Читать интересную книгу На край света (трилогия) - Уильям Голдинг

– Лучше и не скажешь, мистер Тальбот. Вы специально развивали в себе столь блестящие ораторские способности?

Я опешил. Миссис Преттимен начала было говорить о чем-то еще, но тут уж я остановил ее движением ладони.

– Ни слова больше. Дело в том, что по складу моего характера я время от времени выражаюсь подобным образом. Обычно это создает впечатление, что я старше, чем на самом деле.

– Не сомневаюсь. Но это пройдет.

На мгновение я потерял дар речи. Да кто она такая, чтобы меня критиковать? И это женщина, дама, которая вела себя как гулящая особа!

– Я вовсе не желаю, чтобы это «прошло». И все-таки, мадам, могу я посетить больного?

Она безразлично кивнула.

(16)

Выйдя из каюты миссис Преттимен, я, не оглядываясь, затворил за собой дверь и несколько минут задумчиво простоял в покачивающемся коридоре. Я-то собирался держаться благородно и сухо – и вот вам, пожалуйста!

Я вспомнил про бумагу, которую Преттимен вручил мне, думая, что умирает. Теперь, когда он пошел на поправку, наверное, разумнее вернуть ему этот документ. Однако в матросской робе конверт не спрятать – он только помнется, а в открытую нести его не хотелось. А вдруг миссис Преттимен заметит, поинтересуется, что это, и тем самым породит целый ворох сложностей и конфузов. Я вошел к мистеру Преттимену так же тихо, как вышел от его жены – в переборку громко плеснула вода, – и аккуратно прикрыл за собой дверь. Преттимен, как я уже сказал, лежал головой к откидной полке. Я осторожно опустился на парусиновый стул. Опухоль больше не вздымалась горой под одеялом, да и самого одеяла тоже не было. Тело больного покрывали хлопчатобумажная простыня и вязаная шаль. В воздухе не витал запах лекарств. Легкость покровов натолкнула меня на мысль о том, как все изменилось. Вода по-прежнему полощется у наших ног, оседает на стенах и переборках, стекая по ним каплями, и все-таки наступает весна южного полушария! «Коли так дальше и пойдет, то мы снова угодим в полосу штилей», – подумал я.

Мистер Преттимен лежал с закрытыми глазами. Дыхание его было ровным и размеренным. Морщинистое лицо по-прежнему изможденное, но на щеках, там, где раньше теснились тени, появился бледный румянец. Руки покоились поверх простыни, под правой – открытая книга. Я наклонился вперед – полюбопытствовать – и, видимо, чем-то потревожил больного. Голова беспокойно задвигалась на подушке, дыхание сбилось. Я застыл на месте, испугавшись, что снова чем-то навредил ему! Но вот он задышал ровнее, рука соскользнула с книги, открыв страницу, которую я наконец-то смог разглядеть.

– Боже правый! Пиндар[111]!

Преттимен открыл глаза и повернул голову.

– Вы. Юный Тальбот.

– Миссис Преттимен позволила мне посидеть у постели, пока вы не проснетесь, сэр.

– Позволила возиться? Разговаривать? Будить меня?

– Нет, мистер Преттимен! Я случайно!

На его лице мелькнула тень улыбки.

– О том и речь. Ладно, забудем. Вы сказали: Пиндар.

– Да, сэр. Тут, у вас под рукой.

– Когда постоянно лежишь на спине, держать перед собой книгу – настоящая му́ка. Я искал одну цитату, да и задремал. Она где-то в шестой олимпийской оде, начинается так: φύονται δέ καί νέοις έν άνδράσιν πολιαί…

Строчки показались мне очень знакомыми.

– «Неурочной порой приходит седина и к юным…»[112], только это не в шестой, а в четвертой, в самом конце. Дайте-ка я… Вот тут!

– Так вы знаете!

– Конечно, сэр, все сталкиваются с трудностями. Даже у меня седые волосы найдутся, если хорошенько поискать.

– Я не об этом, юноша! Я о греческом поэте! Вы перечитываете его – почему?

– Наверное, просто нравится, сэр.

– Юношу вашего возраста не назовешь полным болваном, если он читает греков. В этом случае он может быть глуповат – возможно, но не безнадежен.

– Помилуйте, какой же я юноша, мистер Преттимен!

– Но и не зрелый муж! Хватит, не отвечайте. Простите, что не гляжу вам в глаза – все оттого, что я вынужден лежать на спине. Нога, сами понимаете. Боюсь, теперь всю жизнь хромать придется. Как быть – ума не приложу. Может быть, доктора меня и починят. Как считаете, смогу я ездить верхом?

– Не знаю.

– Может быть, дамское седло подойдет. Миссис Преттимен, понятно, поскачет по-мужски – в своих-то брюках! – В груди у него заклокотал хохот, но наружу вырвалась от силы пара смешков. – Представляю себе, как начнут говорить: «А, вот и Преттимены. Только кто из них кто?»

– Я пришел, чтобы поздравить вас, сэр, с выздоровлением, и извиниться за свою роль в этом событии.

Вот теперь он расхохотался – продолжительно и раскатисто, даже слезы из глаз брызнули.

– «Извиниться за свою роль!» Ох, моя нога!

– Понимаю, о чем вы, это и впрямь забавно – во всяком, случае, я счел бы это забавным, не будь эти слова моими. Однако я и впрямь глубоко сожалею о том, что причинил вам такую боль.

– Вы действительно заставили меня помучиться, Тальбот. И все-таки, если б не вы, я до сих пор являл бы жалкое зрелище. Вколотить в себя свою же бедренную кость – это вам не шутки. Итак. Греков вы читаете больше, чем требовали в школе. Ну и латынь, разумеется. Однако ни слова о латыни! Это язык солдафонов. Так почему же греки? Отвечайте!

– Не знаю. Наверное, просто интересно. Или нет… Главк и Диомед…

– Интеллектуальный снобизм? Хочется быть лучше соседа? Относить себя к избранному меньшинству?

– Да, в некотором роде. Но не только, и вам, сэр, это известно!

– Амбиции? Хотите стать епископом?

– Нет, сэр. Пожалуй, я не буду больше досаждать вам, мистер Преттимен. Я хотел лишь извиниться за причиненные страдания. А теперь пора и откланяться.

Боже правый, я выражаюсь прямо как пастор Колли!

Мистер Преттимен раздраженно шевельнул рукой.

– Не уходите!

– Боюсь, я не слишком подходящий собеседник для вас, сэр. И потому…

– Мой дорогой мистер Тальбот – надеюсь, вы не против такого обращения? – если целыми днями лежать и не видеть ничего, кроме белого потолка всего-навсего в восемнадцати дюймах над головой – уж не знаю, как зовут его моряки…

– Моряк сказал бы «подволок», сэр. Что ж, я рад, что вы находите меня чуть более увлекательным, чем выбеленная доска!

– Ваши суждения мне очень любопытны. Какие-то из них мне пересказали, какие-то, сознаюсь, я услышал сам, благодаря тому, что вы привыкли разговаривать звучным, можно даже сказать, властным голосом.

– Если я правильно вас…

– Я сказал: не уходите.

– Вот пример подлинной властности!

– Именно. Следует помягче обращаться друг с другом. Садитесь же – пожалуйста! Вот сюда. Итак, какова цель вашего путешествия?

– Несколько месяцев назад я бы ответил, что намерен занять один из важных постов в правительстве страны. Теперь я думаю по-другому.

– С тех пор, как встретили даму с «Алкионы»? Да сидите же! Вам кажется – это ваше личное дело? Ошибаетесь, брак – дело публичное. Уж я-то знаю!

– Я был бы счастлив, если бы дело дошло до брака. Увы – наше с вами положение слишком разнится!

– Да уж надеюсь! Продуманный союз двух людей, направленный на улучшение жизни человечества, непросто сравнить с…

– Ее сиянье факелы затмило![113]

– Вы начали свое путешествие, вооруженный всей полнотой неведения, и заканчиваете его, обретя знание, боль и надежду, которую дает терпимость…

– А вы, сэр, пустились в путь, не скрывая намерения сеять раздор: будоражить общество антиподов – якобы для их же пользы! Благородный жест, направленный на освобождение и перевоспитание преступного слоя нашего общества!

– Да что вы знаете о нашем обществе?

– Я жил в нем!

– Школа. Университет. Имение. Бывали вы когда-нибудь в городских трущобах?

– Боже упаси!

– А хибары в имении вашего отца? Селяне спят в кроватях?

– Они привыкли спать на земле – вполне счастливы этим, доложу я вам. Им не понять, для чего кровати ножки.

– Это вы ничего не понимаете.

– Разумеется, только вы обладаете абсолютным знанием, мистер Преттимен. Большинству из нас оно, увы, недоступно!

– Большинство из нас даже не пытается его отыскать.

– Установленный порядок…

– Отвратителен!

Тело моего собеседника сотрясла болезненная дрожь, он застонал. Приступ повторился, вызвав один из тех громких криков, что так пугали меня. Укрытое простыней тело вздрогнуло, словно от сильного волнения, хотя на самом деле это была боль. Лицо его побледнело, по лбу заструился пот. Преттимен стиснул зубы. В каюту вбежала миссис Преттимен. Ее взгляд метался между мной и мужем. Достав из-под подушки огромный клетчатый платок, она утерла лоб больного и что-то пробормотала. Я не уловил ничего, кроме имени – «Алоизий» и слова «успокойся». Постепенно ему стало легче. Я встал с парусинового стула, чтобы оставить супругов вдвоем, но Преттимен крепко схватил меня за запястье.

– Останьтесь, Тальбот. Летти, вот неплохой экземпляр. Что скажешь? Что тут можно сделать?