которого нет даже у Люфтваффе.”
Фон Меербах заметил потенциал Arado, когда первые модели сошли с конвейера годом ранее. Существовала одна проблема: самолет был рассчитан на экипаж из одного человека. Но несколько месяцев спустя, за деловым обедом с некоторыми старшими сотрудниками Arado, он обнаружил, что у компании были планы по созданию версии для двух человек и она зашла так далеко, что построила корпуса для нескольких прототипов. Они даже приняли поставку двигателей, которые планировали использовать. Но при нынешнем положении дел не было ни малейшего шанса на то, что они когда-нибудь будут завершены.
- Вот что я тебе скажу: я куплю один из этих прототипов и четыре двигателя у тебя, - сказал фон Меербах. - Я посмотрю, что могут сделать мои парни. Мы соберем эту штуку и настроим двигатели, посмотрим, сможем ли мы добиться от них большей производительности . . .”
Не было никакого смысла класть рейхсмарки в чужой карман. Все знали, что скоро они станут бесполезными. Но это только делало золото, которое мог предложить фон Меербах, еще более желанным.
Сделка была заключена, компоненты самолета были доставлены в район завода Meerbach Motor Works, который все еще оставался нетронутым. И вот она здесь, быстрая и гладкая, как Черная пантера, ожидающая, когда ее спустят с поводка.
- А вот и он, - сказал механик, когда лимузин фон Меербаха с мурлыканьем въехал в ангар. - Лучше отправляйся делать последние проверки.”
“Я только поздороваюсь с ним, а потом пройдусь по ним вместе с вами, - ответил Сперлинг.
Он пошел поприветствовать своего босса. Фон Meeрбах казался удивительно спокойным, учитывая обстоятельства, но целеустремленный.
“Вы установили курс?- спросил он.
- Да, милорд. Мы будем лететь почти точно на юг над Швейцарией и северо-западной Италией, большая часть которой все еще находится в наших руках, пересекая Средиземноморское побережье между Генуей и Сан-Ремо, прежде чем изменим курс на Запад. С этого момента мы будем находиться в воздушном пространстве союзников. Но мы будем летать так высоко и так быстро, что даже если они заметят этот самолет на своем радаре, они ничего не смогут с этим поделать.”
Фон Меербах одобрительно кивнул. Он был одет в летный костюм, кожаный шлем, защитные очки и маску. Он вскарабкался на остекленный нос и был пристегнут ремнями к сиденью, а его портфель спихнули на пол кабины под ноги. Сперлинг проверил, удобно ли устроился его пассажир, и завел двигатель.
Они ответили оглушительным ревом, перекрываемым бешеным, пронзительным воем, звуком, не производимым ни одним другим кораблем в истории авиации, ибо ни один другой четырехмоторный реактивный самолет никогда не поднимался в небо.
Фон Меербах почувствовал волнение и трепет при мысли о предстоящем полете. "Арадо" начал движение, выруливая к концу взлетно-посадочной полосы, поворачивая, останавливаясь, и, когда Сперлинг включил двигатели на полную мощность и шум стал еще более оглушительным, он покатился вниз по взлетно-посадочной полосе, набирая скорость с поразительной скоростью, пока мир по обе стороны от взлетно-посадочной полосы не превратился в размытое пятно. Они летели все дальше и дальше, мчась к самому краю взлетной полосы, пока самолет не взмыл в небо.
Фон Меербах откинулся на спинку сиденья, и ему показалось, что огромная тяжесть давит на него, когда "Арадо" совершал головокружительный подъем. Они карабкались все выше и выше, пока Сперлинг не выравнился. Его голос доносился из наушников фон Меербаха, едва слышный из-за шума реактивных двигателей.
- Мы достигли высоты в десять тысяч метров. Мы могли бы пролететь прямо над Эверестом! И мы будем двигаться со скоростью восемьсот километров в час.”
- Он сделал паузу, чтобы дать себе это понять, а затем добавил: - Поздравляю, сэр, вы успешно сбежали.”
•••
- Нам повезло, - сказал Хэлси Шафран и Фарреллу, когда они снова встретились в реквизированном классе. “Вчера вечером один из парней из лагеря на Люнебургской пустоши объехал это место с громкоговорителем, спрашивая всех, кто был в Заксенхаузене. Он сказал, что тот, кто располагает информацией, может рассчитывать на справедливое обращение. Вперед вышли более пятидесяти человек. Допрашивать их пришлось всю ночь, и, конечно, почти все они были фальшивками, примеряя их в надежде выторговать мягкую сделку.
- Но был один человек, который звучал многообещающе, человек по имени Михаил Шевченко. Согласно его рассказу, он был русским военнопленным, хотя и говорил, что он украинец и ненавидит русских. Его отвезли в Заксенхаузен, потому что его первоначальный лагерь вот-вот должен был быть захвачен Красной Армией. Большинство людей, с которыми он был, были убиты, когда они добрались до своего нового места, но ему дали шанс избежать казни, став одним из трусов, которые были поставлены во главе других заключенных. По-видимому, вы поймете, почему немцы выбрали его, как только вы его увидите.
"Шевченко говорит, что знает о группе спецзаключенных, которые были вывезены из лагеря около двух недель назад. Он говорит, что среди них были какие-то англичане. Но он больше ничего не скажет, пока не поговорит с кем-то, кто может заключить с ним сделку. Я думаю, это относится к вам, Мисс Кортни.”
“Как далеко отсюда лагерь?- Спросила Шафран.
- Около пятнадцати миль.”
“Вам потребуется время, чтобы добраться туда, - сказал Фаррелл. “Если вы встретите бронетанковую дивизию, идущую в противоположном направлении, вы обнаружите, что у них есть право прохода.”
“Тогда чем скорее мы начнем, тем лучше, - сказала Шафран. “Не могу ли я официально попросить вас об одолжении, майор? Могу я воспользоваться вашим сержантом и его джипом?”
“Пожалуйста, будьте моим гостем.”
•••
Лагерь представлял собой поле площадью в несколько акров, окруженное забором из колючей проволоки, в котором немецкие солдаты и те, кто работал на них, толпились, как серые овцы. Были установлены палатки для обеспечения полевых кухонь и медицинского обслуживания заключенных, а также рабочие места и помещения для персонала союзников, который охранял их. Не то чтобы там было много охранников. Два британских солдата встретили джип у ворот и махнули им, чтобы они проезжали, но там не было ни сторожевых вышек, ни пулеметов, нацеленных на пленников, а наспех сооруженный забор можно было бы снести, если бы люди внутри предприняли согласованные усилия, чтобы выбраться наружу.
- Да, но они не хотят выходить, не так ли?- сказал сержант Данниган, когда Шафран упомянула об отсутствии мер предосторожности. “Они