хотел нарушать их слишком сильно. Это очень характерно для личности Милля. В личной жизни, как в науке и политике, Милль не умел идти навстречу трудностям, разрубать узлы одним ударом. Он предпочитал жить, спрятав, подобно страусу, голову под крыло. Он создал себе особый, изолированный интеллектуальный мир и умудрялся чувствовать себя в нем более или менее спокойно. Как однажды заметил Карлейль, это был несчастный человек, который сам себе казался очень счастливым.
С другой стороны, моральный облик Милля не может не вызывать определенного уважения. Он был по-своему принципиален и последователен. Надо помнить, что Милль и Харриет Тэйлор принадлежали не к литературной богеме, а к респектабельному буржуазному обществу викторианской эпохи, не прощавшему нарушения «приличий».
В 1858 г. закончилась служба Милля в Ост-Индской компании. В последующие годы Милль опубликовал несколько политических и философских сочинений, но политической экономией он больше, по существу, не занимался, если не считать новых изданий «Принципов». Он развивал идеи буржуазной демократии («О свободе»), выступал за права женщин («О подчинении женщин»). Несколько лет Милль был членом парламента. Потерпев поражение на очередных выборах, он уехал во Францию, где умер в 1873 г.
19. Развитие капитализма во Франции
19.1. Первоначальное накопление, феодализм и ростовщичество
Накануне буржуазной революции Франция была аграрной страной. Из 26 млн ее населения 22 млн, т. е. 85 %, составляли крестьяне. Это не было особенностью Франции: при феодализме всегда доминирует сельское хозяйство, промышленность становится главной отраслью производства лишь в результате промышленного переворота.
Невелика здесь была и доля горожан, правда, в Париже насчитывалось полмиллиона жителей, но уже во втором по численности населения Марселе числилось только 90 тысяч, а в Лионе, который занимал третье место, – 85 тысяч.
Французские крестьяне в это время были уже лично свободными, но оставались в феодальной зависимости и платили феодальную ренту.
Право крестьян на свои земли приближалось к праву собственности. Крестьянин мог продать свою землю, но к покупателю переходила и обязанность платить феодальную ренту и выполнять феодальные повинности. Впрочем, собственность самих феодалов на землю была не абсолютной. Вспомним, что право феодальной собственности на землю – это лишь право на получение ренты и сеньория – это инструмент для взимания этой ренты. «Сеньория и земельное владение – два различных института, не покрывающие друг друга, – пишет И. В. Лучицкий. – Можно быть сеньором и в то же время не иметь ни клочка земли». В источниках говорится, например, что сеньор прихода «не владеет в нем ни замком, ни землями, а только рентами» [5, с. 17–20].
К тому же в соответствии с системой вассалитета сеньор мог пользоваться своей сеньорией лишь при условии несения службы вассала. Верховным собственником земли барона считался граф, владения которого входили в состав герцогства, а владения герцога были в подчинении короля. Система получалась очень запутанная, тем более что с развитием рыночных отношений ренты становились объектом купли-продажи.
Основной формой ренты с крестьян был ценз, или чинш – денежный оброк. Его величина была закреплена законом и не подлежала изменению. В результате «революции цен» реальная величина чинша существенно сократилась, иногда настолько, что феодалы вообще перестали его взимать. Дополнительно к чиншу с крестьян собирался натуральный оброк – шампар, который составлял 16–20 % урожая.
Регулярной барщины во Франции почти не было, потому что французские феодалы в отличие от английских почти не вели свое хозяйство, не имели своей запашки. Бесплатный труд крестьян использовался лишь в особых случаях: для сооружения замков, каналов, дорог, мостов.
Обременительными для крестьян были баналитеты – обязанность крестьян пользоваться мельницей сеньора для помола зерна, его печью для выпечки хлеба, прессом для выжимания винограда. Пользоваться всем этим, впрочем, было не обязательно, но вносить в казну сеньора деньги за это было необходимо. В сущности, это стало просто дополнительным оброком. Во Франции сохранялись даже такие архаичные повинности крестьян, как обязанность бить палками по воде, чтобы не давать лягушкам квакать в часы сна сеньора. [9, с. 167].
Крестьяне подлежали суду сеньора, а это не только увеличивало их зависимость, но и обеспечивало феодалу доход в форме судебных штрафов и разного рода вымогательств.
Одной из привилегий дворян была монополия дворян на право охоты. Охотники на лошадях со сворами собак топтали посевы крестьян, запрещая им даже ставить изгороди, а крестьяне должны были терпеть, когда волки пожирали их скот, а птицы портили посевы.
Домениальные земли крестьяне обычно сдавали в аренду. Конечно, феодалу удобней было сдавать землю крупными участками, иногда весь домен целиком. В качестве арендаторов выступали разбогатевшие крестьяне или горожане. Но эти крупные арендаторы не вели сами хозяйство на этой земле, а дробили ее на части и сдавали мелким арендаторам, малоземельным и безземельным крестьянам. Широко практиковалось половничество, когда арендатор получал от хозяина не только землю, но и семена для посева, орудия производства и рабочий скот, но в качестве арендной платы отдавал до половины урожая.
Конечно, во Франции происходило расслоение крестьян, но выделявшиеся сельские буржуа здесь обычно не становились фермерами, не заводили рациональное товарное хозяйство, а превращались в «квазисеньоров», арендуя домениальные владения и сдавая мелкими участками половникам. Они же выступали и в качестве деревенских ростовщиков.
Процесс разорения и обезземеливания крестьян не порождал, как в Англии, значительного слоя сельскохозяйственных рабочих. Безземельные крестьяне, доля которых составляла около 18 % всего крестьянства, чаще всего и становились половниками.
Кроме феодальной ренты крестьяне платили высокие налоги государству: талью (налог с земли), подушный налог, а также косвенные налоги, например, табель – налог на соль, который обязывал крестьян к тому же покупать определенное количество соли. Прямые налоги за XVIII в. выросли с 16 до 229 млн ливров, косвенные – с 11,5 до 311 млн ливров, и, по расчетам Ф. Я. Полянского, накануне революции крестьяне отдавали государству до 2/3 своих доходов. [10, с. 137]. Если это так, то теперь главным эксплуататором крестьян стало государство. Следует добавить, что крестьяне еще платили десятину церкви, т. е. отдавали церкви десятую часть своих доходов.
Во второй половине XVIII в., когда в результате падения цен на сельскохозяйственные продукты доходы феодалов стали сокращаться, происходит процесс, который принято называть «феодальной реакцией»: сеньоры увеличивали поборы с крестьян, восстанавливая по документам давно забытые виды повинностей и требуя уплаты накопившихся недоимок за прошлые годы. В некоторых районах крестьяне заявляли, что им неизвестно, кому принадлежит их земля, и что они давно не несли никаких повинностей: сеньориальный режим уже давно стал разлагаться. Теперь восстанавливался принцип «нет земли без сеньора».
В Англии одним из процессов разрушения общинных отношений были