первый лучик света, что ударил человеку в глаза.
Он знал, что даже на коне, им не поспеть за скоростью Аспида. В то же время сборщик не забывал об убийственном духе, что зверь изрыгает из своей пасти. Однако так же он помнил, что в независимости от вида, каждая тварь боялась всего одного. Огня.
Руки Ярика залились багровым оттенком, а вскоре вспыхнули как два факела. Он пытался удержаться ногами на месте, швыряя наотмашь шары в небосвод. Зверь с легкостью парировал, посверкивая пестрой слепящей чешуей на свету.
Балдур позволил себе лишь на мгновение обернуться, и увиденное навеяло ему воспоминания. Аспид парил над лесом, а чешуя его блестела словно золото. Однако каждый раз, когда тот совершал нырок, утопая в собственной тени, броня буквально сливалась со тьмой. Балдур мог поклясться, что видел, как тёмные вихри окутывают её крылья. Как она дышит смогом и плюется смолой.
Еще один заход и вновь неудача, но в этот раз матери всё же удалось клацнуть челюстями в нескольких шагах от Ярика. Рыжеволосому это не понравилось. Огонь на его руках замерцал и заплясал, перестраиваясь по воле хозяина. Ярик взмахнул руками, и пламя сорвалось. Только в этот раз вместо двух больших, с кончиков его пальцев устремились сразу несколько.
Из-за размеров зверь не счёл их реальной угрозой и, лишь вспорхнув крыльями, отбросил шары словно корзинку с куриными яйцами.
— Думаешь они успели уйти?
Балдур едва расслышал слова человека сквозь визг ветра и треск веток.
— Должны. Мира знает путь, мы с ней обговорили еще в Красограде.
— Тогда брат, думаю и нам пора.
Последствие слова сорвались с уст рыжеволосого именно в тот момент, когда аспид набрал воздуха в грудной мешок, а из носа и закрытой пасти потянулись тёмные струйки дыма. Это могло означать лишь одно. Зверь понимал, что даже сквозь деревья он сможет достать убегающих, но повреждения будут слишком велики. Значит, всё стало очевидным. Разъяренная мать с высоты полета разглядела открытую местность, к которой, судя по всему, и двигались беглецы. Через пару мгновений все сомнения испарились в бездне отчаяния.
— Держись за что-нибудь! — заорал Балдур, подгоняя коня.
Ему показалось, что половина его тела вот-вот покинет остальную и по инерции отправится полет, оставляя лишь руки и ноги. Ярик звонко выругался, и едва удержался одной рукой, хоть его и перебросило на другую сторону словно тряпичную куклу.
Аспид заметил манёвр, но отказываться от своей затеи не собирался. Однако ему пришлось понизить силу удара, и сделать его более чётким, на что сразу отреагировал Ярик. Он сложил руки замок, а затем изобразив в воздухе шар, запустил увесистый кусок огня навстречу. Две стихии сошлись чуть выше крон деревьев, выплевывая разрушительную взрывную волну и поднимая горючий смог.
— Гони, гони! — зачастил Рыжеволосый.
Балдур заметил, как конь тяжело дышит, но за доли секунды прикинул маршрут. Зверь закружился в небе, совершая очередной манёвр, а стервятнику показалось, что массивные когти, вот-вот вцепятся ему в затылок. Глаза скорбящей матери налились кровью, когда она увидела удаляющуюся от неё точку. Жертва убегала, всё дальше и дальше. Непростительно.
Когда раздалось второе рычание, Балдур понял, что больше им так не повезет. В следующий раз она ударит со всей своей силой, со всем отчаянием и со всей злостью. Он знал, что это произойдет, и молил богов лишь об одном, быть в другом месте, когда это случится.
Впереди показалась речка. Не глубокая, проходимая по колено. Ярик прижался. Они проскочили её словно и не заметили, только вот в глаза человеку бросилось то, что окатило его разум понимаем, словно речной водой.
Брошенные снасти и удочки, и всё еще свежий костерок. Видимо, услышав вой аспида, рыбаки побросали орудия вместе с уловом и отправились в прочь. Только вот куда. Насколько они далеко от поселения? Деревни и села всегда строились рядом с речками, мелководными и полноводными. Если не рыба, то хоть и белье можно стирать, да воду пресную таскать.
Балдур постарался прикинуть по местности, какой из путей возможно приведет их в деревню, и стараться его избегать. К сожалению, пейзаж менялся слишком быстро, и ему мало чего удавалось разглядеть. Аспид вновь просвистел над головой, не давая забыть о себе.
Куда? Куда же? Продолжало крутиться в его голове. Сборщик понимал, что если накличет аспида на село, то там уж обиженная мать отыграется до пьянящего экстаза. Одна лишь мысль об этом, что он сможет стать источником гибели всей деревни, заставляло его кровь кипеть в жилах, а сердце биться сильнее.
Казалось, он стал слышать лучше, видеть резче. За годы, проведенные в сборе, он смог выработать некоторые чувства недоступные другим. Зачастую он замечал запорошенные тропы или слышал отдаленное гудение, что могло означать множество вещей. Порой даже он вставал на колени, и как пёс обнюхивал землю, камни и деревья.
Всё это было прекрасно, однако абсолютно бесполезно в сложившейся ситуации. Ему надо было решать и решать быстро. Дорога постепенно расходилась надвое, один из путей вел к смерти сотен. Ярик продолжал отстреливаться, используя одно и то же заклинание, однако разными способами.
Налево или направо? Жизнь или смерть? Возможное спасение и гибель сотен или скорая смерть? Стервятник не размышлял о выборе, он просто не знал с какой стороны правильный. Ему оставалось лишь одно: упокоевать на милость богов и их мудрость.
В обычной ситуации Балдур бы всё провел как полагается: соорудил бы алтарь из хвороста и украсил его ягодами или листвой, в зависимости к какому богу он бы хотел обратиться. Потом произнес бы Песнь Славную и преподнёс бы подарок. Кроля или смоченный кусок хлеба в молоке или ряженке. Затем провел бы на одном месте минимум до заката или рассвета, выказывая терпение и покорность.
Боги не жаловали тех, кто жаждет знаний и мудрости, и в порыве своей жадности забывает о терпении. В обычной ситуации, даже если боги ему не ответили, не подали бы знак, наставляя на путь славный, он бы повторил через одну седмицу. Однако в тот момент у него не было времени на это.
Он, переступая через себя и свои верования, послал жертву к чёрту. Не соорудил алтаря, даже времени на Песнь Славную не было. Балдур просто закрыл глаза и сделал длинный выдох, хватило которого на лишь пару слов: — «Видят боги, я не желал зла!»
Он открыл глаза,