Утром, совершенно обессилевший Сантана решил, что бой с вирусом мы проведем именно здесь. Он видел его в собственном пророческом видении, поворачивающим в сторону гексагона. Он, Хрустальный Всадник, почуял нас. Арианна, не говоря ни слова, прошла в одни из Врат, вернулась, забрала оружие, буркнула что-то про Алекса, удивительно тепло попрощалась с мужем и кратковременной радугой перешла в соседний сон Аллаха.
Солнце показалось над лесом в виде бледно-розового, рваного овала. В темно-зеленой пуще пробуждалась дикая жизнь. По небу с запада мчались разваренные кучи грозовых облаков, порывистый, холодный ветер превращался в тяжкий, осенний вихрь. Мы ждали.
20. ВИРУС
Он прибыл с запада, вместе с бурей.
Над линией горизонта ледяными и огненными звездами блеснули солнечные лучи, отразившиеся от космически совершенной поверхности хрусталя, которым Всадник и был; мы заметили их виртуальные иглы, выстреливающие над зелеными волнами полей, и вот тут в нас взыграл страх. Даже у Лламета нервно задрожали губы, будто бы от множества молитв, которых он не был в состоянии выговорить в этот последний, летучий момент. Всходила заря смерти. Лед наших сердец, сконсолидированный в мысль — из компьютера ведь не извлечешь ничего больше, чем вложил туда; все зло вирусов Аллаха родилось в головах людей, он же его лишь взял на время и скопировал.
— Чертова машина, — проклинали игроки.
— Но ведь только машина, — с удивлением отвечал я им. — У нее ведь даже нет свободной воли.
— При подобной степени сложности и автономности программ, — злобно бормотали те, — понятие свободной воли как таковой, размывается; и уже нельзя отличить решения от выбора.
— Но откуда вы можете знать, что это как раз воля Аллаха? Может все это вызвано деформациями Самурая? Может, по сути своей, Аллах вообще выбора не имеет? А вдруг он вообще на нашей стороне? Откуда вы можете быть уверены, что это его вина?
Только они знали свое. Богохульствуя против Аллаха, они, по крайней мере, были мучениками. Таким образом они оправдывали собственные поражения. Аллах акбар. Аллах акбар!
И теперь, видя, появляющегося из-за очередного холмика Хрустального Всадника, я понял то фаталистическое отчаяние, которое стало для них национальной чертой, общей чертой проклятого изначально населения Иррехааре. Въевшийся в мозг каждого из них, высасывающий всяческие мысли и чувства, этот электронный червь, смертельная опухоль, посредничая между ними и уже абстрактной, поскольку безгранично могущественной СИСТЕМОЙ, обладающий властью одним лишь коротким импульсом сбросить их на самое дно преисподней, предать самым жесточайшим пыткам, вырвать из них и сделать реальностью наиболее глубинные их страхи. И они ничего с этим поделать не могут.
И вправду, Аллах акбар.
Всадник был все ближе.
Алмазная призма, переживающая плавные трансформации, галопирующая в ровном темпе. Конь-человек: единое целое. Единая, непрерывно переливающаяся из одной формы в другую, стеклянная скульптура. Ведь именно этим он и был, он и животное, а по сути своей — единый вирус, статуей, стеклом, проклятым на вечные незаконченные трансформации; живым, расплавленным и холодным; чуждой программой, безумствующей по оперативной памяти Аллаха. Хрустальные копыта жеребца выбрасывали в воздух комья земли; в его теле отражалась зелень травы; по доспехам Всадника проползали размазанные неправильной зеркальной поверхностью отражения неба и пожирающих его туч. Тот факт, что конь, рыцарь, его оружие, снаряжение, седло — все это составляло одну жидкокристаллическую целостность, залитую секундными световыми рефлексами, непрерывно закрашиваемую разноцветными пятнами зеркальных картин, и это значительно затрудняло возможность присмотреться к вирусу. А он мчался на нас, выдерживая темп дикой атаки: алмазная Немезида. Тем не менее, мне удалось высмотреть существенные различия между ним и его более ранней исторически версией, описанной Арианной. Вместо короткого копья, теперь у него было большое и тяжелое; вместо кольчуги — полные доспехи; у седла висел щит. Он ехал с поднятым забралом. Лицо, будучи поверхностью со слишком большим нагромождением складок, впадин, выпуклостей и искажений, так отражала и переламывала свет, что совершенно невозможно было в этом сверкающем лице увидать ничего больше, чем два мелких затемнения глаз и плоская, дополнительная призма острого, орлиного носа.
Вирус приблизился уже настолько, чтобы взгляд мог вписать его в перспективу: ростом он был метров в пять, пять с половиной; еще выше вздымался наконечник опиравшегося на подставку у стремени копья.
— И нечего играть непобедимых; чуть что — сразу же во Врата. За пределы гексагона не выходить!
Лламет, соглашаясь, что-то буркнул. Я, который Врат видеть не мог, посему пришлось обозначить их края камнями, лишь пожал плечами.
Сантана отдернулся:
— А вот тебя я вообще не понимаю. Какого черта ты вообще ввязался в эту резню?
Я и сам этого не знал, поэтому ничего не ответил. Решение я принял в какое-то мгновение, в частицу секунды иррационального бунта против предназначения, в момент абсолютной фрустрации — а потом уже как-то нельзя было отступать: классический клинч амбиций и гордости.
Сантана вынул из-за голенища костяную раздвоенную палочку. Он послюнил ее кончик, чихнул.
В сотне метров от гексагона Хрустальный Всадник остановился. Он вонзил копье в землю и вытащил прозрачный меч.
Черный облизал обветренные губы.
— Ааа, к черту!
На самом деле, это должен был стать поединок между ним и вирусом, столкновение в ячейках процессора их таинственных коэффициентов.
Сантана поглядел на небо, что-то шепнул ему, и ветер сменил направление, тучи начали отступать.
Всадник завизжал; это был длительный, модулируемый, высокий визг, не содержащий никаких конкретных слов, выстроенный на гласных «ае», вздымающийся и опадающий вместе с мерцающей в стеклянной руке иглой меча. И тут с землей вокруг нас что-то начало происходить — она как будто бы вскипела. Сантана сплюнул на нее; земля не успокоилась. Всадник все еще кричал. Потом он утих, и от его вопля замер лес, куда-то делся вихрь. Сантана вновь сплюнул — а земля кипела все сильнее. Жирные, тяжкие ее фонтаны, воняющие торфом и гнилью, вздымались выше наших голов; с каждой секундой удерживать равновесие становилось все труднее; это местное землетрясение было просто пугающим.
— Стоп! — произнес наконец Сантана.
Навалилась тишина. Почва застыла.
Черный свалился на колени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});