько хочешь… Пожалуйста.
Глаза у Ивара саднили, будто засыпанные песком.
– Не враг… – прошептал он горько. – Зачем вам… Все это… Эта торговля… Отец не стрелял бы… Если бы… не загнали в угол…
– Меня тоже загнали в угол, – устало признался Барракуда. – Причем много раньше.
– Вы сами себя загнали в угол, – Ивар отстраненно удивился смелости своих слов. – Поселок против Города… Чего вы хотите…
– Чего я хочу, – сказал Барракуда со странной горечью в голосе. – И как же мне тебе объяснить, мальчик, чего я, собственно, хочу…
Он замолчал, пугая Ивара внимательным взглядом выпуклых глаз. Потом медленно опустил веки:
– Ладно. Расскажу тебе… историю. Сказку, а точнее, предание… Вряд ли ты слыхал это слово.
– Слыхал, – сухо сообщил Ивар.
Барракуда взглянул недоверчиво:
– Да?.. Тем лучше… Итак, давным-давно…
Он запнулся, будто пытаясь собраться с мыслями и перепрыгнуть через какую-то внутреннюю преграду; потом, очевидно одолев себя, откинулся назад и продолжал странно глубоким, даже величественным голосом:
– Жил некто… И много славных дел выпало на его долю, и все испытания он вынес с честью… На пути его встало Семирукое Чудовище Ача – но герой одолел его в битве на берегу Ревущего Рога… Много горя народам предгорий принес пожиравший людей Жертвенник – но герой сравнял его с землей… И он же лишил угодий великую Подземную Змею, явился в смрадное жилище ее и задушил хозяйку ее же склизким телом…
– Это же сказка о Белом Рыцаре! – не удержался Ивар.
Барракуда прервался, чтобы удивленно вскинуть брови:
– Да? Я не знал, что в Городе ее помнят… текст, а не видеоряд. Впрочем, ты ведь сын высокопоставленных родителей, может, ты и книгу в руках держал?..
Ивар сглотнул.
Знал бы Барракуда… Долго бы смеялся. Знал бы о его, Ивара, игре… Об этих видениях, говорят, они еще называются мечтами… Но Ивар никогда и ни с кем не говорил об этом вслух. Только Саня немножко догадывается… Это рождается внутри, это слишком интимно; что же до Барракуды, то в его устах одно только имя Белого Рыцаря звучит кощунственно… Должно звучать кощунственно.
Барракуда молчал, и Ивар напрягся, на секунду поверив, что этот человек способен читать чужие мысли, и то, что до сих пор тщательно скрывалось от людей, сейчас будет грубо изъято и представлено на всеобщее обозрение.
– Что с тобой? – удивился Барракуда.
Ивар потупился:
– Ничего…
– Ничего, – Барракуда задумчиво закинул ногу на ногу. – Рыцарь объединил племена, основал город… Он ведь был могущественен, он привык властвовать…
– Властвует закон, – отозвался Ивар. Барракуда кивнул:
– Да, закон… Но нет закона, одинаково мудрого для всех.
– Есть! – Ивар вскинулся. – Нельзя убивать, и нельзя…
– Знаю, – прервал Барракуда. По лицу его прошла тень, и Ивар вспомнил, как несколько минут назад этот человек невидяще смотрел в угол. Ивар осекся.
Барракуда снова сделал над собой усилие. Поморщился, будто досадуя на собственную слабость:
– Итак, городом правил Закон… Один для всех. Вроде бы справедливо… Но люди не родятся одинаковыми, как плашки. Кто-то принимает Закон – а другой под Законом родится, и не выбирает его так же, как не выбирают мать…
Ивар невольно опустил голову; Барракуда вздохнул:
– В Городе были люди, рожденные под другим Законом и оставшиеся верными ему. Среди них был Черный Рыцарь… особенно неуживчивый, и Закон руками Белого Рыцаря заточил его в темницу… У тебя голубые глаза, Ивар. Разве существует Закон, повелевающий им быть черными и никакими другими?!
Он перевел дыхание. Продолжал тоном ниже:
– Вот, Черный Рыцарь оказался за решеткой… Ты спросишь, чего же он хотел?
– Он хотел смуты и раскола, – медленно проговорил Ивар. – В мире, где полно опасностей… смута и раскол подобны смерти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});