– Я больше никогда не смогу… – прошептал Артур. – Никогда-никогда. Боги, какой ужас.
Леон потряс головой.
Портьера снова зашевелилась, и появился давешний орк-проводник.
– Господин Брюнегольд ждет вас! – пискнул он торжественно и потянул за тайный шнурок. Занавесь вздрогнула и разошлась, как кулиса в театре.
Они вошли в большую залу, где на огромном троне, который более всего напоминал кровать, лежал сам Брюнегольд.
Он был толст, но было заметно, что весь этот жир сидит на крепких мышцах. Кожа орочьего кагана имела легкий зеленый оттенок, губы были полные, кривые, но клыков не наблюдалось. Брюнегольд кутался в шикарный халат красного шелка.
Войдя, Леон поклонился.
Брюнегольд молча сверлил его взглядом.
– Вы очень торопились? Что-то случилось в столице? И где же Отис?
Леон выдержал небольшую паузу.
– Прошу меня простить. Я не могу ответить вам на эти вопросы. Я только гонец. Меня попросили забрать девушку.
– Забрать девушку… – повторил Брюнегольд. – Как интересно. И вам, безусловно, дали какие-то письма? Я же не могу доверить такую красавицу первому встречному.
Он улыбнулся, и Леон увидел, что клыки у полуорка все же есть. Правда, короткие.
– Конечно.
Леон повернулся к Филиппу, открыл седельную сумку. Вынул бумаги и протянул их с поклоном кагану. Тот принял их, вытряхнул из конверта. С удивлением посмотрел на Леона.
– Он вскрыт.
– Возникли трудности. – Леон спокойно посмотрел ему в глаза. – По пути возникли трудности.
– Да, понимаю. Но… Конверт вскрыт.
– Что же с того? Бумаги же в порядке? А бумага – она как золото. Имеет значение не форма, а содержание. Письма перед вами.
Он снял с плеча Филиппа сумку, подошел к трону-кровати Брюнегольда и бухнул суму на пол.
– Золото тоже.
Филипп и Артур переглянулись.
Каган большим пальцем ноги откинул клапан сумы, заглянул внутрь.
– Может быть, вы правы. – Он замялся. – Как вас звать?..
– Гонец. Который привез вам золото и соответствующие бумаги.
– Конечно, привез. Как и было оговорено. Это меня не удивляет. Но другое… – Брюнегольд постучал бумагами по ладони. – Что, если следом за вами ко мне приедет еще один гонец. Но уже не один. А, предположим, с сотней другой гвардейцев и инквизитором в придачу. Боюсь, что этого золота и каких-то бумаг мне не хватит.
– Тогда, – Леон достал из внутреннего кармана заранее заготовленную бумагу, – покажите им это.
Каган взял конверт. Обратил внимание на то, что он запечатан. Приподнял бровь. И, немного поколебавшись, длинным ногтем вспорол бумагу. Вынув письмо, он быстро пробежал его глазами и, уткнувшись взглядом в печати, рывком поднялся на ноги!
В зале стало очень тихо.
Наконец Брюнегольд взял себя в руки.
Он сложил новое письмо и положил его рядом со старым.
Потом дернул шнурок, что болтался у трона. Где-то глухо брякнул колокольчик. Тотчас из-за занавески показался все тот же орк.
– Проводи наших гостей. Они покидают наш гостеприимный город. За воротами их должна ждать девушка.
Орк кивнул.
Брюнегольд откинулся на кровать и принялся чесаться, будто в зале никого уже и не было.
Леон снова поклонился и вышел.
Глава 38
Ее звали Марта Ее мать была из эльфов. Лесовичка, как говорили в тех краях, где когда-то жил Леон. И теперь он это хорошо видел. В той девочке, что когда-то назвала его своим рыцарем, человеческого было больше. Но она выросла. И стала совсем не похожа на себя прежнюю.
Тогда, на улицах ночного города, в тревоге и суете, это было не так отчетливо видно. Леон признал ее, но не смог уловить разницы. Теперь же он имел возможность рассмотреть ее в деталях.
Брюнегольд сдержал слово. Когда они покинули город, их действительно ждала девушка в окружении стражи и лошадь. Леон уже было приготовился к сложностями, но солдаты расступились, Марта подошла к Леону.
– Вы приехали за мной? – Ее голос был холоден.
– Да. Я от… – Леон замялся. – От Тристана Лакруа.
Она кивнула и легко вскочила в седло. Светлые волосы рассыпались по плечам. Требовательно посмотрела на него.
Леон понял, что Марта не узнает его. Что, конечно, неудивительно. Сколько лет было ей тогда?..
А в самом деле сколько? Эльфы живут долго. Они медленно взрослеют. Медленно старятся. Сколько лет прожила эта девочка, прежде чем встретить его?
Что он вообще о ней знает?
Леон почувствовал себя обманутым. И одновременно с этим он ощутил глубокое облегчение. Она не помнила его. А сам Леон не мог разобраться в своих чувствах. Где-то в глубине души он вдруг ощутил едва ли не ненависть. К ней? К себе? Странная, непонятная смесь чувств завладела его душой.
Стражники нагло ухмылялись. И Леону почему-то показалось, что смеются они над ним. Над его растерянностью, что проявилась перед лицом той, которую он так искал…
– Что лыбишься! Смирно стоять! – неожиданно резко, зло рыкнул он в лицо солдату. Тот отшатнулся, побледнел.
Леон вскочил в седло. Осмотрелся.
Отметил про себя бледное лицо Филиппа.
Что-то было не так. Что?
У дороги в пыли сидел ребенок. Та самая девочка-бродяжка, из-за которой вышел сыр-бор у ворот. Девочка была одна.
– Где остальные?
Стражник пожал плечами.
– Не могу знать. Ушли.
– А она что же?
– Не могу знать. – На зеленой морде начала проявляться все та же усмешечка, от которой Леона уже трясло. Животная усмешечка, гнусненькая.
Чтобы не сорваться, он отвернулся. Сжал зубы.
– Чего мы ждем? – поинтересовалась Марта.
– Ничего… – холодно буркнул Леон. – Просто…
– Что?
– Просто в Империи не бывает бездомных, – сказал Леон тихо. Подъехал к девочке.
Та размазывала слезы по чумазому лицу, подогнув под себя ноги каким-то особенным манером, как умеют только дети. В дорожной пыли были заметны следы крови. Леон обернулся, но отряд стражников уже втягивался в ворота. Спрашивать было не с кого. Да и его ли это дело?
Он пожалел девочку. А теперь она, видимо, уже сирота. Униженная стража сорвалась на нищих. Где и в какой канаве валяются ее порубленные родичи? Может быть, проскачи он тогда мимо, не сунься со своими суждениями в чужой и непонятный ему мир, все было бы иначе? Ее родители были бы живы и все так же копошились бы в придорожной грязи. Выпрашивали бы милостыньку и были бы счастливы своим нелепым, уродливым счастьем? Этот вопрос показался Леону частью другого, большего, сложного вопроса, на который он мучительно искал ответ все время. Действительно ли то, что за паладином всегда идет смерть? Или нет?..
– Чего мы ждем? – снова спросила Марта. Лошадь под ней нетерпеливо гарцевала.
Девочка перестала плакать и теперь смотрела на Леона, широко раскрыв глаза.
Паладин следует своему долгу.
Потому что именно это делает его паладином.
Это всегда ставит его перед выбором.
Леон нагнулся, сгреб ребенка за одежду. Девочка взвизгнула, взлетая в воздух. Леон посадил ее перед собой, и она что было сил вцепилась лошади в гриву.
– Двинулись…
Он пришпорил лошадь и выехал вперед.
Рядом оказался Филипп.
– Припасы надо пополнить, – сказал он вполголоса.
– По дороге что-нибудь сообразим. Пойдем на Гретхен. А там к реке и сплавимся аж до самого Фервала. Гретхен на притоке стоит. Там с этим проблем не будет. Снова через степь не пойдем. И так едва добрались.
– Это точно. Может, Артура вперед пошлем? Подстрелит чего-нибудь.
– Или кого-нибудь… – вздохнул Леон. – Тревожно мне…
– Почему?
– Потому что будет очень хорошо, если мы в пути где-нибудь пропадем. Я думаю, у кого-то с плеч гора упадет. Я, конечно, постарался снять все вопросы, но.
– Кстати. – Филипп оживился. – А золото-то откуда?! Бумажки эти я там понимаю, а вот золото?
Леон усмехнулся.
– Оттуда, откуда и бумажки. Тот отряд, что шел перед нами, не мог навалиться на нас гуртом. Не потому что слаб был. Три мага уделали бы нас как котят даже без бандитов. А потому что с ним был такой груз, каким обычно не рискуют. Деньги Брюнегольду и бумаги. Важные бумажки. Ценные. Я их внимательно почитал, прежде чем отдать. Потому наш маг своими коллегами пожертвовал без зазрения совести. Ему важно было нас просто задержать, при удачном стечении обстоятельств, убить, но все списать на естественные причины. Пожар устроить или, там, в реке утопить. Повезло еще, что колдуны были ученики.