и добавил: — Мне нравился Картаретт!
— Он мог вам нравиться, а его жену вы любили?
— «Любил», — повторил Сайс, густо покраснев. — Что за слово!
— Хорошо, давайте зайдем с другой стороны. Она вас любила?
— Послушайте, вы что, считаете, что она меня подбила… или что я ее подбил или что-то в этом роде? Тоже мне — нашли Томпсон и Байуотерса![20] — не на шутку разозлился капитан Сайс.
— Интересно, а почему вы вдруг о них вспомнили? Потому что он тоже был моряком, а она, бедняжка, — неверной женой?
— Еще пара таких замечаний, и я точно пошлю за адвокатом!
— С вами трудно! — констатировал Аллейн, сохраняя спокойствие. — А вы можете дать нам одежду, в которой были вчера вечером?
— Зачем она вам?
— Ну, хотя бы для того, чтобы посмотреть, нет ли на ней крови Картаретта.
— Что за чушь!
— Так можете?
— Она, черт побери, и сейчас на мне!
— А вы не могли бы переодеться?
Капитан Сайс устремил взгляд своих голубых, с красными прожилками, глаз куда-то за горизонт и ответил:
— Как скажете.
— Благодарю вас. Вижу, что на время приступа люмбаго вы превратили гостиную в спальню. Так, может, вы переоденетесь в халат и шлепанцы?
Сайс так и сделал. От него попахивало виски, руки немного дрожали, но переоделся он с ловкостью бывалого моряка. Собрав снятые вещи в кучу, он перетянул их веревкой, завязал узел и передал Фоксу, который написал расписку.
Сайс резким движением затянул пояс на халате.
— Люмбаго больше не беспокоит? — участливо поинтересовался Аллейн.
Сайс не ответил.
— Почему бы вам все не рассказать? — предложил Аллейн. — Вы же сами отлично понимаете, что я все равно докопаюсь. Какого черта вы разыграли вчера приступ люмбаго? Из-за дамы?
Было бы неверно сказать, что при этом вопросе капитан Сайс покраснел, поскольку за время беседы его лицо и так приобрело бурый цвет, но сейчас оно потемнело еще больше.
— Так в чем была причина? — не унимался Аллейн. Фокс водрузил тюк с одеждой на стол.
— Я знаю, каково это, — бессвязно начал Сайс, показав рукой на Хаммер-Фарм. — Одна как перст в целом мире. Бедная Китти! Наверное, ей хотелось на кого-то опереться. Что вполне естественно. Вы видели эту пьесу? Ее поставили год или два назад. Я не любитель мелодрам, но там уж больно все правдиво. А в конце героиня выбрасывается из окна и сводит счеты с жизнью. Жаль ее!
— Вы имеете в виду «Вторую миссис Тенкерей»?[21]
— Ее самую. И лучше бы к ней относились по-другому, а то кончится тем же самым. Одиночество. Оно мне знакомо!
Его взгляд остановился на буфете в углу.
— И как тут быть? — Он посмотрел на столик с бокалом. — Предлагать выпить вам все равно бесполезно, — пробормотал он.
— Что верно, то верно!
— Что ж, — произнес он и, пробурчав что-то похожее на «Будем!» — опрокинул содержимое бокала в рот. — Вообще-то я собираюсь завязать с выпивкой, — пояснил он.
— «Это вполне безобидное и ручное создание, если правильно с ним обращаться», — процитировал Аллейн.
— И нет ничего предосудительного в том, чтобы дать ему волю, — неожиданно подхватил Сайс, — но только чем это чревато? Превращением в «мерзкого подонка и отъявленного лжеца».
— Справедливо. Но только мы обсуждаем не Яго и спиртное, а вас и люмбаго. Зачем…
— Ладно. Повторять нет нужды. Я просто думаю, как лучше ответить.
Он подошел к буфету в углу и вернулся с початой бутылкой виски.
— Мне нужно подумать. Вопрос чертовски щекотливый, — пояснил он, наливая себе солидную порцию.
— В таком случае, может, лучше обойтись без горячительного?
— Считаете?
— Это она так считает, — ответил Аллейн, демонстрируя свое непревзойденное умение огорошить собеседника.
— Вы о ком? — вскричал капитан Сайс в ужасе и сделал большой глоток.
— О мисс Кеттл.
— И что она?
— Она бы не одобрила, сэр.
— Она знает, что надо сделать, чтобы меня остановить, — пробормотал он. — А может, и нет. Но я ей не скажу, — добавил Сайс неожиданно низким голосом. — Я ей ни за что не скажу. Ни за что на свете!
— Боюсь, что вы действительно переборщили.
— Больше не стану начинать так рано. Впредь буду дожидаться, пока солнце не окажется над нок-реей. Я уже дал обещание.
— Мисс Кеттл?
— Кому же еще? — важно произнес Сайс. — А что?
— Отличная идея! — одобрил Аллейн и добавил как бы невзначай: — Так это, случайно, не из-за мисс Кеттл вы разыграли вчера вечером приступ люмбаго?
— А из-за кого же еще? — отреагировал Сайс, как будто у него заклинило передачу. — А что?
— А она знает?
Фокс пробурчал что-то нечленораздельное, а Сайс ответил:
— Мы слегка повздорили.
— Из-за люмбаго? — предположил Аллейн.
— Да нет же! Из-за этого. — Он показал на бокал. — Вот я и дал обещание. Начиная с завтрашнего дня. Нок-рея.
Аллейн в мгновение ока выхватил из сумки стрелу и сунул ее под нос Сайсу:
— А что скажете об этом?
— Стрела моя. Вы сами ее забрали.
— Нет. Это другая стрела. Ее нашли на Нижнем лугу у подножия холма. Если приглядитесь, то сами увидите разницу.
Аллейн сорвал лоскут с наконечника.
— Смотрите!
Сайс изумленно уставился на стрелу.
— Это кровь! — констатировал он.
— Похоже на то. А чья это кровь? Чья?
Сайс машинально провел рукой по редеющим волосам и ответил:
— Кошки.
4
По его словам, этой стрелой он нечаянно лишил жизни мать Томазины Твитчетт пару-тройку недель назад. Он сам обнаружил ее тело и, расстроившись, зашвырнул стрелу в ближайшие кусты. А потом отнес убитую кошку мистеру Финну, который отказался принять извинения, и они «повздорили», как он снова выразился.
Аллейн поинтересовался, не считал ли капитан опасным выпускать стрелы наугад в соседские угодья. Ответ был путаным и сбивчивым. Аллейн скорее догадался, чем понял из бессвязных объяснений Сайса, что между точностью стрельбы капитана и невоздержанностью в спиртном имелась прямая зависимость. После этого капитан замкнулся, и выжать из него что-нибудь еще не представлялось возможным.
— Судя по всему, — заметил Аллейн, когда они отъехали от дома Сайса, — напившись, капитан начинает воображать себя купидоном и мечет стрелы направо и налево, совершенно не задумываясь о том, кого они могут поразить. Опасная штука, но соседи, думаю, уже свыклись с этим и научились проявлять осторожность.
— Боюсь, — мрачно заметил Фокс, — мисс Кеттл питает напрасные иллюзии насчет своей способности изменить капитана к лучшему.
— Мой дорогой Фокс, вы даже не представляете, на какое самопожертвование способна женщина.
— С другой стороны, — уныло продолжил Фокс, — в определенном смысле такова ее профессия. И от этого никуда не деться.
— А вот мне кажется, что