Читать интересную книгу Трудные дети (СИ) - Молчанова Людмила

   - Ты, наверное, только коров и свиней кормить умеешь. Еще отравишь меня, - ворчала бабка и добавляла в свои кушанья еще приправы, от которой меня всегда тянуло расчихаться. - Я по глазам все вижу.

   - Много чести, - прошептала я в сторону.

   - Что ты сказала?

   - Ничего-ничего.

   - Смотри, в один прекрасный день договоришься, милочка. На улице окажешься белым лебедем.

   - Простите, Элеонора Авва...Авраамовна.

   - Даже отчество запомнить не можешь! Бестолочь.

   - Зато, то что я бестолочь, уже въелось мне в память, - гадливо и приторно улыбнулась. - Можете не беспокоиться.

   - Поговори мне еще. Пошла вон!

   - Слушаюсь и повинуюсь, - врезавшееся мне в спину эмоциональное "хамка!" ничуть не задело.

   В общем, мое жизнелюбие с переменным успехом отражало атаки старческого маразма. Да и в принципе, все было не так уж плохо. Положительные моменты тоже имелись. Например, своя комната. Да, окон не было, поэтому приходилось спать с открытой дверью, чтобы не дышать спертым воздухом. Зато моя кровать казалась верхом удобства. Нехитрые пожитки ютились в шкафу без дверей. Мешку с костями было любопытно, как я живу, и она без зазрения совести поначалу вторгалась в комнату, чтобы посмотреть, чем я владею. Увиденное ее расстроило - хотелось хлеба и зрелищ, сентиментальных провинциальных штучек, но у меня не было истории, кроме паспорта. А нижнее белье и старые джинсы не вызывали интереса.

   Здесь не было клопов и тараканов. А ванная...Теперь у меня была прекрасная ванная, в которой можно - при возможности - отмокать и никуда не спешить. Бабка, конечно, не могла не упустить возможности вставить лишнюю шпильку, поэтому стоило мне поблаженствовать под горячей водой больше, чем двадцать минут, как она начинала с раздражением барабанить в дверь. Но все равно, при всех недостатках, бабуська - не алкаш Лёня, который спал и видел, как бы меня трахнуть. Нож перекочевал в шкаф и теперь просто лежал, завернутый в растянутую мужскую футболку; настороженность и мнительность потихоньку принялись спадать, и к внутреннему равновесию я двигалась семимильными шагами.

   Со второй работы пришлось уволиться, и довольствоваться копейками старухи. Хотя бы на время. Лишние проблемы мне были не нужны, к тому же бабка контролировала меня не хуже какого-нибудь гестаповца - бессмысленного и беспощадного. О том, чтобы отлучаться на целую ночь не могло быть и речи. По крайней мере, пока.

   Ах да, еще она заставляла меня ходить по магазинам. Сама бабка из дома не высовывалась - только переползала из комнаты в комнату - поэтому на мои плечи ложились различные платежи за коммунальные услуги, покупки и прочие внедомашние обязанности, которых у костлявой курицы накопилось немало. Столько бумажной волокиты у меня не было никогда. Чеки, квитанции, записки с указаниями, списки продуктов - мои немногочисленные карманы просто кишели ими.

   - Сдачу и чеки принесешь, - это стандартное напутствие сопровождало меня всегда, когда я покидала уютные стены дома. Неважно - для чего. - И чтобы все до копейки.

   - Вы это повторили сто раз.

   - И сто первый повторю. А то я тебя знаю. Только волю дай.

   - Уж этого от вас не дождешься.

   - Поговори мне еще, - она замахнулась на меня, правда, без какой-либо попытки ударить. Такого я бы больше не стерпела. Не от нее. - И постарайся побыстрее.

   Не сказать, что бабуська жила оторванной от мира, совсем нет. К ней довольно часто - не реже двух раз в неделю - приходили другие старички. Некоторые моложе ее, некоторые такого же возраста, но все как один колоритные и такие же высококультурные, как она. Дедки с козлиными ухоженными бородками и в костюмах, сухощавые лысоватые и абсолютно седые старушенции с поджатыми тонкими губами и большими драгоценными брошками. Некоторые были в очках, некоторые без. Кто-то приходил с книгами и объемными пачками листов, кто-то без. Кто-то, вытягивая ноги и попивая чай, который я приносила им на подносе, смотрел на стены гостиной, увешанные картинами, и пространно обсуждал искусство и передвижников, а кто-то дискутировал о некоем Набокове. Кто-то читал стихи, а кто-то - пел песни, благо в углу стояло черное пианино, к которому мне строго-настрого запрещалось подходить и дотрагиваться. Не больно то и хотелось.

   Кого-то моя старуха слушала с неподдельным интересом и даже уважением, над кем-то - откровенно и снисходительно смеялась. Я же играла роль эдакой бессловесной твари, мебели, которая в отличие от дивана, может передвигаться, выполнять указания и приносить чай с печеньями для гостей. В присутствии других людей Элеонора Батьковна обращалась со мной холодно, но вежливо, явно стараясь держать дистанцию. И такое отношение устраивало меня полностью. Никто не трогал и не обращал внимания, поэтому я спокойно сидела на стуле в углу, для приличия натянув маску безропотной безмозглой простушки с коровьими глазами, и слушала их заумные разговоры ни о чем. Все равно делать нечего, а так хоть что-то новое и интересное. И сначала я чисто на автомате мотала себе на ус, по привычке, но без интереса. Зато чуть позже, узнав, кто все эти люди, приходившие на ужин к моей старухе, интерес стремительно увеличился.

   - Странный дядька, - глубокомысленно изрекла я, разглядывая захлопнувшуюся дверь за одним из гостем, вылетевшим от нас в растрепанных чувствах. - Нервный такой. А вы его еще обидели.

   - Не сахарный, - жестко отбрила старушка. - За этим и пришел. Ишь ты, учить меня вздумал.

   - А кто это был?

   - А, знакомый один, - отмахнулась она как от ничего не значащего. - Дурак дураком, даром что профессор.

   - Что вы говорите? - резко заинтересовалась я и даже шею вытянула, старательно вспоминая весь разговор бабуськи с дедком. - Надо же!

   - Ты слюни-то подбери. Гляньте на нее, губу раскатала.

   - Ничего я не раскатывала.

   - У тебя ума только полы мыть и пыль протирать. Неуч! Чайник пойди лучше поставь. Соображалки хватит?

   - Хватит, - передразнила ее, но аккуратно. Правда, стоило выйти в коридор, как вся сдержанность испарилась и я со злостью процедила себе под нос: - Карга старая.

   - Я все слышу! - весело откликнулась старуха. - Не вякай там. И поставь, наконец, чайник!

   Что-что, но скучать в этом доме мне не приходилось.

   Глава 47

   Оглядываясь назад, я радуюсь тому, что моя жизнь напоминала в то время полосу препятствий. Немного лицемерно, потому что, повернись время вспять и окажись я снова в том году, конечно, многое бы изменила. Возможно, где-то сгладила чересчур острые углы, где-то повела себя мягче, а где-то наоборот - жестче и решительней. Одним словом, все сделала бы для того, чтобы моя дорога не была такой ухабистой и петляющей.

   А так как никакой машины времени не существовало, то приходилось довольствоваться тем, что есть. И находить плюсы в том, что было.

   Мне приходилось сосредотачиваться только на выживании и думать только о том, как не умереть с голоду. Да, жизнь у словесной экзекуторши имела много плюсов - вода, комната, тепло, но не было главного - денег. А бабка проявила себя достаточной эгоисткой, которая желала, чтобы я работала на нее и только на нее.

   - Не нравится тебе здесь - выметайся, - коротко отрезала она и морщинистой рукой, унизанной перстнями, указывала на дверь.

   Возможно, устройся я на вторую или третью работу, было бы легче. А так мне приходилось жить и питаться на жалкие семьсот рублей. Стоит сказать, что есть и трогать какие-либо продукты Элеоноры Авраамовны не разрешалось. На кухню она меня не пускала совсем, только если мне нужно было что-то себе приготовить. При этом бабка шаркала вслед за мной, усаживалась на стульчик, величаво выпрямив спину, складывала руки на столе и принималась наблюдать. И гипнотизировала меня до тех пор, пока я не уходила с ее кухни. Потом она как специально гремела кастрюлями и хлопала дверцей холодильника - удостоверялась, что я не взяла ничего чужого.