– Но останемся жить здесь, Клава, – сказал Рыскаль.
– Я понимаю, Игореша. Хорошо бы только поменяться повыше. Есть же пустые наверху, – робко попросила она. – А здесь Правление останется.
Рыскаль помолчал. Клава поняла, что он не хочет бросать даже малейшей тени на свое решение.
– Вообще, можно и здесь. В штабе спальню устроим, а эту комнату под гостиную, – рассудила Клава.
Игорь Сергеевич по-прежнему хранил насупленное молчание.
– Хочешь штаб оставить? – вздохнув, догадалась она.
– Хочу, – кивнул майор.
– Зачем он тебе? Без должности? Пускай Светозар Петрович суетится. Он председатель…
– Надо так, Клава. Поглядим, как оно будет.
Рыскаль не хотел признаваться даже жене, что, отказываясь от официальной должности милицейского начальника кооператива, он лелеет в мыслях остаться его главой. Несмотря на разброд среди кооператоров, многочисленные отъезды, пьянство в притонах, он никак не мог отказаться от мечты об устройстве порядка и воцарении счастья в кооперативе. Он желал быть избранным демократично, чтобы его решения перестали восприниматься массой как милицейские меры, чтобы люди, наконец, поняли, что движет им не служебное рвение, а искренняя вера в них же самих.
К чести Игоря Сергеевича, следует сказать, что он не пытался разжалобить членов Правления и никак не намекал им на свое сокровенное желание, а вынес вопрос на заседание расширенного состава, уже имея в кармане пенсионные документы.
В своей всегдашней манере, делово и буднично, ровным глуховатым голосом Рыскаль объявил, что отныне он перестает быть должностным лицом и становится рядовым кооператором, для чего необходимо выполнить соответствующие формальности.
Сообщение майора было как гром среди ясного неба. Все вдруг почувствовали, что рухнула опора – нечто похожее на отрыв дома от фундамента, – и принялись бурно выражать чувства.
– Как вы могли не посоветоваться с нами, Игорь Сергеевич?! – возмущенно воскликнула Светозара Петровна.
– Зачем же так… – растерянно пробормотал Светик.
– Дисциплина упадет, я вас предупреждаю, – заявил Файнштейн.
– А канализация? Кто нам канализацию доделает?! – напирал Серенков.
– Товарищи, решение принято. От должности я освобожден. Давайте думать о будущем, – сказал Рыскаль.
Все на минуту притихли, прикидывая варианты.
– Товарищи, а как же быть со служебной площадью? Я имею в виду квартиру Правления, – вкрадчиво вступила Клара Семеновна.
Головы повернулись к ней. Вопрос показался актуальным.
– Мы вас не гоним, Игорь Сергеевич, – зарделась Завадовская. – Но поймите сами…
– Помещение штаба останется за Правлением, – стараясь не выдать волнения, произнес Рыскаль.
– В вашей квартире?! Но… вы же не член Правления! – мягко, с сочувствием нанес укол Файнштейн.
В штабе наступила неловкая тишина. Члены Правления избегали смотреть на майора. Игорю Сергеевичу стало горько. Он сидел под портретом Дзержинского, поглаживая свое «воронье крыло», и мысли о людской неблагодарности невольно закрадывались ему в душу. Томительную паузу прервал Ментихин.
– Я думаю, мы можем себе позволить… э-э… расширить состав Правления. Кооптируем в него еще двух человек, скажем, Игоря Сергеевича и Спиридонова. Ему давно пора быть с ними как воспитателю молодежи.
– Правильно! – воскликнула Светозара Петровна.
– Вы согласны, Игорь Сергеевич? – обратился Ментихин к майору.
Игорь Сергеевич молча кивнул. Комок обиды застрял в груди.
– Вот и прекрасно, товарищи! – просияла Светозара Петровна. – Штаб остается за нами, введем график дежурств, чтобы не обременять товарища Рыскаля…
– Ну, вы даете… – изумленно и тихо протянула Вера Малинина, дотоле молча сидевшая в углу. – Выходит, здрасьте – до свиданья, товарищ майор? Не по-людски!
– Что вы предлагаете? – тут же возник Файнштейн.
– Ничего не предлагаю. Для нас-то что изменилось? Должность упразднили? – начала горячиться Вера. – Так они ее у себя в милиции упразднили. А мы оставим! Кто нас из дерьма вытащил? Забыли?
– Но у нас есть председатель Правления, – Завадовская указала на Ментихина. – Кем же будет Игорь Сергеевич?
– Кем был, тем и будет! – отрезала Вера. – Хозяином!
– Ну, это не формулировка… – протянул Файнштейн.
– Товарищи, я ставлю вопрос на голосование, – поспешно произнес Светозар Петрович. – Кто за то, чтобы кооптировать в состав Правления товарищей Рыскаля и Спиридонова?
Все, кроме Веры и майора, подняли руки.
– Кто против?
– Я против! – Вера встала. – Я на общее собрание вопрос вынесу! Рыскаль должен быть главным! Называйте его должность как хотите. Пускай председателем будет. Вот и все.
– Несерьезно, Верочка, – обернулась к ней Ментихина. – Общее собрание у нас по плану только после Нового года…
– Тогда проведем опрос жильцов, – не сдавалась Вера.
– Вы хотите сказать – референдум? – тонко поправил Файнштейн.
– Не надо, товарищи… – поморщился Рыскаль.
– А чего? Давайте опрос! – оживился Серенков. – Голосовать надо, – твердо сказала Вера.
– Ну что ж… – Ментихин всем своим видом показал, что бессилен бороться с формализмом. – Давайте проголосуем. Кто за то, чтобы провести среди членов кооператива опрос о… о чем бишь? Как сформулировать?
– О переизбрании председателя Правления. И выставить две кандидатуры – вас и Рыскаля, – спокойно сформулировала Вера.
– Что ж… Пусть так… – упавшим голосом произнес Ментихин.
– Голосуют только члены Правления, – предупредила Вера, заметив блеск в глазах Клары Семеновны.
Ментихин лишь воздел глаза к потолку. Вера и Серенков подняли руки.
– Кто против?
Поднялось тоже две руки – Ментихиной и Файнштейна. Игорь Сергеевич и Светозар Петрович, естественно, от голосования воздержались.
– Как видите, голоса разделились. Что будем делать? – спросил председатель.
– А Спиридонов? Мы же его кооптировали? Вера гнула свою линию с неожиданным упорством.
– Где же мы возьмем Спиридонова? – развел руками Файнштейн.
– А вы сходите за ним. Он наверняка в клубе. Файнштейн надменно дернул бородой, но все же вышел. В штабе опять наступила мертвая тишина. Члены Правления сидели красные, разгоряченные неожиданной битвой за власть.
Файнштейн вернулся через пять минут. За ним в штаб вдвинулась высокая статная фигура Николая Ивановича.
– Вы в курсе того… – начал Ментихин, но Спиридонов прервал его движением руки.
– Знаю. Я за опрос.
– В таком случае я попрошу руководителей групп взаимопомощи подготовить бюллетени и урны для голосования, – сухо закончил заседание Светозар Петрович.
Голосование провели тем же вечером. Руководители групп взаимопомощи с импровизированными урнами, которыми служили баночки из-под растворимого кофе, обошли квартиры своих подъездов. В каждой ответственному квартиросъемщику предлагалось написать на бумажке одну из двух фамилий и опустить в урну. Заняло это около двух часов.
К полуночи в штабе вновь собралось Правление. Баночки были поставлены на стол Игоря Сергеевича. Рыскаль старался скрыть волнение. Когда же он посмотрел на старика Ментихина, то увидел, как резко обозначились склеротические жилки у того на щеках, как мелко дрожат пальцы. «Что же это? Стоит ли того?» – с тоской подумал майор, но отступать было поздно. Файнштейн открыл первую баночку и вынул бумажку.
– Ментихин, – прочитал он.
Завадовская, выполнявшая обязанности секретаря, поставила палочку на листе с фамилией председателя.
– Рыскаль… Рыскаль… Ментихин… – читал Файнштейн бесстрастным голосом.
Клара Семеновна исправно ставила палочки.
– «Нам, татарам, один…» – прочел Файнштейн, поперхнувшись.
– Что? – вскинулась Завадовская.
– Бюллетень недействителен, – поправился Файнштейн.
Подсчет голосов показал: Рыскаль получил голоса ста семидесяти пайщиков, Ментихин – восьмидесяти трех; двадцать семь бюллетеней оказались недействительными, в семи квартирах голосование не проводилось, ввиду отсутствия жильцов.
Файнштейн подчеркнуто официально зачитал итоги и повернулся к Рыскалю.
– Поздравляю вас, Игорь Сергеевич…
Майор отвернулся к углу, где стоял несгораемый шкаф. Члены Правления услышали странные звуки, похожие на кашель.
– Народ – он знает… – удовлетворенно проговорила Вера.
Минута слабости длилась недолго. Игорь Сергеевич обернулся к столу, где высоким ворохом навалены были мятые бюллетени, и, оперевшись костяшками пальцев на край, сказал:
– Благодарю за доверие. Заседание Правления назначаю на завтра, в девятнадцать ноль-ноль.
Таким образом в нашем кооперативе произошла смена власти с военной на гражданскую при том, что власть не изменилась.
Не успели члены Правления осознать происшедшее, как на пороге штаба показалась взлохмаченная старуха с блуждающими глазами. Это была соседка Ментихиных – Сарра Моисеевна.