– Ну что ж, косвенное доказательство налицо, – Гонщик кивнул на экран. – Я должен побывать на этом заводе. Тина Хэдис, киборг, частное лицо! – Когда появился новый текст, он пробормотал: – Вот это мне уже меньше нравится…
Тину разыскивали в связи с убийством двух грабителей. Главный прокурор Хризополиса предлагал ей незамедлительно явиться в прокуратуру девятого сектора столицы для дачи показаний. Ее банковский счет был арестован, яхта в космопорте опечатана.
– Пустяковое дело, – Тина пожала плечами. – Один из бандитов целился в меня из лазерного пистолета – есть несколько свидетелей, в том числе полицейский. Со мной такое не в первый раз. Я легко смогу доказать, что это была вынужденная самооборона! Бюрократические формальности…
– Не только, – хмуро возразил Стив. – Я знаю Генлаора. Его люди наверняка установили наблюдение за прокуратурой девятого сектора. Если ты там появишься, тебя убьют.
– Но мне нужны деньги и яхта. Там осталось много вещей, которые могут нам пригодиться.
– Вещи мы заберем. А потом, когда покончим с Генлаором, ты сходишь в прокуратуру и уладишь свои дела. У тебя есть адвокат?
– Есть. Надеюсь, что он тоже предъявит «Перископу» иск от моего имени.
Тина старалась подавить досаду: счет на Ниаре у нее был не очень большой, но невозможность добраться до своих денег и до яхты все равно раздражала.
– Тебя также разыскивает частное лицо, некий Хогерт Тейкаб, – глянув на экран, добавил Стив.
Она стиснула зубы: неприятности редко приходят поодиночке!
– Манокарский агент?
– Маньяк, – вздохнула Тина. – Он еще на Незе ко мне привязался.
– Маньяк? – недоверчиво переспросил Гонщик. – И он до сих пор жив?
– Это маньяк-мазохист. Несчастный, больной человек, от него очень трудно отделаться. Он решил, что я – именно та женщина, которая ему нужна. Стив, только попробуй засмеяться…
– Не буду смеяться – аппаратуру жалко. Мы с тобой за тридцать секунд все тут разнесем.
Тина улыбнулась. В конце концов и эти проблемы останутся позади. Ниарская бюрократия и Хогерт Тейкаб – еще не самое худшее, с чем ей приходилось сталкиваться.
– Криол! – приказал Стив, повернувшись к компьютеру.
Криол, спутник Олимпа, не имел атмосферы. Его ледяные ландшафты сверкали под звездным небом, как темное стекло, несколько принадлежащих «Галактическому лидеру» предприятий прятались под куполами. Стив внимательно изучил все изображения, какие удалось получить, потом сказал:
– Я попробую туда попасть. Лучше с этим не откладывать.
– Ты хочешь телепортироваться на другую планету?
– Почему бы и нет? По-моему, расстояние тут особой роли не играет, главное – точно знать, где хочешь оказаться. Видимо, когда мы спасались от андроидов, у меня мелькнула мысль об Испанском архипелаге, и мы как раз там и очутились.
– А если ты окажешься посреди открытого космоса?
– Вернусь обратно, – пожал плечами Стив. – Я надену скафандр.
– Лучше добраться на яхте до Олимпа и лечь на орбиту. По крайней мере, я буду рядом.
– Засекут. Олимп на три четверти принадлежит «Галактическому лидеру». Они знают мою яхту.
– Давай тогда пойдем вместе!
– Один человек привлечет меньше внимания. Вся будет в порядке.
Он загримировался, надел скафандр, кобуру с дезинтегратором. Прикрепил к шлему замаскированную под фонарик видеокамеру и исчез.
Тина устроилась на стуле, скрестив на груди руки. Теперь оставалось только одно – ждать.
Ей было девять, когда умерла мама. В течение последних двух лет та редко вставала с постели и выходила из комнаты. Обычно это случалось по воскресеньям, когда, по традиции, полагалось «приветствовать господина главу семейства». Отец сидел в кресле: бледный, строгий, с неподвижным утомленным лицом, иногда в парадном мундире администратора второго уровня, иногда – в расшитой золотом пижаме. Жены со своими детьми и прислуга выстраивались перед ним в ряд и замирали, глядя в пол. Он мог продержать их так от пяти минут до полутора часов, в зависимости от своего настроения. Потом вздыхал («я забочусь о вас, а вы ничем не способны меня порадовать» – примерно так можно было расшифровать этот сдержанный и вместе с тем выразительный вздох) и негромко бросал: «Подойди, Милара!» Миларой звали маму – как старшая жена, она приветствовала отца первой. Тот выслушивал отчеты о домашних делах за прошедшую неделю, хвалил тех, кто примерно выполнял свои обязанности, и назначал наказания провинившимся. Весь идиотизм этого ритуала Тина смогла в полной мере оценить лишь после того, как просмотрела достаточное количество инопланетных передач и составила более-менее связное представление о жизни внешнего мира. Но это произошло позже, ключ от кабинета с видеоаппаратурой она стащила, когда ей исполнилось тринадцать. А тогда, стоя на шаг позади мамы в «зале приветствий» с белыми стенами, высокими окнами и портретом президента в позолоченной раме, она думала только о том, что жизнь – не очень приятная штука, особенно по воскресеньям. Ей казалось, что человек в кресле никого не любит, и она его тоже не любила.
Случалось, что отец назначал наказания ей – за плохую отметку, за небрежно заправленную постель, за то, что сломя голову носилась по коридору (бегать можно мальчикам, а не девочкам!), за пятно грязи на пальтишке для прогулок и т. п. Тина терпела удары, стиснув зубы, а потом, забившись в какой-нибудь темный угол, подробно, во всех деталях представляла, как расправляется с теми, кто ее бил. Например, как она берет нож и втыкает его в горло служанке, которая отстегала ее плетью. Или как сидит за пультом аэрокара и на бреющем, над самой землей, полете сбивает лакея, по приказу отца оттаскавшего ее за ухо – «за то, что невнимательно слушала госпожу учительницу на уроке хороших манер и получила замечание». Эти кровавые фантазии помогли ей пережить детство и не сломаться. Сейчас, будучи взрослым человеком, Тина сознавала, что определенный запас жестокости в ее душе с той поры остался – так же, как на теле человека, переболевшего шиайтианской серой оспой, остаются после выздоровления глубокие рубцы. Иногда, в драках, это прорывалось наружу (недаром ведь Хогерт Тейкаб увязался за ней после стычки с хулиганами в Кеодосе). В остальное время она старалась держать себя под контролем, и это ей удавалось – раз даже силарские тесты не выявили у нее никаких антисоциальных наклонностей.
Отца Тина в своем воображении ни разу не убивала. Вместо этого она просто уходила от него – молча, не оглядываясь, забрав с собой маму.
В маминой комнате, забитой флаконами и коробочками с лекарствами, сувенирными ковриками, объемными пейзажами в блестящих рамках, засохшими букетиками цветов, всегда было тепло и душно – та боялась сквозняков и не позволяла служанке проветривать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});