«Мадам» Мари и ее девицы были в восторге от маленькой Эдит. «Ребенок в доме — это к счастью!» — считали они. Им с трудом удалось отмыть ее от грязи, и тут выяснилось, что у девочки катаракта — она ничего не видит. Малышка оставалась слепой в течение трех лет, и все это время ее новая большая семья не теряла надежды на ее выздоровление. Сначала Эдит возили по врачам, а потом одной из девиц пришла в голову мысль съездить на богомолье к Святой Терезе в Лизье.
Праздник Успения Богородицы 15 августа 1921 г. все девицы во главе с «мадам» провели в соборе, где они молились о здоровье их любимицы. И чудо произошло. Через неделю после посещения Святой Терезы ребенок прозрел. Потрясение было настолько велико, что «заведение» во второй раз закрыли на целый день и закатили пир без мужчин, но с шампанским.
Так Эдит обрела зрение, но вскоре лишилась уютного дома, где ее все очень любили. Не дав девочке проучиться в школе и года, под давлением кюре и «приличной» общественности Луи Гассион был вынужден забрать ее из «неприличного дома». С восьми до четырнадцати лет он таскал за собой Эдит по кабачкам и бистро, по городским улицам и деревенским площадям — война окончилась, и он снова стал уличным акробатом. Позже Эдит говорила: «Я столько исходила с папой дорог, что у меня ноги должны были бы стереться до самых колен».
Ее работа заключалась в сборе денег. «Улыбайся, — учил отец, — тогда больше дадут». Уже тогда Эдит пробовала петь перед завсегдатаями кафе, что гарантировало Луи ежедневную выпивку. Он давно отказался от мысли сделать из нее гимнастку: «У этой девочки все в горле и ничего в руках!» — говаривал он. Первый раз Эдит спела на улице, когда ей было девять лет. Песенка, с которой она дебютировала, называлась «Я потаскушка».
В пятнадцатилетием возрасте Эдит надоело бесплатно работать на отца и терпеть его подружек, постоянно сменяющих друг друга. Она пробовала разносить молоко, мыла полы и понимала, что это все не для нее — она мечтала петь на улице. Но для того, чтобы не выглядеть в глазах прохожих обыкновенной попрошайкой, нужно было найти аккомпаниатора. Как-то раз Эдит встретила музыканта-самоучку по имени Раймон, с которым она некоторое время выступала в солдатских казармах и на площадях.
Скоро она стала петь самостоятельно, а потом уговорила свою сводную сестру Симону Берто уйти от пропойцы-матери и работать вместе. Ко времени их встречи Эдит уже знала множество мужчин. Первого она не помнила, о втором могла сказать только то, что он научил ее играть на банджо и мандолине. Вокруг нее всегда крутились мужчины, но больше всего уличной певице нравились солдаты Иностранного легиона, колониальных войск и моряки: «Если на тебя смотрит парень, ты уже не пустое место, ты существуешь. С ними можно и похохотать и побеситься, солдаты — легкий народ».
Однажды вечером в 1932 г. в бистро возле форта Роменвиль Эдит встретила своего Малыша — светловолосого паренька Луи Дюпона, который был на год ее старше. Несмотря на то что у Эдит было множество поклонников в близлежащей казарме, Луи стал ее первой настоящей любовью. С того вечера она начала жить вместе с Малышом под одной крышей, потому что он был первым, кто ей это предложил. О женитьбе вопрос не стоял, но уже через два месяца Эдит забеременела.
Будущий папаша ревновал свою подружку и частенько поколачивал. Их взгляды на жизнь были диаметрально противоположны — Эдит рвалась на улицу, а он хотел, чтобы она сидела дома. Даже рождение их дочери Сесель не смогло изменить ситуацию: Эдит снова стала петь на улицах, поздно возвращалась домой, что приводило к частым ссорам и дракам, которые заканчивались в полицейском участке. Долго так не могло продолжаться. Окончательно они расстались после того, как Эдит устроилась на работу в кабаре «Жуан-ле-Пэн» на улице Пигаль — в самом центре парижского «дна».
Ее новыми друзьями стали проститутки, грабители, сутенеры, торговцы краденым, шулера. Постоянного дома у нее теперь не было — она кочевала из отеля в отель, снимая комнату на ночь, где Сесель могла спокойно спать. Утром Эдит укладывала ее в коляску и целый день возила с собой по городу. Несмотря на такой беспорядочный образ жизни, девочка росла здоровой и веселой. Однажды Малыш выкрал дочку из отеля, надеясь, что Эдит вернется к нему. Но такие номера с ней не проходили — она вычеркнула его из своей жизни.
У Малыша Сесель пробыла недолго: в два с половиной года она заболела менингитом и умерла. Эдит в это время было девятнадцать лет. На похороны не хватало десяти франков, и Эдит в первый раз пошла на бульвар: «Тем хуже… я это сделаю». В номере отеля клиент поинтересовался, зачем она этим занимается. Услышав, что стоявшая перед ним малолетка только что потеряла дочь, он выругался, положил на стол крупную купюру и ушел.
Через несколько дней Эдит уже не вспоминала об умершей дочери — улицы днем, кабаре ночью — жизнь продолжалась как прежде. Однажды в октябре 1935 г. она выступала на Елисейских полях, и здесь на улице Труайон в ее судьбу вмешался случай — ее заметил владелец фешенебельного кабаре «Жернис» Луи Лепле. Исполнение песни Жана Ленуара «Как воробышек» так поразило его, что он тут же предложил уличной певице работу.
Молодой артистке нужно было подобрать звучное сценическое имя. Папашу Лепле осенило: «Ты настоящий парижский воробышек, и лучше всего к тебе подошло бы имя Муано. К сожалению, имя малышки Муано уже занято. Надо найти другое. На парижском жаргоне „муано“ — это „пиаф“. Почему бы тебе не стать Мом Пиаф?» Так с его легкой руки Эдит Гассион стала именоваться Малюткой Пиаф.
Через неделю в кабаре «Жернис», которое посещали аристократы, деятели литературы и искусства, состоялся дебют Пиаф. После первой же песенки раздался шквал аплодисментов. Успех Пиаф превысил все ожидания Лепле: «Порядок. Она их покорила…» Это был самый трудный момент за всю ее карьеру, но до самой смерти она считала его самым прекрасным. Она опьянела от счастья.
С работой все было в порядке, но в личной жизни в это время Эдит просто «сошла с рельс». Это был период бурного увлечения моряками, легионерами и разными проходимцами, которые поджидали ее после концерта у дверей кабаре.
Каждый день, в течение семи месяцев Эдит не жалела на своих дружков заработанных с таким трудом денег — они пропивали все до последнего су. Она была по-своему счастлива: «Любовь — это не вопрос времени, а вопрос количества. Для меня в один день умещается больше любви, чем в десять лет. Мещане растягивают свои чувства. Они расчетливы, скупы, поэтому и становятся богатыми. Они не разводят костра из всех своих дров. Может быть, их система хороша для денег, но для любви не годится».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});