Читать интересную книгу Харбинский экспресс - Андрей Орлов

Вздохнула и отошла от окна. Остановилась перед Павлом Романовичем — крепкая, бедерчатая, каменноликая.

Заглянула в глаза.

— Нет, не скажут, — повторила она. — Ты вон лучше жидка спроси, да с пристрастием. Он те скорее расскажет, где и как с энтими господами дружбу-то свел…

Павел Романович похолодел. Ведь точно: Симанович вполне может привести к фанзе, а от нее — рукой подать до опушки, где Анна Николаевна сейчас с лошадьми… Начнут искать — найдут непременно. Да и кони ржанием выдадут.

Видимо, и ротмистр подумал о том же.

— Ваш чертов еврей ничего не знает, — сказал он. — Да и толку с его слов? Такой соврет — недорого возьмет.

Но обмануть комиссара не удалось.

— Ага! — воскликнул он, впиваясь глазами в Агранцева. — Вот тут ты врешь, братец. Вижу, мы в точку попали! Ну, Авдотья, ты голова!

Он повернулся к Симановичу, который так и не вставал с пола:

— Где дамочка?

— Не знаю! — взвизгнул фотограф. — Никого не видел, как Бог свят!

— Ну, ты, вша! Бога-то не поминай всуе, — сказал один из стражей (тот самый, что обыскивал Павла Романовича). — Дозвольте мне, Зотий Матвеевич, с ним поговорить. Я это умею.

— Давай-давай, голубчик, — закивал головой комиссар. — Побеседуй, а мы поглядим.

Коммунар вышел вперед. Был он молодой, дюжий, с льняным чубом, лихо выбивавшимся из-под заломленной набок казацкой фуражки с желтым околышем. На поясе висели две кобуры: одна деревянная, от маузера, и вторая, брезентовая, — из нее виднелась рукоятка револьвера наган.

Фотограф в ужасе отпрянул, пополз в угол.

— Что, забоялся? — хихикнул комиссар. И прокомментировал: — Увидал русака жидок — и в кусток! Вашей породе гнилой против нашей не сдюжить. В нас — здоровье, в нас — сила! Верно я говорю, Авдотья Ивановна?

Павел Романович глянул на красного комиссара и не выдержал — усмехнулся. Никак тот не походил на живописных былинных богатырей: кость узкая, шевелюра некрепка, глаза навыкате, таращатся из-под очков. Диагноз очевиден: худосочие вследствие детского рахита плюс базедова болезнь, отягощенная истероидной гипоманиакальностью. В самый раз в клинику к профессору Бехтереву, который таких больных лечит по новой методе, впрыскиваниями. Говорят, очень хорошие результаты.

Но этого объяснять Павел Романович не стал, оставил при себе. Сказал вслух:

— Знающий не говорит, говорящий не знает.

— Что это вы загадками изъясняетесь? — вскинулся комиссар.

Авдотья тоже будто собралась спросить — глянула быстро, да губу вдруг закусила и промолчала, отвернулась.

В этот момент на улице послышался шум мотора. Ближе, ближе — наконец совсем рядом. Раздались голоса.

— Похоже, броневик прибыл. «Товарищ Марат». Сходи, посмотри, — комиссар кивнул второму стражу.

Тот вышел.

Все заинтересованно уставились на дверь — и Лель, и хмельные его спутники, развалившиеся у двери, и комиссар. Лишь вернувшаяся к окну Авдотья все глядела куда-то вдаль, сквозь чистые прозрачные стекла.

Боец вернулся буквально через минуту. Склонился к комиссару, пошептал на ухо.

— Вот как? На подходе? Славно! — азартно сказал тот, знакомым жестом потирая ладони. — Авдотья Ивановна, слыхала?

— Чего там?

— Литерный поезд Хурхуру проследовал. Скоро у нас будет! Пойду, распоряжусь, чтоб встретили, как подобает.

— Сходи, — разрешила Авдотья. — А я тут побуду. На энтих поглядеть интересно.

— Вот и славненько, — с этими словами комиссар поспешил к выходу.

Невидимый отсюда броневик всхрапнул мотором и укатил.

Чубатый казак ухватил Симановича за волосы всей пятерней и рывком поднял на ноги. Тот закричал пойманной птицей, забился. Но — куда там: железная рука держала крепко, насмерть. Не вывернешься.

— Постойте, — сказал Павел Романович, — погодите, не мучайте его. Он все равно ничего не знает. Я объясню. Та особа, с которой мы бежали…

— Не усердствуй, касатик, — перебила его Авдотья, — сейчас твоим словам веры нет. Да и как же иначе? Мы ведь для тебя с ним (Авдотья кивнула на ротмистра) враги, ироды бессердечные. Ты нам что угодно навертишь, лишь бы доли своей лютой избегнуть.

И оборвала сама себя, замолчала, глядя на Павла Романовича. Странным сделался ее взгляд — то ли раздумчивым, то ли даже печальным, непонятно.

Между тем чубатый подтащил фотографа к простенку, кинул на лавку. И ловко, в несколько движений, прихлестнул за лодыжки к сиденью — брючным ремнем самого Симановича. Руки же завел ему наверх и на них сам уселся, лишив тем самым злополучного фотографа какой-либо возможности двигаться.

— Ну что, чертяка? — спросил чубатый, глядя на Симановича сверху вниз. — Пробулькнешь теперь словечко?

— Клянусь, я ничего не знаю…

— Ну ладно. Щас разговоришься.

Чубатый снял фуражку и вытащил из-за отворота околыша сапожную кривую иглу длиной вполладони.

Фотограф заверещал и зажмурился.

Тут Авдотья, вздохнув, легко отошла от окна.

— Держите крепче, — сказала она, кивнув на Дохтурова с ротмистром.

Трое мужчин тут же кинулись исполнять приказание: напарник чубатого ухватил за плечи Агранцева, а двое спутников Леля вцепились в Павла Романовича.

— Да не то, дураки, — сказала Авдотья. — Офицера примите. А с дохтуром я отдельно поговорю.

— Авдотья Ивановна, — уважительно проговорил чубатый, — вы бы того… Поостереглись… А ну как бросится?

— Бросится? — со странною интонацией переспросила Авдотья. — Бросится! Ну, напужал!..

И, поманив за собой Дохтурова, пошла к двери в соседнюю комнату.

* * *

Павел Романович вышел следом. На ходу увидел, что Агранцев скривился, многозначительно хмыкнув.

Для чего понадобилось уединяться, размышлял на ходу Дохтуров. В самом деле, не для скорых же любовных утех! А впрочем, с эдакой особой всего можно ожидать.

Остановились на пороге другой горницы.

Была она маленькой, похожей на девичью спаленку. Подушечки разнокалиберные, вышитые занавески на окнах, узкая кровать — одиноких снов утешительница. Добротная, с никелированными металлическими шарами. Из дорогих. Баловали, должно быть, здешние хозяева дочку. Интересно, что с ними теперь? Хорошо, если живы…

Первой ступила Авдотья, пропустила мимо себя Дохтурова. Он услышал, как щелкнул ключ в замке.

Повернулись друг к другу, встретились глазами.

— Скажи-ка, — промолвила таежная амазонка, — да как на духу: ты и вправду дохтур? Иль только прикидываешься?

Павел Романович удивленно моргнул — не ожидал вопроса.

Авдотья, видя это мгновенное замешательство, усмехнулась: