Лобсанг Гьяцо, пятый из лам, достиг своей цели, получив поддержку принца из династии Моголов, который захватил Тибет. Этот принц положил конец власти школы «красных». Множество их монастырей было снесено до основания, а остальные были конфискованы в пользу «Желтых шапок», и их члены были насильственно включены в эту школу. Лобсанг Гьяцо при поддержке правителя Моголов получил от него временный суверенитет Тибета, как это было дано приблизительно четыре века ранее другим Моголом, Хубилай Ханом, Великому ламе Сакьяпы.
После его возвышения до королевского статуса Лобсанг Гьяцо объявил себя олицетворением Бодхисаттвы Ченрези, защитника Тибета, и выдвинул собственного мастера в качестве олицетворения мистического Будды Опагмед (санскр. Амитабха).
Став королем, он больше не стал скрываться в монастыре Галден, затерянном среди гор в пустынной местности, хотя был обязан сохранять на троне подобающую ему религиозную среду и даже носить монашеские одежды.
В седьмом веке великий король Сронгцен Гампо построил дворец-крепость, который ныне лежит в руинах, на холме Потала в Лхасе. Трудно было бы найти более подходящую местность для нового суверена. Это место окружают легенды, соединяющие его с памятью о самом известном из тибетских королей, а выступающая верхушка холма, торчащая посреди огромной долины, отлично подходит для того, чтобы послужить опорой жилища божественного суверена. Лобсанг Гьяцо начал строительство огромного здания, которое, постепенно достраиваясь время от времени, должно было стать современной Поталой.
Оно очень далеко от таинственного святилища, созданного воображением некоторых людей. Конечно, в Потале есть монастырь, настоятелем которого является Далай-лама, но это такой же монастырь, как и все другие, во всем, что касается проводимых в нем обрядов. Единственное отличие — его отчетливо аристократический характер. В монахи туда принимают только сыновей из благородных и богатых семей. На них накладываются огромные расходы. Ожидается, что они возьмут на себя расходы, необходимые для содержания монастыря и его гостей, таким образом расплачиваясь за честь быть трапа [109] частного монастыря Далай-ламы. Стоит добавить, что при отборе кандидатов в эту элитную группу рассматриваются также их личные достоинства. Богатства и благородных предков недостаточно; монахи Поталы должны быть учеными, и, как правило, они хорошо образованны. Этим сыновьям из богатых семей, которые освобождены от любых материальных забот, от детства обеспечивают лучших преподавателей, и, поскольку им больше совершенно нечего делать, кроме как учиться, они не видят большой трудности в приобретении схоластической эрудиции, которая так ценится на Тибете.
Мы все еще находимся очень далеко от высот мистики. Правда, нам не стоит ожидать найти их в Потале, равно как в любом из крупных государственных монастырей: Сера, Галден, Депунг и их пристройках, расположенных вблизи от Лхасы. В этих крупных ламаистских учреждениях всегда можно найти замечательно эрудированных людей, ученых эрудитов, философов, несколько скептичных или эпикурейцев, а также некоторое количество лам, действительно набожных и исповедующих особую форму буддистского благочестия, которое принимает вид милосердия. Что касается тибетских мистиков, то, как и их индийские собратья, они предпочитают одиночество и жизнь в пустыне.
Правда заставляет нас лишить Поталу и его суверена фантастического ореола, которым наградили их некоторые люди; тем не менее мы не должны, бросаясь в другую крайность, заключить, что Далай-лама и его ученые монахи лишены знания тайной доктрины, в которой им отказывают некоторые, практически недоступные мастера.
Я думаю, что уже несколько раз совершенно ясно высказывалась по этому вопросу. В буддизме нет ничего тайного, ни в его ламаистской форме, ни даже в наиболее ортодоксальных сектах. Будда отчетливо и определенно заявил это своему двоюродному брату и ученику Ананде, которого некоторые люди, не очень сведущие в буддистских Священных текстах, оценивали как знатока тайного учения.
«Ананда, я преподавал учение без какого-либо ограничения, не делая никакого различия между общепринятым и тайным. Я не похож на тех мастеров, которые сжимают руки, пряча в них что-то или скрывая определенные вещи» [110], — объявил Будда незадолго до своей смерти своему двоюродному брату, когда последний спросил его, есть ли у него что-то еще, о чем он мог бы рассказать ученикам.
Из этого следует, что мы не можем сомневаться — Далай-ламы способны получить максимально полное образование в области самых достойных философских и мистических доктрин ламаизма. Со своей стороны, я могу утверждать, что нынешний Далай-лама является глубоко сведущим в этих доктринах и способен отлично разъяснить их.
Далай-ламы присуждают ангкуры точно так же, как любой другой знаток ламаизма. Цзонхава, их великий духовный предок, просил «инициации» у нескольких мастеров, не только в юности, но и когда стал уже известным мастером и стоял во главе многочисленной группы учеников.
Помните, что факт получения ангкура необязательно указывает на то, что получающий его стоит ниже по ламаистской иерархии, чем тот, кто его дает. Бывают случаи, когда двое лам обмениваются ангкурами при взаимной инициации или — чтобы остаться верным значению слова ангкур — передают друг другу различные полномочия, которыми они обладают.
Естественно, невозможно узнать, какие мистические ангкуры получил Далай-лама или даже вступил ли он на мистический путь. Точно так же невозможно узнать, какие ангкуры способен дать сам Далай-лама. Это — тайна, которую каждый мастер держит при себе. Можно лишь сказать, что Далай-ламы никогда не утверждали, что являются мастерами мистики или духовными наставниками, и они сами искали духовного просветления не в Потале.
Ангкуры, присужденные нескольким особо отмеченным людям Далай-ламой, скорее носят самый общедоступный характер, наиболее часто они дают ангкур Ченрези.
Двенадцать Далай-лам сменили друг друга в Потале, прежде чем там появился нынешний правящий монах-король. Большинство из них умерли молодыми, и только двое из них — по разным причинам — стали широко известны.
Первый — Лобсанг Гьяцо, часто называемый «Великий Пятый». Именно он получил временную светскую власть. Став сувереном, он получил репутацию способного и энергичного человека, не считавшего ниже своего достоинства демонстрировать великолепные церемонии, столь ценимые жителями Тибета.
Его преемник, шестой Далай-лама, знаменит иначе. Он имеет менее благородное происхождение, хотя и заслуживает особого упоминания из-за легенды, связанной с темой этой книги.