лицу хлесткую пощёчину?
Или…
Нет — Бая совсем не желает никаких пощёчин.
Почему-то Бая хочет…
…улыбнуться?
— Бая, — выдыхает Вран неверяще.
И промаргивается — словно тщась согнать с ресниц задержавшийся на них сладкий сон. Морок. Что-то невесомое и несуществующее — что-то, чем кажется ему присутствие Баи сейчас.
А глаза всё те же — синие-синие. Удивительно большие на узком, угловатом, умном и немного хитром лице. Когда-то Баю насторожило именно это — лёгкая хитринка. Когда-то Бая подумала, едва взглянув на него: нет, этот точно далеко пойдёт. С ним нужно держать ухо востро.
Рубцы на его скулах побледнели, но остались там, где их запомнила Бая — выучила наизусть, глазами, пальцами, губами. Пробежала тонкая седая прядка по мягким русым волосам — но даже стрижка, даже способ среза волос остался прежним, коротким спереди и длинноватым сзади. Вран никогда не обращал особого внимания на свои волосы: не лезут в глаза — и ладно.
Бая замечает первые отметины морщин на его высоком лбу — но ни одной на щеках и у глаз. Видно, не так проста и весела жизнь в славном свободном племени, как восхваляет её Вран в своих письменах.
Бая замечает серьгу.
Маленький и узкий, потускневший ножик болтается в его ухе. Кажется, Вран совсем не умеет ухаживать за железом.
Бая должна бы заметить и что-нибудь ещё, Бая бы должна проверить, в каком состоянии пояс, выданный — выданный ли? — Врану предками, носит ли он его или отринул и его в знак очередного «фу» всем волчьим обычаям, — но взгляд Баи почему-то отказывается опускаться ниже.
Глаза. Скулы. Рубцы. Волосы. Ножик. И всё заново, и всё по-новой: глаза, скулы, рубцы, волосы, ножик…
— На выход, — хрипло говорит Вран, встряхнув головой.
Бровь Баи взлетает вверх.
И ползут, ползут, ползут, в ужасе понимает она, вверх и уголки её губ — и она совершенно не понимает, как ему удалось это даже сейчас.
Даже теперь.
Даже теперь, когда…
— Нет, нет, — быстро говорит Вран, резко вскакивая со своего величественного стула — с чуть большей поспешностью, чем следовало бы сидящему в нём столь же величественному человеку. — На выход — все остальные. Зима! Встала!
Зима заторможенно опирается рукой о землю, продолжая ошарашенно таращиться на Баю. Похоже, за гостью из затянувшегося сна её поначалу принял не один Вран — только для Зимы этот сон оказался скорее пугающим, чем желанным.
Вран хватает Зиму за шиворот — и выталкивает её прямо на Горана с Зораном.
— На выход, — повторяет он им почти угрожающе.
— Да мы поняли, — ухмыляется Горан.
— Да, мы поняли, Вран.
— Да, нам дважды повторять не нужно.
— Да зачем — мы и с первого раза всё на лету схватываем!
Наверное, запах всё-таки немного изменился. Стал ещё отчётливее, ещё ощутимее. Может, дело в возрасте?
Или в том, что Бая не вдыхала этот запах очень-очень давно?
— Итак, — говорит Бая. — Похоже, я всё-таки не рассчитала время. Главы других племён уже ушли?
Вран глотает ртом воздух. Они наконец-то остались одни — и, кажется, Вран хотел ответить Бае какой-то остроумной шуткой.
Но Вран просто продолжает молчать.
И смотреть на неё.
Вран стал настоящим мужчиной — пусть и не таким крепким, как Горан с Зораном, но Бая всегда знала, что такое взросление не для него. Вран остался сухим и поджарым, чуть больше мышц на жилистых руках, чуть больше разворот плеч — но если бы Бая увидела его со спины, она бы, наверное, с трудом разглядела хоть какие-то перемены.
О чём Бая вообще думает?
— Я думал, ты будешь похожа на неё, — выдыхает наконец Вран.
Бая моргает.
А потом ей хочется рассмеяться — может быть, только немного натянуто.
Да, похоже, Вран тоже думает совсем не о том.
— На мою мёртвую мать? — спрашивает Бая спокойно. — Что ж, это… любопытное наблюдение. Даже не знаю, что мне на это ответить, Ворон из Сухолесья. На самом деле, я бы хотела на неё походить.
— Нет, я говорю о… — мотает Вран головой. — Лесьяра была… ты была… Я пожелал ей. Найти своё место. В вечном лесу. И Радею тоже. Ты получила моё письмо?
И куда подевалась вся плавность его речи, когда она так явно ему нужна?
Бая вспоминает: никуда. Бая вспоминает: у неё очень хорошо получается лишать его даже не плавности — связности слов.
— Да, я получила зимино письмо, подписанное твоим именем, — кивает она. — Спасибо, Вр… Ворон?.. Это было очень… необычно. И всё же — где…
— Ты получала все мои письма? — перебивает её Вран.
И слегка сужает глаза — присматривается. Ловит любое движение её глаз, любое движение её лица, любую подсказку, которую она неосторожно выпустит наружу.
И делает шаг вперёд — а вот это уже неосознанно.
Бая и забыла, как много его собственных движений ей известно. Бая и забыла, как ловко она умеет читать все его, как ему кажется, незаметные уловки.
И запах мажет по её чуткому носу ещё сильнее, и запах утягивает её в себя, наваливается с удвоенной силой, и Бае вдруг хочется закрыть глаза и вдохнуть его глубоко-глубоко — и именно поэтому Бая отступает на шаг и бесстрастно говорит:
— Главное, что я получила твоё последнее письмо, Ворон из Сухолесья. Ты слетел на крыльях праведного негодования со своего места и прилетел на наши земли — и созвал всех, кто хочет услышать твои намерения относительно них. Вот она я — я готова. Где же все остальные?
Вран молчит ещё немного.
Бая видит, как борются в его синих-синих глазах правда и вымысел.
А затем Вран говорит:
— Да, ты права, кр… Бая с Белых болот. Все уже ушли. Ты немного опоздала.
«Красавица». Он почти назвал её «красавицей».
Может ли эта встреча стать ещё нелепее?
— Вот как, — говорит Бая. — Очень жаль. Не знаю, как так получилось — я выдвинулась сразу же, как только получила сообщение от твоей птицы.
Чёрный ворон тоже здесь — сидит в углу на крепком длинном шесте, спрятав клюв в перьях. Ткань небольшой палатки слегка колышется на слабом ветру, то и дело похлопывая птицу по перьям.
— Сразу же? — зачем-то переспрашивает Вран.
— Сразу же, — зачем-то подтверждает Бая.
— Да, — говорит Вран растерянно. — Да, думаю, птица могла… немного заблудиться. Странно, что она не заблудилась… с остальными. Они гораздо дальше от этих земель.
— Да, — соглашается Бая. — Очень странно. И теперь мы?..
Взгляд Врана вдруг рассеивается — смотрит вроде бы на Баю, а вроде бы и за её спину.
Вран не отвечает.