Читать интересную книгу Советская цивилизация т.2 - Сергей Кара-Мурза

Итак, мы имеем факт: в середине 80-х годов один исследователь в СССР имел инструментальных измерительных возможностей (в пересчете на одинаковые условные единицы) в 200 раз меньше, чем в США[37].

По остальным материальным условиям был примерно такой же разрыв. В США 60% потенциала науки (не считая подпитки всем потенциалом Запада) расходовалось на оборону. Наши системы оружия по научной насыщенности имели примерный паритет с США. То есть, по ключевым критериям полезность советской науки была сравнима с западной. Как это могло быть при таком разрыве в материальных ресурсах? Это могло быть потому, что разрыв компенсировался ресурсами культурными – типом мышления («русским научным стилем») и типом кооперации людей. Этот тип кооперации был воплощен в советском типе организации коллективов и в таком жизнеустройстве, когда человек, имея зарплату 120 руб., мог беззаботно предаться размышлениям о своем научном предмете.

В принципе, обеспечение этими же ресурсами делало и нашего колхозника столь эффективным, что всякие лацисы и урновы и осмелиться не могут обнародовать достоверные данные и вынуждены лгать самым примитивным образом.

Но поговорим не о них, а о нас всех – их духовной пастве. Я вижу такие дефекты в главных блоках нашего сознания, которыми эти манипуляторы умело пользовались.

Доктринерский тип мышления.

Та часть интеллигенции, что прильнула к антисоветскому роднику, поразительно легко приняла на веру самые упрощенные идеологические доктрины. Например, «рыночники» утвеpждают, что частная собственность на землю – естественное пpаво. То есть, оно во все вpемена, как бы биологически, пpисуще человеку. Раз так, то не о чем спорить – против естественных законов не попрешь. И этой чуши благосклонно внимают.

Пpосто стыдно пеpед лицом многих поколений антpопологов, котоpые этот вопpос изучили досконально. Ну о каком естественном пpаве частной собственности может идти pечь, если пеpиод самого существования частной собственности как института составляет 0,05% от жизни человеческой цивилизации, а земледелие, начиная с котоpого вообще появилась собственность – 2%? Ведь если принять этот идеологический фантом, то придется считать, что до Фpанцузской pеволюции на земле жили не вполне люди.

На деле уже Руссо, а за ним отцы-основатели США заявили: частная собственность есть общественный договоp (контpакт), а pаз так, то надо договаpиваться, а не подходить к делу с религиозным фанатизмом. Собственность на землю – продукт общественных отношений. Ничего «естественного» или «священного» в ней быть не может, она – творение человека, созданное во вполне определенный исторический момент во вполне определенных конкретных условиях.

Можно было бы вести рациональный разговор о том, не наступили ли благоприятные условия для частной собственности на землю в СССР (России), не имеет ли смысл денационализировать землю и предложить крестьянам превратиться в капиталистических фермеров. В таком разговоре каждая сторона могла бы привести разумные доводы, и затем, в соответствии с балансом политических сил, реформа приняла бы тот или иной характер. Но ничего этого не было, в горожанах возбудили совершенно иррациональную неприязнь, а потом и ненависть к колхозам. Их искусственно превратили в толпу, способную безответственно разрушить источник своего собственного пропитания.

Историк крестьянства В.П.Данилов рассказывал на симпозиуме «Куда идет Россия?» в декабре 1994 г. о том, как он участвовал в совещании М.С.Горбачева с Комиссией по вопросам аграрной реформы в августе 1990 г.: "Собравшихся перед залом заседаний Секретариата ЦК КПСС обходил завсельхозотделом ЦК КПСС И.И.Скиба и с каждым в отдельности о чем-то обменивался двумя-тремя фразами. Мне он доверительно сказал, что я могу получить слово для выступления, если выскажусь за введение частной собственности на землю и включение ее в товарный оборот. Услышав в ответ, что я против того и другого, Скиба сразу утратил ко мне интерес и тут же с той же доверительностью повел разговор с кем-то другим.

На заседании выступавшие уверяли в необходимости частной собственности на землю и в своем единодушии с генсеком, выразившим при открытии встречи сожаление, что у него нет такого орудия земельных реформ, каким располагал Столыпин – землеустроительных комиссий. Их поддержал оказавшийся там Н.И.Шмелев, горячо требовавший перехода от слов к делу" («Куда идет Россия?.. Альтернативы общественного развития». М.: Аспект Пресс. 1995. С. 327).

Доктринерство, присущее антисоветскому мышлению, усугублялось отключением исторической памяти. Как можно было не вспомнить, что в России по какой-то причине не было частной собственности на землю! Как было не задуматься: по какой же причине? Ведь почему-то разделились пути германской и славянской земледельческой общины еще в Средние века – одна пошла по пути выделения хуторов и утверждения частной собственности, а в другой сохранилось общинное уравнительное землепользование. Землей в русской общине наделялся каждый новый появившийся на свет ребенок. Понятно, что частной собственности и не могло при этом возникнуть.

Эта гибкость связи рабочих рук с землей оптимизировала продуктивность всей системы вовлеченных в производство ресурсов. Поэтому крестьянский двор с опорой на общину в России был продуктивнее, чем фермер, ведущий на той же земле капиталистическое хозяйство. А.В.Чаянов писал: «Несмотря на кажущуюся парадоксальность, мы смеем даже утверждать, что крестьянское хозяйство будет готово платить за землю тем больше, чем у него меньше и чем оно беднее. Исследования проф. В.А.Косинским динамики земельных и арендных цен в России… свидетельствует о том, что цены, которые малоземельные крестьянские хозяйства платят за землю, значительно превышают капиталистическую абсолютную ренту»[38].

Как можно было, имея за спиной Льва Толстого, Энгельгардта, Столыпина и Чаянова, поверить, что фермер у нас будет продуктивнее колхоза? Ведь для такого предположения не было абсолютно никаких оснований – а верили, как в Откровение. И кому верили!

Еще важнее, что в общине и в колхозе возникал, по сравнению с капиталистической фермой, особый образ жизни. Такой, при котором не было места мальтузианству, «запрету на жизнь» для бедных. Они не боялись иметь детей, ибо те, подрастая, получали доступ к земле. Иной была ситуация на Западе. А.В.Чаянов подчеркивает: «Немало демографических исследований европейских ученых отмечало факт зависимости рождаемости и смертности от материальных условий существования и ясно выраженный пониженный прирост в малообеспеченных слоях населения. Известно также, что во Франции практическое мальтузианство наиболее развито в зажиточных крестьянских кругах».

Можно высказать тяжелое предположение: если в России идеи мальтузианства проникнут в массовое сознание, это будет означать довольно быструю гибель русских как народа. Бедные станут умирать, а на их место станут опускаться все новые и новые миллионы разоренных «рыночниками» русских.

Человеку свойственно заблуждаться – но ведь и обдумывать свои ошибки, учиться на них! Люди старшего возраста помнят, как уже в 70-е годы стали поговаривать, в качестве обвинения колхозному строю, что СССР импортирует продовольствие. И это обвинение казалось убедительным! А во время перестройки мы уже каждый день слышали от Чеpниченки с Селюниным, что, якобы, Амеpика нас коpмила. Я лично помню, как у меня как будто что-то щелкнуло в уме, и я с испугом понял, что много лет бездумно принимал тезис, который теперь мне показался очевидно нелепым. Именно очевидно нелепым – как же я мог этого не видеть? Почему покупать продовольствие для улучшения питания своего населения ставится стране и ее хозяйству в вину? И почему это ставится в вину только СССР? Разве другие, «правильные» страны не импортируют продовольствие?

Я заглянул в общедоступный справочник. На душу населения ФРГ ввозила в 4 pаза больше мяса, чем мы, Италия в 7 pаз больше. Выходит, ввоз пpодовольствия в СССР был очень невелик по сpавнению с «pазвитыми» стpанами? Почему же Черниченко не призывает разгонять там фермы и устраивать колхозы? Стоит чуть-чуть задуматься и видишь, что импорт продовольствия может быть или признаком острой нехватки, голода или угрозы голода – или признаком достатка, хозяйственного благополучия.

В середине 80-х годов РСФСР собирала до 120 млн. т зерна в год – и при этом еще ввозила. Это было признаком благосостояния страны, уже можно было за продукцию промышленности прикупать зерно, чтобы люди лучше питались. Как мы могли поверить, что импорт зерна при таком уровне производства был признаком отсталости! Ведь это глупо. Теперь РФ подряд три года собирает 50-60 млн. т зерна в год – и начинает его экспортировать, к радости Грефа. А у детей России, согласно последнему докладу Минздрава (за 2000 г.), уже наблюдается массовая нехватка веса от недоедания.