они попадают.
Бруссо».
Это предложение, после призывов в Совдепию и Бразилию, могло бы быть весьма приемлемым для казаков, если бы оно соответствовало действительности. Но на деле обстояло несколько иначе. Еще раньше начальник Лемносской группы войск, генерал Абрамов, желая устроить на земледельческие или какие-либо хозяйственные работы казаков и беженцев, обратился к греческому правительству с просьбой предоставить 2–3 тысячам человек на острове Лесбос (Митилена) обеспеченные и гарантированные правительством работы. Особый офицер был командирован в Афины для выяснения условий работ в Греции.
В ответ на это ходатайство губернатор острова Лесбос телеграфировал через префекта г. Кастро: «Прошу передать генералу Абрамову, что ни земледельческих и никаких других работ нет; сбор маслин уже закончен, а торговля остановлена; вывоз масла – невелик; здесь имеются такие же беженцы, которые не могут найти работы, а также ожидаем около 3000 беженцев из Батума, которые будут на казенном пайке. Русских сюда не принимаем. Лучше ехать в Грецию или Македонию; в случае приезда снимаем с себя всякую ответственность. Министр внутренних дел разрешает приезд русских офицеров и солдат отдельными единицами на различные греческие острова для приискания работ. Спилиотопулос».
«Греческое правительство не дает никаких гарантий, обеспечивающих приехавших на работы, – указывал генерал Абрамов, объявляя сношения генерала Бруссо об открывшихся работах и результаты своих переговоров по этому вопросу с греческим правительством, – равно и не предоставляет никаких организованных работ, а предлагает лишь въезд в Грецию для подыскания работы, предоставляя это каждому едущему – на его собственный риск и страх. Не беря, вследствие указанных причин, на себя нравственной ответственности в деле отправки в Грецию на приискание работ желающих, каковая отправка носит характер самостоятельной поездки в надежде найти работу, я объявляю настоящее сношение французского командования, дабы желающие, как беженских, так и строевых частей, могли бы записаться самостоятельно во французском штабе. Не могу взять на себя организацию рабочих партий для посылки их в Грецию, так как нет никаких гарантий, что приехавшие в Грецию с места будут обеспечены работой и не придется им сразу после высадки голодать».
А через несколько дней было указано и другое «направление». Все то же, старое, в Совдепию, но теперь уже под новым видом, на нефтяные работы в Баку, на условиях товарища Серебровского. В расклеенном по лагерю 6 июня «объявлении» говорилось, что «господин Серебровский, председатель нефтепромышленного комитета в Баку, сообщил французскому командованию следующее: «Нефтяная промышленность Баку нуждается в рабочих руках, и потому мы просим вас разрешить всем военным чинам Русской Армии, за исключением офицеров, отправиться в Баку, а также на Каспийское море, на нефтяные работы. Мы даем полную гарантию в том, что никаких репрессий против вновь прибывших производиться не будет и что к окончанию летнего сезона, который начинается с 20 мая, они смогут вернуться к себе домой. Их жалованье и содержание будут одинаковы с прочими рабочими Баку, согласно норме, установленной рабочим профессиональным союзом. Нам необходимо в настоящее время 6000 рабочих, из которых 4000 могут быть не специалисты, а 2000 рабочих-специалистов (бетонно-цементных, столярных, плотников, специалистов по постройке мостов, мастеров по железному делу и др.)».
Но ожидавшийся на следующий день «Решид-паша» сел на мель вблизи острова и только лишь через несколько дней был снят соединенными усилиями всех имеющихся на Лемносе греческих пароходов и катеров, в том числе и русским пароходом «В», и прибыл на рейд. В Галлиполи на «Решид-пашу» погрузилось 475 человек, и в пути уже – а от Галлиполи до Лемноса всего одна ночь езды – на пароходе образовался военно-революционный комитет со всеми его атрибутами.
Тайком от французов, так как французская декларация предлагала ехать в Баку только простым казакам, а не офицерам, в Галлиполи село на «Решид-пашу» семь офицеров. И вот когда русский пароход «В», по приказанию французских властей, подошел снимать «Решид-пашу» с мели, по адресу капитана парохода сверху раздались ругательства и крики «Долой погоны!», а позже офицеры умоляли капитана снять их с парохода и оставить на Лемносе, говоря, что они считают себя обреченными.
Несомненно, среди отправлявшихся в Баку были советские агенты, и этот маленький случай наглядно показал отношение советской власти к возвращающимся на Родину и атмосферу, царившую в пароходах. Был или нет сам товарищ Серебровский на «Решид-паше» – остается до сих пор тайной французского командования, среди казаков по этому поводу ходили самые разноречивые слухи, но только после настойчивых требований генерала Абрамова генерал Бруссо заверил его, что товарищ Серебровский на берег допущен не будет. Да и сам он после приема, оказанного ему казаками в Кабакдже, вряд ли рискнул бы повторить этот опыт в более широком масштабе – на острове Лемнос.
Два дня стоял «Решид-паша» на рейде, и два дня уговаривали французы казаков воспользоваться предложением товарища Серебровского, употребляя для этого знакомые уже приемы – запрещение пропусков за черту лагерного расположения, обход лагерей французскими офицерами, личные беседы с казаками – и широковещательными объявлениями и плакатами, и посредством особых агентов, различных темных личностей из среды беженцев и даже строевых казаков. Два дня порядок в лагере усиленно охранялся особыми нарядами французских солдат.
Но казаки, отчасти под впечатлением только что бывших отправок в Сербию и Болгарию, не пошли в указанном французами «направлении». Ушедший 14 июля «Решид-паша» увез с собой только 218 строевых казаков и 1689 беженцев, из коих 29 женщин и 11 детей. Настроение уехавших было крайне подавленное, «перед погрузкой на «Решид-пашу» многие исповедовались, причастились и служили молебны» (из отчета представителя ВЗС).
Вскоре и весь Мудросский лагерь по настоянию французов был переведен на берег Калоераки. 3 июня был переведен штаб корпуса с некоторыми учреждениями, 6-го – Терско-Астраханский полк в составе 773 человек, 11-го – Донской Платовский полк в составе 921 человека, 15-го – штаб Донской бригады, Корпусный суд и Каледино-Назаровский полк, всего 1067 человек, а 22 июня прибыло Атаманское военное училище с офицерскими курсами в составе 737 человек. В Мудросе временно лишь оставалась рабочая сотня для уборки аброметро, рельс узкоколейки и прочих лагерных сооружений.
Если на Мудросской стороне местность была уныло однообразная, то здесь, в Калоераки, были только голые каменистые горы, с желтыми пятнами выжженной солнцем травы на них и – ни одного источника пресной питьевой воды. Обитателей лагеря снабжал водой построенный еще во время Великой войны дистиллятор, на котором, к слову сказать, как и на всех французских хозяйственных службах, работали русские. Вода из дистиллятора по особым трубам наполняла железные баки, то там, то здесь разбросанные по лагерю, в местах расположения войсковых частей и беженцев.
В первые